Шестнадцать способов защиты при осаде - Том Холт Страница 20

Чтобы подняться на крепостной вал, нужно одолеть одну из этих ужасных винтовых лестниц внутри сторожевой башни. С внешней стороны должна была висеть веревка, за которую можно было бы держаться, но ее не было, и ступени казались гладкими, будто отлитыми из стекла. Меня трясло, когда я вышел на яркий белый дневной свет, где какой-то шут гороховый сунул мне под нос лезвие мотыги и рыкнул:

– Кто ты, черт возьми, такой?

– Полегче, – сказал я ему по-алаузски; по цвету волос было понятно, что он из Старой Страны. – Я Орхан, полковник инженерных войск. А этой штукой можно и глаз выколоть.

Он ухмыльнулся и опустил мотыгу. Явно слышал обо мне – я единственный алауз, добившийся в Городе успеха, своего рода знаменитость. Говорят, что я продался, но уверен – говорят беззлобно.

– Проходи.

Я проскользнул мимо него и положил руки на парапет. Никогда не любил большую высоту, что, конечно, проблема в моей сфере деятельности. Я окинул взглядом равнину и увидел нашего врага.

На первый взгляд – вроде бы всё в порядке. Имперская армия, блестящая и аккуратная, – обнадеживающее зрелище на поле брани, если вы – на правильной стороне. Но вот приходит осознание – и в горле встает комок, и в коленках слабеет. Их было несметное количество, и выглядели они так, как и подобает врагу – устрашающе.

Разве что ничего особенного они не делали. Пять рядов стояли при оружии – щиты на земле, копья к небу. Слишком жарко было, чтобы что-то делать, кроме как стоять на месте, когда на тебе надет весь ассортимент скобяной лавки. Позади них довольно много людей в ватниках, но без железа устанавливали палатки, носили туда-сюда припасы, копали отхожие места, разводили костры. До моих ушей доносился далекий перестук молотков – кузнецы подбивали подковы лошадям и чинили заклепки. Очевидно, никто никуда не торопился. Я еще разок огляделся, высматривая признаки того, что мои коллеги по ту сторону стены работают над большими баулами с пиломатериалами, – будь я с ними, давно бы уже строил лестницы, осадные башни и тараны. Насколько я мог судить – ничего подобного. А как же вязание толстых снопов – фашин, как мы их называем, – как же саперные работы, скрежет лопат подрывников у самого основания стен? Где широкие крытые повозки с распорками для пороховых ям? Такое не спрячешь запросто. Опять-таки – не видать.

Они чего-то ждали. Чего-то или кого-то.

Впрочем, этого я не знал наверняка. Но я знал, что нужно делать дальше. Строго говоря, это не моя работа; но у меня было неприятное чувство, что делать ее буду я. Надежда, впрочем, умирает последней – может, все еще есть шанс переложить груз на плечи кому-то еще. То есть…

То есть – да поможет мне Бог – следующим делом придется идти на поклон лично к его императорскому величеству.

Клеменс IV, брат Непобедимого Солнца, регент Неба и Земли, Необоримый, Отец Своей Страны, Царь Царей, неважно. Он провел на троне семнадцать лет, что по меркам правящей верхушки очень даже недурно. В среднем двенадцати лет хватало за глаза, ну и всех тех, кто продержался несколько месяцев и кончил как голова на пике с прекрасным видом на Холмовую улицу, я попросту не считаю. К тому же он был рожден в пурпуре, что много значит для робуров. Практически невозможно предугадать, войдет ли человек, сидящий в Большом Кресле при вашей жизни, в историю как Великий, или Мудрый, или Жестокий, или Старый Скряга, или Безумный. Правящая верхушка хочет, чтобы вы верили, будто он никогда не ошибается и вы живете в наилучшем из времен, но ваши друзья на рынке или в «Собачьем дуэте» уверяют вас же, что император – полоумный выпивоха-извращенец и Империя катится в ад на садовой тележке; ну а то, что вы видите собственными глазами (сияющие новые храмы, могучие многочисленные армии, марширующие на Новый год и Вознесение, заросшие поля, голодающие дети на улице), почти наверняка является нетипичным или единичным случаем или исключением, подтверждающим правило. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что Клеменс хорош, но был бы еще лучше, если бы не промахивался так часто в выборе советников. Ну, я бы хотел верить в такое положение вещей. Хотя мне ли вообще о таком задумываться?

Некоторые факты легко доступны любому, кто умеет читать или слушать, как их ему зачитывают. Клеменсу было сорок шесть лет; у него было два сына, Аудакс и Робуртинус, девятнадцати и пятнадцати лет от роду соответственно, так что наследование престола в его случае было делом вполне решенным. Его супруга, Волумния Молосская – холодная дама, большую часть времени проводившая за молитвами, – была мертва уже десять лет; ходили слухи – как же без них? – о дипломатическом браке либо Клеменса лично, либо отпрыска Аудакса с одной из эхменских принцесс; их всего две: одной пятьдесят шесть, другой – двенадцать, но такие вещи никого не волнуют в кругах власти. Забавно, наверное, быть императором.

Мне нужно было позарез увидеть императора, объяснил я префекту Фаустину, чтобы прояснить ситуацию. Если я остался самым старшим военным офицером в Городе (чего мне страшно не хотелось), мне нужно было подтверждение, или ордер, или что-то в этом роде. Если и был тут кто-то выше меня, я отчаянно хотел услышать о нем и попросить его приказать мне что-нибудь. Итак, как можно это устроить?

Фаустин окаменел.

– Откуда, черт возьми, мне знать? – Он успел почти протрезветь и чувствовал себя не лучшим образом. – Я никогда с ним не встречался.

– Никогда?

– Конечно, никогда, не городи чепухи. Естественно, мы общаемся через посредника.

Я кивнул.

– Прекрасно. И кто этот посредник?

– Камергер.

– Понятно. Значит, веди меня к нему.

Безумная улыбка снова появилась на его лице.

– Он сбежал на первом же корабле. А также Великий Логофет, Главный Паж, Хозяин Гардероба, Глава Палаты и Хранитель Конюшен. Никаких посредников не осталось. Их нет.

У меня начала болеть голова.

– Это невозможно, – сказал я. – Должны же где-то быть…

– Нет. – Фаустин повысил на меня голос – он никогда так не делал прежде. – Ты знаешь, как в этом Городе все устроено: есть иерархия, система, протоколы. Только теперь в них проделали дыру, хоть на телеге проезжай. Мы отрезаны от всего – с таким же успехом император мог оказаться на необитаемом острове. Мы не сумеем с ним связаться