Панцирь - Андрей Гардеев Страница 21

Причем здесь он?

На четвертую секунду моды сработали и выбили из сложной эмоциональной взвеси, ставшей моей сутью, благоговение. Затем я потерял способность наслаждаться титанической красотой Сигул. Остался перевязанный в панические нити, неспособный испытывать положительные эмоции по отношению к тяжести представленного чуда. Еще секунда возмущения приоритетами автоматики модов, и они наконец-то соизволили ослабить страх.

Стало легче.

Я вздохнул полной грудью.

Звезды и небо, конечно, красивы, но я чувствовал в них угрозу. Сигул абсолютно прекрасна, но холод и безразличие ее тяжело пережить.

Меня весь этот вид в целом пугал, настораживал, лицо Звездочета же уродовал восторг.

Странный боец, но зато стало понятным почему у него такое прозвище.

– Небеса это для Богов – сказал он, качнув головой.

– Что?

– Да, ничего, братец. Так говорила третий родитель. Я совсем маленький был. Кормила меня историями перед сном. Ее “успокаивающая” болтовня всегда начиналась со слов: “когда-то небеса были только для Богов”. Присказка, после которой я понимал, пора заткнуться и слушать-слушать-слушать, да с открытым ртом, да и желательно не обоссать кровать от страха. Страшное она рассказывала, да, но жуть какое интересное, братец. Другие ругались с ней из-за этого, но из женщин она была самой сильной в Гнезде, а значит пару хуков да кроссов: разбитые носы, синяки на скулах, – и за ней право.

– Расскажешь что-нибудь?

Звездочет улыбнулся:

– Тебе любопытно?

– Конечно.

– Так-то помню только осколки. Но вот тебе такая история, общий сбор многих разломанных сказок; первомиф, – голос его сделался хриплым, он откашлялся. – Я расскажу, как вспомнил и собрал в черепушке своей, братец. Не суди строго. Память поломана.

Из волевого калейдоскопа бездны: фейерверка пустоты, голой силы, зародышей власти и тупоголовой жажды жизни – проявился Всетворец. Он – Порядок, натянутые нервы или, братец, если тебе так будет привычнее – нити стремлений. Всетворец – закон существования, собравший себя сам в правящий кулак организации мира. Безличная нейтральная Воля. Он – суть.

После себя, Всетворец собрал все объекты мира в привычный нам вид. Затем собрал и нас. Мы первые мыслящие. Очнулись, опомнились, жили, размышляли и философствовали. Но первозакон не знал пощады или злобы. Вскоре он собрал под нас и Богов.

Болезненно это было, братец, мучительно. Безумная защитница Парвати, жестокий мертвец Яма, мстительный судья Варуна, высокомерное солнце Сурья, жадный владетель Бхагаван и унижающая разрушительница Шанкара.

Они были выше, они правили, плели Волей, управляли ей напрямую – видели ее разлитую в пространстве, кровь Всетворца, и преобразовывали в силу. Они назвали себя сначала скромно – хозяевами, затем гордо – Тиранами. Началась, будь она проклята, эра Богов.

Нас заперли под землей. Держали в рабстве. Запретили пачкать взглядами небеса, ступать по открытой земле, братец. Запрещали трогать мёд. Должно быть их зависть к первым. И чему, казалось бы, завидовать?

Горе было тем, кто нарушал какой-либо закон. Они не выявляли нарушителей, не копались в муравейниках – то не божье дело – выжигали селения целиком и считали, что в своем праве. Параллельно Боги творили людей, долго и мучительно. Веками разрабатывали и производили, но уж как получилось… В общем, с ними их природа точно делалась мягче, а к нам они стали еще жестче. Мы рабы, вещи. А люди уже добрые слуги, – Звездочет презрительно сплюнул и замолчал.

– И что дальше?

– А дальше мы, копающиеся в тысячах слоях под землей кроты; и всюду производства, производства, производства – тяжесть, зависимость и снующий по ребрам штреков яд. Болезни, токсин, эпидемия мертворожденных, эпидемия рассыпчатых легких, эпидемия за эпидемией, уродливые мутации повсеместны и привычны – любила третий родитель перечислять всяческое тогдашнее да в деталях от чего я потом кошмарами месяцами развлекался.

В общем бесконечные караваны с собранной продукцией шли в Соборы.

А потом начались и жертвы. Да, в Ямы жертвоприношений скидывали сотни кхунов разом. Так ковали Узлы. Все в угоду Тиранам. Мы служили. Ползали на брюхе. Так продолжалось много веков. Мелкие зародыши будущих Ульев, а сверху Твари, создающие правила и меняющие их по желанию левой пятки. Были и “игрушечные” войны между Тиранами, в которых бились наши с нашими же. Так Боги развлекались. Были и не “игрушечные”, когда выжигающая нутро алхимия заливала десятки тысяч километров штреков и туннелей и уничтожала сотни ферм грибплоти, оставляя наших предков наедине с голодом и смертью. В такие времена Соборы содрогались от атак механизм-големов и человеческих слуг. Осады, штурмы, битвы, а на нас проливался весь яд божественной войны. Между собой, братец, такие твари как Тираны, сожги их души Всетворец, ладить, в принципе, не могли.

Продуктом… Нет, грубо как-то, Даром самого темного времени и стала Мать, выкованная в огне бури жертвоприношения Сурьи; из трех тысяч убитых кхунов Мать осталась одна. В центре котла смерти, посреди мертвых родичей, близких и тех, кого знала всю жизнь, собрав в себя все устремления, ненависть, обиду, жажду, а главное Волю. Узел силы вплавился в нее. Плетения Богов больше не могли ей навредить. С этим пришла Эпоха Богоборцев. Мать производила или находила других, таких же как она. Мать учила, правила сопротивлением, убивала, была убита и воспроизводила себя вновь, и опять убивала. Она билась за кхунов. Война длилась больше двух веков. Боги оказались повержены, их сковали и заперли в Саркофаги. Их силу Мать приручила, адаптировала и использовала для насаждения концепта Справедливости, для создания первых шаблонов и определения каст, для переоформления сотворенных Богами Узлов в