Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд Страница 22

— Не шевелись, Слим, иди медленно, молча, молча, вот так, вот и ладушки…

Он обнял его за плечи правой рукой, а левой упер ему в спину ствол, и пошли они, как закадычные корефаны, по перрону, стараясь не задевать пассажиров, а Пастух повторял шепотком:

— Вот и ладушки, вот и славно, а шевельнешься — выстрелю и только раню, очень больно будет. Или ты опять на себя что-то пуленепробиваемое натянул? Вроде нет на ощупь ничего… Что ж ты так неосторожно? Второй раз я одним выстрелом не ограничусь, всю обойму в тебя всажу. Вот отойдем недалеко и всажу. Он у меня с глушаком.

— А если я не пошевелюсь, неужто не выстрелишь? — спросил Слим.

Весело спросил. Пастух даже удивился: чему б радоваться?

— Разве что чуть позже. Вот отойдем только, чтоб из окон поезда не увидели. Зачем усталым в дороге людям живые ужастики? Зато мучить не стану, сразу убью.

— Ты уже пробовал — сразу…

— Прав, прав. Недооценил я тебя тогда. Ты меня начисто переиграл. Причем красиво-то как! Я поверил. Маху дал. Тогда…

— И непременно надо исправить ошибку?

— Я б и не знал о ней, если б ты нынче не появился. На кой хрен тебе этот доморощенный театр? Ну мертв ты. Четыре года как. Чего ты ожил? Зачем тебе эти игры? Очки вон нацепил, клоун…

Слим шел молча и ровно, словно не чувствовал ствола у спины. Шел, будто где-то за перронами его ждала собственная маленькая армия, которая не только порюхает насмерть Пастуха, но еще и вагон пассажиров рядом положит, включая Марину и Стрелка. Отменно себя вел Слим. Достойно. Пастух так считал.

А уж что он задумал — это гадания бесполезные. Либо Пастух его кокнет в очередной раз и, хочется верить, навсегда кокнет, либо…

Во второе «либо» верить не хотелось.

Они прошли по перрону, спустились на гравий, Пастух вел Слима к какому-то темному в ночи зданию — то ли ангару, то ли складу, подальше от состава. Да и времени-то оставалось — кот наплакал.

— Через четыре минуты отправляемся, — крикнула вслед проводница, все еще стоявшая у двери вагона.

Слим не сопротивлялся, шел легко и упруго, будто не его вели, а он вел. Луна торчала на небе — полная, золотая, величественная, как Лев Толстой, по словам поэта. Светло было. Завернули за угол, и Слим сам остановился. И Пастух остановился.

— Пришли, — сказал Слим, — дальше — смысла нет. Через три с копейками минуты поезд отходит. Конец фильма…

Надвинул ладонью очки на глаза и — пропал.

Вдруг. Мигом.

И каким мигом!..

Он, миг этот гребаный, оказался болезненно ярким, будто вспышка зажглась прямо перед глазами, ослепила, и Пастух, ни хрена не видя и еле сдерживаясь, чтоб не заорать от боли в глазах, саданул из ствола в точку, где вроде бы только что было лицо Слима, еще раз саданул, еще…

И тут же сзади гавкнул чей-то нежданный «макаров»: раз, другой, третий…

И чья-то рука на плечо легла…

И машинист коротко погудел гуделкой, поторопил в последний раз.

И голос:

— Ты как?

— Стрелок, ты, что ли? — спросил Пастух. Глаза жгло, словно кислотой обожгли. — Что это было? Где Слим?

— Нет Слима, — из огненной темноты ответил Стрелок. — Вообще никого нет. Я сам вполглаза вижу… Он стоял перед тобой, щерился, гад, а потом какая-то *censored*ня позади него вспыхнула, метрах в пятнадцати — ну прям как молния, только в тыщу раз ярче! — я еле-еле зажмуриться успел и рукой закрыться. Ну на миг всего… А его, *censored*, нет. Слинял. Как это он?..

— А остальные? — спросил Пастух, садясь на корточки.

Глаз, считай, не было. Резь адская, и не видно ни хрена.

— Какие остальные? Он один был.

— Ты точно видел?

— Я ж не на тебя смотрел. Я на него смотрел. Один он был. А вспышка… она вроде откуда-то сзади него возникла. Или вообще ниоткуда. Как-то разом — бах!.. И все…

Пастух тихо-тихо, но обретал способность видеть. Глаза по-прежнему резало смертельно.

– *censored*, блин! Опять он меня уделал! Что за вспышка-то? Кто ее зажег? Это ж не явление природы, полагаю.

— А может, и явление, — серьезно сказал Стрелок. — Потому что за Слимом никого… ну, гадом быть!.. никого не было. Площадка пустая, ангар этот… или склад… А может, с крыши ангара и пульнули лучом. Кто? Человек Слима? Значит, он не один в поезде, а с неведомыми нам помощниками. А выстрел… Ну вот и понадобился помощник. Если я прав, то скорее всего это был «персонал скайрим».

— Что за зверь? — спросил Пастух, мучительно желая потереть глаза и понимая, что делать это совсем не в жилу.

