Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы Страница 2

Я остаюсь во всём Вашим покорным слугой и если потребуется, могу предоставить дальнейшие пояснения по поводу психической патологии Кая Зулэйна в любое удобное для Вас время.

Беллан Тортега,

ассистент-нейрофизик 343208543.

Антоний, поступи так, как говорит этот слащавый хирургеончик.

Вышвырни Зулэйна обратно в Город Прозрения.

Пусть это станет их проблемой, а не нашей.

В.

Охотники приходят за ними в предрассветный час.

Нагасена проверяет свою винтовку, хоть и знает, что она абсолютно исправна. В такой день, как сегодня, он нуждается в умиротворяющем ощущении того, что всё идёт своим чередом. Слишком много подданных их недавно возникшего Империума суетится вокруг, не удосужившись удостовериться в собственной готовности. Девиз Нагасены – правдивость и порядок, ибо они дают ту основу, из которой проистекает всё остальное. Он постиг это благодаря наставлениям мудрого человека, рождённого в этих краях в давным-давно забытую эпоху.

Это учение сохранилось лишь в виде разрозненных текстов, составленных из поучающих афоризмов и притч, и записанных тайными письменами, известными лишь немногим избранным. Каждый из них передавался от наставника к ученику на протяжении тысяч поколений. Нагасена прожил свой век согласно этим наставлениям, и по его мнению, они прекрасно его направляли. Его жизнь была прожита честно, и он сожалеет лишь о немногих вещах.

Одной из них, думает он, будет сегодняшняя охота.

Он встаёт из позы со скрещенными ногами, в которой сидел, и вешает свою винтовку через плечо. Вокруг поднимаются на ноги солдаты, активизированные его неожиданным движением.

– Пора? – спрашивает Картоно, подавая ему меч с длинным клинком, имеющим лишь едва заметный намёк на кривизну. Это исключительное оружие, которое зачехлено в ножны из лакированного дерева, нефрита и перламутра. Мастер по металлу сработал этот клинок в согласии со строгими спецификациями Нагасены, однако он не острее, не легче и не каким-либо другим образом лучше тех миллионов мечей, чьё производство поставлено на поток в оружейнях Терры. Но он сделан с любовью и вниманием к мелочам, чего никогда не сможет воспроизвести ни одна машина.

Нагасена зовёт его "Сёдзики", что означает "Честность".

Он благодарит Картоно вежливым кивком, и в это время подходит Головко. Он похож на быка и приносит с собой запах ружейной смазки, пота и полировального порошка. В стародавние эпохи предки Нагасены считали бы его варваром, но по нынешним временам, он уважаемый человек. Доспехи у Головко объёмистые и громоздкие, они рассчитаны на то, чтобы устрашать. Примерно также выглядит и его лицо.

Он обходится без приветствий, и при виде Картоно его губы кривятся от инстинктивного отвращения.

– Мы должны были ударить посреди ночи, – начинает он, пока Нагасена продевает свой меч через чёрный кушак, который повязан у него на поясе. – Мы бы застали их врасплох.

– В какое бы время мы ни пришли, это не сыграло бы никакой роли, – говорит Нагасена, приглаживая свои чёрные волосы и размещая их длинный хвост у себя на плече. – Такие люди, как те, на кого мы охотимся, никогда не расслабляются по-настоящему, так что выбрать удобный момент для схватки с ними не удастся в принципе. Как только возьмём первого, – а скорее всего ещё до этого, – остальные мгновенно насторожатся и станут невообразимо опасными.

– У нас три тысячи солдат, – указывает Головко, как будто в подобных случаях всё решается одним числом. – Чёрные Стражи, Оттоманские Янычары, Уланы. Даже благородные и могучие кустодии прислали отделение.

– И тем не менее, этого всё ещё может оказаться недостаточно, – отвечает Нагасена.

– Против тридцати? – спрашивает Головко, но Нагасена уже выкинул его из головы.

Он отворачивается от воинственного генерала и движется через собравшихся солдат, в молчании ожидающих его сигнала. Они нервничают, чувствуют себя не в своей тарелке. Больше всего их шокирует то, что они собираются поднять оружие против тех, кто сражается ради них на далёких от Терры мирах.

