Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд Страница 21

Нашарила ногами обувку, встала и пошла.

— Супер! — восхищенно сказал ей вслед Стрелок. — Мне б такую жену лет через десять…

— На пенсию намыливаешься? — поинтересовался Пастух. — Погоди. Рановато. Приедем в Москву — помечтаешь. А пока — Тулун вот-вот.

— Слим в Тулуне вряд ли объявится, — сказал Стрелок. — Стоянка там — две минутки всего. Даже если он в поезде — а он, тварь, наверняка в поезде, — он выжидать станет. Я его не отыскал, а он меня точно видел. Он же у нас большой тактик, он выпасет момент, а то и организует его. Всякого ждать можно…

— Не хочется ждать очень. Но вариантов нет. Раз уж ты его не углядел, значит, он маскирнулся славно. И тебя наверняка засек, ты прав. И порадовался. Двое-то интересней, чем один… Кстати, я в тамбурах камеры прицепил, изображение у меня на айфоне. Фигня, конечно, но ничего другого нет.

Помолчали. Стрелок спросил:

— Я в своем купе остаюсь?

— Естественно, — ответил Пастух. — Две позиции лучше одной. Но это слишком просто и очень шумно. Хотелось бы взять его без стрельбы.

— Он сильный кабан.

— Мы тоже не слабые.

— Еще больше шуму будет… Лучше бы повязать его в тамбуре.

— А если он по крыше пойдет? И через стекло стрельнет? Ему это запросто… А если он по Маринину душу, а не по твою?

— Может, и так… Но он не знает, что Марина купе сменила.

— Давай исходить из того, что он знает все.

— Тяжелая задачка, Пастух. И плюс ко всему: мы понятия не имеем, когда он пойдет на дело. Трое суток впереди. И еще: а если он на этот раз не один?

— Он всегда один, — сказал Пастух. — В этом его сила. Нам даже на опережение не сыграть: он, как всегда, — призрак. А мы — вот они. Но есть махонькое преимущество: у него одного две обязательные цели, а у нас с тобой на двоих — одна. Движущаяся.

— Ты и Марина? А я?..

— Тебя ему убивать в принципе незачем. Ты ж ему не враг.

— Я — свидетель, — сказал Стрелок. — Здесь и сейчас. А он свидетелей не оставляет. Так что у него как минимум три цели… Ты у нас умный и талантливый, Пастух, а я всего лишь хороший снайпер. Что мне-то делать?

— Ты сядешь в купе, где сейчас Марина, и станешь травить анекдоты и разные смешные военные байки. Марина поймет, она умная, а ее соседку ты заговоришь. А лучше спать обеих уложишь. И будешь ждать. Отовсюду. Через дверь, через окно, через вентиляцию… Это к слову. Я уверен, что Слим пойдет в открытую. В лом ему убивать меня из-за угла. Я его убил… ну, как бы убил… тоже в открытую, он тем и ответит. Какой бы он говнюк ни был, а в смелости и мастерстве ему не откажешь. Поэтому дверь купе не запирай, слушай коридор. Как надо слушай. А я его у себя подожду. Помни: на тебе — Марина. Она тоже — его цель, полагаю. Время пошло…

А время тихой сапой шло к полуночи, вагон присмирел, хождения в туалет вроде как прекратились, двери всех купе позакрывались. Сон в вагоне скорого поезда — хороший сон, крепкий, без сновидений совсем. Пастух вышел в коридор, сел на откидную сидюшку напротив двери в их с Мариной купе и стал ждать. Чего-нибудь. Он хорошо умел ждать, когда очень надо. Сейчас как раз было очень надо.

Время текло медленно-медленно, а поезд в ночном черном пространстве мчался быстро-быстро, и казалось Пастуху, что он, поезд, мощно опережает время, как придумали бы фантасты, романы которых Пастух любил почитать иной раз. Там, в их романах, все у героев выходило само собой, по щучьему веленью, потому что фантастика не имеет рамок — что хочется автору, то и случается вмиг. Без объяснений! И Пастуху, каменному мужику с железными нервами, хотелось, чтоб пространство свернулось лентой Мебиуса и поезд пронзил бы ее насквозь и сразу б оказался в нужной далекой точке, именуемой Москвой. И все это сослагательное наклонение стало б явью и закончилось ладно.

Мечты, мечты! Как тщетны они и смешны…

Еще ехать было и ехать, а что впереди случится — даже Бог не знает, ибо что Богу до этого бегущего через всю Страну поезда? Если только Он все это «боевиковое» со стрельбой сумасшествие сам не сочинил…

Ночь за окнами была черной-черной с частыми подорожными огнями, ничего вокруг не освещающими, а на черном небе горели звезды, тоже ничего не освещающие. Под стук вагонных колес, знал Пастух, спать уютно, а не спать тяжко. Но он умел не спать. Жизнь приучила… А все спали в вагоне, в Тулуне на пару положенных минут притормозили, а потом и проводница прикорнула до следующей станции, до Нижнеудинска, который случится вот-вот, а простоит поезд там тринадцать минут. Копеечное время. Ан все может произойти. Что все? Пастух не знал, но готов был, как и положено, ко всему.