— Винтовку такую америкосы придумали, лазерную. Нам на переподготовке в Ливии, в Нафуре, показывали. Издалека лучом бьет — и враг ослеп. Минут на десять. А то и дольше. Снайперская игрушка. Чтоб против других снайперов. Ее америкосы ласково «пчелкой» зовут… По-английски — би-и. Би-би-и… Дура такая большая и нелепая, на однобокую гитару похожа. Вот Слим и сыграл на этой гитаре, а ты ослеп. Это ненадолго, не бзди…

— Надо же, я и не слышал о такой… Ладно, проехали. — Боль в глазах проходила, таяла. — Только я ни хрена не врубаюсь: зачем ему весь этот поганый железнодорожный театр? Почему он меня сразу не убил? Из обыкновенного какого-нибудь «макарова». Р-раз и — все. И я — покойник, и — забирай Марину со всеми ее непонятными тайнами, вези к заказчикам и сдавай. А он в меня — из гитары, блин… Похоронный марш… Что-то я не врубаюсь в ситуацию, а это скверно… Побежали, Стрелок, мухой, мухой. А то еще и от поезда отстанем. Второй раз очень не хочется…

— Три минуты до отхода, — напомнил Стрелок. — Успеем. Если совсем мухой… — И все ж добавил до кучи: — Он с тобой, как с котенком…

Обидно было сказано. Но — правда.

Уже на бегу Пастух спросил:

— А Марина с кем?

— Она с соседкой из четвертого купе в карты, в покер играет. Даже на перрон не вышли.

— На что играют? Опять на вылет из вагона с вещами?

— На этот раз на бутылку шампанского.

— Так ночь уже! Какое шампанское?

— Ресторан и ночью работает. Прибежим, тронемся — будет что выпить.

— Мне сейчас покрепче надо, — сказал Пастух.

— Ты же покрепче не любишь.

— Я не про любовь, — ответил Пастух. — Я про насущную необходимость. Она важнее любви. И еще говенная штука: что-то обидки у меня множатся — на Слима этого хитрожопого, множатся и кипят вовсю — аж крышечка подпрыгивает…

Да они уже и добежали до вагона, еле-еле успели вовремя, и не привыкать было догонять поезд. Настроение у Пастуха — хуже, как хотел помнить, не случалось. Глаза все еще побаливали, но зрение вернулось полностью. Однако ж и досада шкурная откуда-то всплыла: неплохо этот Слим и его команда укомплектованы. Пастух о винтовке «персонал скайрим» даже и не слыхивал. Теперь услыхал и плюс попробовал. На себе. Удовольствие — ниже всякой планки.

А настроение еще ниже присело, вообще не видать. И выбор был невелик: то ли застрелиться от стыда за судьбу свою уязвленную, то ли все же подождать некоторое время и железно застрелить Слима, чтоб он, *censored*, не висел ну в очень недлинном списке обломов Пастуха.

И — главный вопрос: почему Слим его не убил?..

Уж не говоря о том, почему он сам не убил Слима? И тогда, в первый раз, и теперь вот…

Марина, мгновенно скрутив карточную игру, занялась вечным женским делом: выхаживать подбитого на лету мужчину. Сходила к проводнице и принесла от нее сырую чищеную картофелину, бинт и почему-то терку. Пастух по-прежнему видел в четверть глаза, но овощ углядел.

— Это зачем? — спросил.

— Народное средство, — объяснила Марина, натирая картофелину в блюдечко. — Все у нашей проводницы есть, запасливая девочка, до Москвы не пропадем…

Сложила из бинта два тампончика, намочила их в стакане с водой, чайной ложкой уложила на них натертую картошку, сказала:

— Ложитесь, Пастух, и лежите смирно, пока резь не угунет. А я вам книжку почитаю — баюкальную.

Баюкальным оказалось что-то про физику. Умное очень. Глаза болели, но мокрый картофель утишал резь. Пастух слушал-слушал и уснул, как исчез из действительности. А вернулся в нее практически сразу, будто и не спал вовсе. Но за окном уже лихо светило солнце, колеса вагона погромыхивали ровно, Марины в купе не было, а часы Пастуха показывали аж десять часов и двенадцать минут. Сколько ж он проспал с картошкой на глазах? Жуткую уйму времени! Глаза все еще поднывали, но уже более-менее терпимо. Пора жить! И лучше — спокойно. Хотя это вряд ли, как водится…

Глава восьмая

Пастух пошел спросонья умываться, глаза опять промывать. Их саднило все еще, но уж куда легче было. Картошка отменно помогла.

Сказал Стрелку, уже торчащему в коридоре:

— Буди эту покеристку, пойдем в ресторан, мне срочно выпить надо.

— С утра? — удивился Стрелок.

— Осуди меня еще, — склочно сказал Пастух.

Пока промывал глаза, брился и так далее, думал. Погано было. По второму разу переиграл его Слим, легко переиграл, буквально ярко, прям-таки детский мат ему впарил. И ведь Пастух вроде сам вел его подальше от поезда, сам дорогу выбирал — или не выбирал, — но Слим шел за ним, а не наоборот… Или кто-то, ясный болт, невидимый… или невидимые… кто-то следил за ними, кто-то легко и мигом менял стрелковую позицию, невидно и бесшумно выстрелил этой ослепляющей*censored*ней как раз в нужное время и в нужном месте. Кто?.. Да кто бы ни был — Пастух сам подставился, пошел зачем-то за Слимом, а надо было его сразу убрать, когда с перрона сошли, за пристанционными кустами. И — все! Ан — повелся. В буквальном смысле слова.