Сага о Годрланде - Наталья Викторовна Бутырская Страница 20

Еще мы походили к жрецам. И вот тогда я убедился в правоте Тулле.

В главный сольхус, что с золотой крышей, мы даже соваться не стали, знали, что туда пускают лишь всяких ярлов да сарапов. А вот в сольхусы поменьше, коих понатыкано по всему Гульборгу видимо-невидимо, вход был открыт всем. Ни один солнечный жрец не увидал ничего особенного в Живодере! Эти бритоголовые любезно встречали иноземных воинов, то бишь нас, рассказывали про своего бога и почти всегда предлагали присоединиться к войску Набианора, мол, там и плата хороша, и рун много получим, и славу-почет тоже. Я как-то ради смеха спросил, возьмут ли нас к Солнцезарным, так жреца аж перекосило. Он залепетал, что Солнцезарные — это лучшие воины, все хускарлы-хельты с чудесными способностями, дарованными пророком света, к тому же они все эти… раальнаби, то есть видевшие пророка и говорившие с ним. И попасть к Солнцезарным — это огромная честь, которой удостаиваются лишь доказавшие свою веру.

Ну да, видать, Волк на арене всё уже доказал.

Были в Гульборге и другие жрецы, не солнечные, только они прятались по укромным местам. Некоторые сбежали из города, другие сняли жреческие одежды и тихо работали гончарами да пекарями, вспоминая о своих богах лишь в особые дни, третьи забились в глубину трущоб и проводили свои ритуалы перед крысами и проверенными людьми. Хотя сарапы вроде бы и не запрещали молиться своим богам, но когда они только захватили город, то все божьи дома вычистили и посвятили Солнцу, а жрецов поубивали. Мы узнали, что в первый год сарапские воины не гнушались вламываться в чужие дома, и если там не находили священный круг, забирали все монеты, всю серебряную утварь, уводили молоденьких девиц, чтобы потешиться, а парней — в войско. И уже через несколько месяцев весь город принял новую веру. Так было безопаснее.

Потому мы и не могли отыскать жрецов иных богов.

Нам не доверяли. Нас не знали. Нас боялись.

Глава 7

Очередным утром я проснулся от громкой брани. Лундвар вопил что-то о подлых фаграх, ему вторил бубнеж Свистуна, прорывался высокий голос Рыси. Хальфсен пытался успокоить ульверов, но его никто не слушал.

Надо пойти разобраться, в чем там дело, но вставать лень. Явно же ничего страшного, иначе бы меня разбудили.

Безднов город! Ночью не уснуть, пока нагревшийся камень не остынет, а утром не подняться. Немудрено, что фагры утратили и дух, и свободу, и честь. Жара вытапливала из людей храбрость и боевую ярость.

Разозлившись на самого себя, я вскочил, натянул штаны и пошел на крики.

— Кай! — едва завидев меня, закричал Отчаянный. — Глянь, чем рабы нас нынче потчуют! Я сразу понял, что этот калека нас ни во что не ставит. Поди, себе прибрал монеты, а нам объедки швырнул, как свиньям!

Я глянул на стол, куда трэли с утра приносили готовые блюда. Таких разносолов, как в доме Жирных, у нас никогда и не было, ели каши с мясом, жареную рыбу, бобы, политую маслом свеклу, белый хлеб. Но сейчас там стоял котелок с вареным просом, рядом кувшин с оливковым маслом и ломти черного, самого дешевого хлеба с отрубями.

— Ты лучше вот это попробуй!

Лундвар пихнул мне в руки кувшин с вином. Я отхлебнул и скривился: вода. Если туда и налили вино, то самую малость, для цвета, да и вода сама попахивала затхлостью.

Лавр кинулся мне в ноги и затараторил на своем фагрском, Хальфсен пытался пересказать, но из-за воплей Отчаянного я ничего не мог разобрать.

— Цыц! — рявкнул я. — Лундвар, умолкни! Хальфсен, что там Лавр верещит?

— Говорит, что припасы, что были в доме, закончились. Он уже три раза ходил к Жирным за деньгами, но те дали совсем немного. Вот он и купил самой дешевой снеди, чтоб накормить нас. Клянется, что не взял себе ни монеты, готов показать кладовую и отчитаться за каждый фенгари.

— Что сказал ему Хотевит?

Хальфсен поспрашивал Лавра и сказал:

— Сам он Жирных не видел, его не пустили. Он говорил со старшим из рабов, а тот вроде бы говорил с другим Жирным, не Хотевитом. И монеты давал именно тот, другой.

В последние дни ульверам и так приходилось тяжко. К песчанкам не пойти — деньги-то закончились, по городу без языка и серебра тоже не погулять, да и я не хотел, чтоб парни лишний раз бродили Фомрир знает где. Из всех развлечений осталась лишь охрана «Сокола», и сегодня пришел черед Простодушного и Видарссона. Мои хирдманы были недовольны, злились из-за жары и скуки, а с такой едой и взбелениться недолго.

Тут я вспомнил слова Болли и Стейна. Они говорили, что в договорах с фаграми надо продумывать все мелочи, иначе хитрые ублюдки вывернут всё в свою пользу. Мы с Хотевитом решили, что кормежка за его счет, но чем именно нас будут потчевать — не говорили. Значит, живичская мразь захотела нажиться на нас!

Видать, пришло время побеседовать с Хотевитом! Поспрашивать, когда он думает вернуть долг и давно ли ему не разбивали лицо.

— Лавр, за мной! Хальфсен тоже, — бросил я и пошел к выходу.

— Кай, — окликнул Коршун. — Охолони! Это Отчаянному можно шуметь почем зря, а хёвдингу такое не с руки. Подумай, а не нарочно ли Жирные так сделали?

Я отмахнулся. Нарочно ли, не нарочно, но это уж больно походило на оскорбление. На неуважение к нам. Мы разве подаяние клянчим у Жирных? Разве мы — нищие, что на коленях выпрашивают корку хлеба? Кажется, Хотевит забыл, как мы здесь оказались и по чьей вине! Как получил свою Дагну, так выкинул нас из головы? Ничего, я сейчас ему напомню!

Едва я открыл дверь, как чуть не столкнулся с человеком, стоящим у нашего порога.

— С дороги! — рыкнул я и поспешил дальше.

Вслед за мной вышли Лавр, Хальфсен и Рысь.

— Прошу прощения, вы норды, что ищут найма?

Я отошел на десяток шагов, когда сообразил, что вопрос мне понятен и без толмача. Остановился, подумал чуток и вернулся к нежданному гостю.

— Ты кто?

Плавные черты лица, совиные черные глаза, прямой нос,