А и надо было б Стрелка разбудить.

Что Пастух осторожно и сделал.

И проводница тоже привычно проснулась, как не спала, засуетилась, готовилась к короткой стоянке.

— Нижнеудинск никак? — спросил Стрелок. — Чего ждать?

— Как обычно, — объяснил Пастух. — Что-нибудь да будет.

Он вполне серьезно отнесся к пока теоретическим намерениям Слима, недооценивать того было глупо и опасно. А более всего Пастух нудно клял себя за то, что в свое время позволил Слиму выиграть. Сам того не зная и не подозревая. Убедительно выиграть — не придерешься. А все же был бы тогда Пастух менее самоуверен, так и сто раз бы и как следует проверил «покойника». Ан недотумкал, недобдел, самоуверенность одолела. Теперь хвосты подбирать придется. Скверно. Но подбирать так подбирать.

— Останься в вагоне, — сказал Стрелку. — Держи оба входа. Марину не выпускай из вагона. Перебьется… А я на перрон.

— Он тебя сразу узнает, — предостерег Стрелок. — А ты его в ночи, если он в шапочке или парике, хрен заметишь. Да и на хрена выходить? Тринадцать минут всего стоим.

— Ну и останься в вагоне, — повторил Пастух. — Так будет лучше. А мне тринадцати минут с лихвой хватит.

Он был прав по-своему. Он и прежде не очень-то верил в то, что Слим пойдет на ходу по вагонам: стремно для него — раз, бессмысленно — два. Он, не исключено, знал о том, кто едет в поезде. Он, не исключено, пришел по душу Марины, как и все прежние приходящие. Хотя и причина под названием «Пастух» тоже очевидно реальна. Он, не исключено, засветил себя на той, минувшей уже станции намеренно, считал Пастух, засветил, чтоб все, кому надо, знали: вот он, Слим, живой и здоровый. И ждали б его изо всех сил. А кому ждать надо? Только Пастуху и надо. Чтоб доделать недоделанное за копеечные минутки стоянки в ночи и при скупом электрическом освещении, да еще и в толпе пассажиров. Если, конечно, они вдруг проснутся и в коридоре столпятся, хотя вряд ли — на тринадцать-то минут… Равная, по сути, игра. Кто цель, кто охотник — сразу не разберешь, да если еще Слим волосы спрячет…

Кстати! А с чего это ты надумал, сам себе удивился Пастух, что цель его — ты? Не мания ли это грандиоза? Куда как приятнее: он не цель, он — дичь, а охотник — ты. Ладно бы так…

Поезд погремел-погремел железом и встал. Пассажиры спали. А Пастух вышел в противоположный тамбур, где никого не было, отпер вагонным ключом дверь, выходящую не на перрон, а на другой путь, спустился на гравий, побежал вдоль вагонов, два пробежал, а под третьим нырнул и выбрался на перрон — подальше от своего вагона. Пистолет с навинченным на ствол глушителем засунут был за спину, за джинсы, футболка его прикрывала.

Бессонных пассажиров на перроне было — кот наплакал. Пастух пошел по противоположному краю широкого перрона, притормозил у вагона, соседнего своему. Пара-тройка бессонных стояли. И чуть подале — Слим. Тот и впрямь был в смешной шапочке, похожей на лыжную, только полотняной, которая даже не полностью скрывала его белые волосы, а на ней, на лбу зачем-то слепо торчали большие черные очки, неуместные в темноте, и ничего и никого он не страшился, стоял намеренно нагло — вот он я. Берите меня, если желаете и сможете.

Он смотрел в небо, звездным оно было, и вроде бы не видел Пастуха. Хотя вряд ли. Пастух давно подозревал, что лишняя пара глаз у Слима на затылке имелась.

Смочь-то просто было. И одновременно непросто.

Слим увидел Пастуха, но не дернулся, не побежал, не выхватил оружие, а всего лишь улыбнулся давнему врагу-соратнику, поднял руки вверх, помахал пустыми ладошками — мол, я не опасен. Он видел, что в руке у Пастуха «глок», но никаких встречных действий не предпринимал. Просто ждал. А когда Пастух подошел, протянул ему руку. Сказал:

— Не очень-то и рад тебя видеть, Пастух, но уж так вышло. Ты меня убить пришел? Пустое занятие, ты ж пробовал…

Выстрелить было проще простого. Но Пастух жопой чуял, что Слим затеял какую-то хитрую игру, а какую — не понимал, и ему чертовски было любопытно узнать — что это за игра? Стремно, конечно, но драйв — штука лукавая, окаянная, посему «глок» не спрятал, а ткнул стволом Слиму в бок, сказал тихонько:

— Не шевелись, Слим, иди медленно, молча, молча, вот так, вот и ладушки…