Андрей Буторин - Клин Страница 20

— Александр Александрович, — стал приговаривать он, пожимая каждому из нас руку, а когда представился всем и узнал наши имена и прозвища, добавил: — Иногда меня называют профессором — собственно, это соответствует истине. А лучше зовите, как принято здесь, в Зоне, покороче — Санта.

— Почему? — спросил я. Как я стал за собой замечать, эти «почему» стали из меня вылетать в последнее время не спрашивая на то моего разрешения. Как пятилетний малыш, право слово! Неловко даже перед людьми. И впрямь несмышленышем посчитают!

Однако на сей раз удивился и мой двоюродный братец:

— За что же вас так обидно «сократили»?

— Обидно?.. — заморгал ученый. — Что же тут, простите, обидного?

— Ну, — смутился Сергей, — это же вроде как «святой» в переводе с латыни означает…

— А разве обидно называться святым? — продолжал моргать Александр Александрович. — Правда, я не вполне этого звания достоин… Ха-ха-ха!.. Но неужели у вас не возникает иных ассоциаций?

— Санта Клаус? — усмехнулась Анна.

— Именно!

— У них, — кивнула на нас с братом девчонка, — такой ассоциации возникнуть не может.

— Интересно знать, почему? Выросли — ха-ха-ха! — вдали от цивилизации?..

— Я бы сказала: вдали от современной цивилизации. Мои друзья — из 1951 года.

Глава одиннадцатая

«Янтарный» ужин

Веселость как-то вдруг разом покинула Санту. Не знаю почему, но мне вдруг отчетливо показалось, что он сразу поверил Анне. Чего нельзя было сказать о втором ученом — Штейне, который, напротив, начал широко улыбаться, ожидая, видимо, дальнейшего развития интересной шутки.

Санта засуетился вдруг, забормотал:

— Что же мы тут толпимся, в этом «предбаннике»? Проходите, проходите! — И он раскрыл перед нами еще одну тяжелую дверь, за которой оказался довольно широкий коридор со стенами из все того же гофрированного металла. Тут и там вдоль его стен стояли разнообразные ящики, коробки, некие непонятные приспособления… Мне стало жутко интересно — вот бы побродить тут, порыться в этих научно-технических богатствах!..

Но профессор повел нас дальше. За поворотом коридор оказался короче. Он упирался в еще одну массивную дверь. Здесь тоже были коробки и ящики, но не так много, как в длинной части коридора. Зато справа вдоль стены тут стояло что-то вроде стеклянного шкафа, в котором висели два желто-зеленых комбинезона, таких же, что был сейчас на Штейне. Слева же в стене было широкое окно, за которым виднелась большая комната, заставленная столами и шкафами с многочисленными приборами и различными склянками — скорее всего, лаборатория. А перед окном была еще одна дверь, в которую и завел нас Александр Александрович. Ну, или Санта, раз ему так больше нравится. Я подумал, что надо будет тихонечко выспросить у Анны, кто такой этот Санта Клаус. Наверное, какой-нибудь известный герой последних десятилетий. Например, иностранный космонавт. Девчонка же говорила, что американцы первыми высадились на Луну. Вот, может, этот самый Клаус и ступил первым в лунную пыль.

Как бы то ни было, мы очутились в небольшой, но довольно уютной комнатке. В ней ничего не было, кроме двух заправленных по-солдатски коек и небольшого столика между ними.

— Прошу извинить, — церемонно поклонился Санта, — но здесь нам будет удобней всего. В лаборатории царит сплошной бардак — рабочая, так сказать, обстановка, ну, а на складе чересчур скучно и пыльно, ха-ха-ха!.. Так что присаживайтесь здесь, прямо на кровати, а мы с Андрюшей вскипятим сейчас чайку и сообразим что-нибудь на ужин. А там уж, гости дорогие, я устрою вам всенепременнейший и тщательнейший допрос с пристрастием, ха-ха-ха!..

Он подхватил Штейна под локоть и потащил того за порог. Мы же, оглядевшись, сели на койки — на одну мы с братом, на вторую, напротив нас, Анна. Серега посмотрел на девчонку с явным осуждением.

— Что не так? — спросила она.

— Зачем ты это сказала?

— Что вы из прошлого? А что я, по-твоему, должна была сказать? Что вы прилетели с Альфы Центавра?

— То, что ты говорила другим. Мы, дескать, сталкеры-новички, ты — наша наставница.

— Да?.. А зачем мы тогда сюда вообще шли? По-моему, между нами, девочками, мы как раз и хотели здесь выяснить истину. А чтобы заполучить истину, нужно, мне кажется, тоже говорить правду. Нет?

— Ну… — смутился брат. — Все равно, ты уж как-то прямо в лоб сразу…

— А к чему юлить? Чего ждать? Мне кажется, этим людям можно доверять.