Нагасена смотрит вверх, на здание, в котором расквартировано Крестовое Воинство. Местные называют его Командорством. Это величественное строение с вставшими на дыбы золотыми львами, рифлёными колоннами и скульптурами воинов, которое увенчано искрящимся куполом из чёрного мрамора. Высоко над портиком, на фронтоне, написана фреска, украшенная эпическими образами, а главная дорога, ведущая ко входу в здание, вымощена чудовищными плитами, которые содержат названия миров, приведённых к согласию Легионами Астартес.

На этих плитах каждый день вырезают новые строки, и Нагасена гадает о том, что чувствуют эти воины, глядя на всё растущий список побед своих братьев, тогда как сами они остаются на Терре, всё дальше и дальше от кровавого острия границы Империума.

– Ваши приказы, Мастер? – спрашивает Картоно.

Его компаньон не вооружён, но он и без этого смертоносен. Его прежние повелители отточили его мастерство убийцы до такой степени, что он – оружие сам по себе. Многие люди не любят Картоно, будучи даже не в состоянии сформулировать причину, но Нагасена уже давно привык к его обществу. Он озирает солдат, уверенный, что они хорошо укрыты в хитросплетении роскошных авеню и колоннад процессиональных дорог, которые обвивают эту часть Дворца Императора, как драгоценности – шею любимой наложницы.

Три тысячи вооружённых людей ждут от него сигнала к штурму, и Нагасена знает, что когда он его отдаст, многие из них умрут. Может статься, что и все они. Мало какие из проведённых охот доставляли ему удовольствие, но эта в особенности ему не нравится. Ему хотелось бы снова очутиться на своей горной вилле, где его единственными заботами были бы смешивание красок и уход за садом, но его желания и нежелания сейчас не играют никакой роли.

Задание дано, и долг обязывает его подчиниться. И хотя ему не нравится этот приказ, он его понимает.

– Идём со мной, Картоно, – говорит Нагасена, выходя на грандиозную триумфальную аллею. Картоно спешит за ним, удивлённый неожиданным поступком своего мастера. Нагасена слышит голос Головко в бусине вокса у себя в ухе и вытягивает её наружу. Протесты становятся писклявыми и далёкими.

– Теперь они точно узнают о том, что мы идём, – высказывается Картоно, и Нагасена кивает.

– Само твоё присутствие предупредило как минимум одного из них, – говорит он. – Ты в самом деле думаешь, что такая масса вооружённых людей сможет приблизиться к подобному месту, и его обитатели не будут об этом знать?

– Полагаю, что нет, – соглашается Картоно, бросая взгляд через плечо. – Генерал-майор не придёт в восторг. Он устроит нам неприятности.

– Отложим эту проблему на другой день, – говорит Нагасена. – Пока что меня вполне устроит, если мы переживём это утро. Очень похоже на то, что мы здесь поляжем.

Картоно качает головой:

– У вас сегодня фаталистичный настрой.

– Возможно, – говорит Нагасена, пока они поднимаются по первым ступеням Командорства. – Мне не нравится вставать раньше солнца. Я считаю это невежливым.

Картоно прекрасно понимает его состояние. Нагасена устал от охот, но это задание дал ему человек, чьи приказы пришли с самого верха. Он не мог отказаться. Нагасена чувствует прохладу этого дня через свои шёлковые одежды, но не позволяет ей себя отвлечь. Зная, что его доспехи послужат слабой защитой от оружия его добычи, он не стал приказывать Картоно, чтобы тот облачил его в лакированную броню из керамита, прослоенного адамантиевой сеткой.

Наверху, в портике, появляется человек, и Нагасена чувствует, что его сердце начинает стучать немного быстрее. Он высок и широкоплеч, как и ожидается от воина, которого подвергли генетическим улучшениям, чтобы возвести его на высшую ступень физического развития. Но в нём присутствует обаяние, и это неожиданно. Его волосы длиннее, чем у них принято, и собраны на затылке в короткий хвостик, а лицо у него широкое, с характерными плоскими чертами, столь обычными для его собратьев. Нагасена с облегчением видит, что на нём нет брони. Возможно, это знак того, что он вышел не для схватки. На нём красные одежды с каймой цвета слоновой кости, а на его груди покоится нефритовый скарабей в оправе из янтаря.