— Да, — немного подумав, сказал Сергей, — им можно доверять. Я это тоже почувствовал.

— Тогда чего ты на меня бочку катишь?

— Да я не качу… — совсем засмущался Серега. — Мне просто как-то не по себе.

— Мне тоже, — не удержался я. — И я, кажется, понимаю почему. Ведь это… ну, как бы наша последняя надежда, так?.. Может, не совсем последняя, но основная. Мы ведь очень много ждем от этой встречи. А вдруг наши ожидания напрасны? Вдруг ученые ничем нам не смогут помочь? Скажут: простите, ребята, давайте уж как-нибудь сами. А разве такое приятно услышать? Вот Серега как бы и струхнул маленько. Так ведь, Сереж?..

— Сам ты… струхнул! — расправил плечи двоюродный брат. — Тоже мне, психолог!..

Но по его лицу я понял, что попал в точку. Анне, видать, мое объяснение тоже понравилось, она сидела, с трудом сдерживая улыбку, даже голову опустила. А потом вскинула ее и сказала:

— В общем, Матрос, тебе решать — говорим мы ученым все как есть или благодарим за ужин и выметаемся. Кстати, между нами, девочками, на ночь глядя выметаться тоже не особо хотелось бы. Я предлагаю хотя бы переночевать здесь.

— Да говорим, говорим! — пробурчал брат. — Вон, пусть Федь… Дядя Фёдор все им и расскажет подробно. Он-то и с той стороны видел, как все начиналось. А мы с тобой, если что, дополним.

Откровенно говоря, мне такое доверие было чрезвычайно приятно. Я даже расплылся в улыбке.

— И нечего лыбиться, — испортил мне удовольствие Серега. — Дело серьезное. Рассказывай все подробно и четко.

— И про то, что ты… того?.. — спросил я.

— Про все. Как оно было, так и говори.

Мы надолго замолчали. Так больше и не проронили ни слова, пока не вернулись ученые. Штейн нес стопку тарелок, на которой сверху была водружена половина буханки хлеба. В руке он, кроме того, зажимал «пучок» столовых приборов — вилки и нож. А когда в комнатку вошел Санта, по ней разлился непередаваемо вкусный, прямо-таки волшебный аромат жареной картошки — ведь ученый нес огромную сковороду, наполненную этим вкуснейшим — во всяком случае, для меня — яством. Картошка была зажарена вперемешку с тушенкой, которой наши новые знакомые также не пожалели.

Штейн расставил на столике тарелки, Санта выложил на них картошку и унес пустую сковороду. А вернулся он с «матрешкой» вставленных один в другой стаканов и бутылкой вина. Я сразу напрягся, вспомнив о своем зароке. Впрочем, тот касался крепких напитков — в частности, водки, а это было всего-навсего вино, и тем не менее… Но Санта уже расставил стаканы, откупорил бутылку и принялся разливать багряный напиток, приговаривая:

— Красное сухое вино — самое милое дело для вывода из организма радионуклидов. Лучше всякой водки в десять раз. И для знакомства самое то. Как знал, приберег бутылочку!

Второй ученый нарезал в это время хлеб крупными ломтями, и от хлебного домашнего духа у меня потекли слюнки едва ли не сильней, чем от запаха картошки.

— Ну, как говорится, за встречу! — поднял стакан Санта.

Мы все сделали то же самое. С глухим звоном — не хрусталь, однако! — чокнулись, выпили и налегли на картошку.

Самым голодным, видимо, оказался я, поскольку расправился с содержимым тарелки первым — и пары минут, думаю, не прошло. Заметив это, Санта сказал:

— Давайте, что ли, по второй, а вы, молодой человек, раз уж все равно освободились, может, начнете свой рассказ? Только, прошу вас, подробней и последовательно, с самого, так сказать, начала.

Я кивнул, ученый разлил остатки вина по стаканам, мы снова чокнулись, выпили и я заговорил. Точнее, сначала задал профессору уточняющий вопрос:

— С начала — это как? Откуда начинать?

— Ну, конечно, не с вашего рождения, — растянул в улыбке губы Санта. — Впрочем, ради любопытства, в каком году вы родились?

— В тридцать первом, — честно ответил я. — Тысяча девятьсот.

— Уже хорошо, что не просто в девятьсот, — не преминул вставить Санта и, конечно же, добавил: — Ха-ха-ха!.. — Впрочем, он тут же согнал с лица улыбку и смущенно произнес: — Прошу извинить за неуместную шутку. Продолжайте, пожалуйста. С того момента, где вы были и что делали перед тем как попасть сюда.

Я вздохнул, взял для чего-то в руку вилку и принялся рассказывать. Подробно, как и просили, с того самого момента как потерял возле железнодорожной кассы Овруча Серегу.