Юрий Корчевский - За троном. Царская милость Страница 24

– Вчера такие же бедолаги проходили.

Пафнутий, как услышал, подскочил.

– Баба с мальцом трех годков была?

– И бабы были, и дитятки при них. Вы не из Кунгура ли идете?

– Оттуда, острог бунтовщики сожгли.

После еды Алексей попросил чистой тряпицы рану перевязать. Кое-как отодрал прилипший к ране рукав рубахи. О господи! В ране уже мелкие белые черви шевелятся. Алексея едва не стошнило. Прокалил кончик ножа в пламени печи, выждал немного, остужая, и убрал ножом червей из раны. Попросил у хозяина избы толченого мха, рану присыпал. Высушенный и толченый до мелкого порошка мох действовал как антибиотик, не давал гноиться. После перевязал руку. Еда и отдых сказались, шагали бодрее. После полудня к реке вышли.

– Вятка? – спросил Алексей.

– Не, приток ее. Вятка выше по течению. Если таким ходом, через пару дней дойдем.

Пафнутий повеселел. А еще к Хлынову его гнало желание найти жену и сына. На берегу небольшие рыбацкие деревни, вечером рыбой, жаренной на костре, на прутике, угостили, переночевали в шалаше. И вот, наконец, Хлынов показался. Город на крутом берегу, тыном деревянным обнесен. С низкого противоположного берега Вятки видны только колокольни церквей. Перебирались через широкую реку на рыбацкой лодке. Зато, когда ступили на противоположный берег, на радостях обнялись. Как бы там ни было, а пережили осаду, жестокий бой и трудный путь в Хлынов. Пафнутий Алексея обнял.

– Ты, как брат мне! Обязан я тебе жизнью. Не выбрался бы сам ни из боя, ни из реки. Отныне можешь полагаться на меня во всем, только позови.

– Не за что. Разве на моем месте ты поступил бы не так? В конце концов, мы русские ратники, кто, если не мы?

– Верно. Но стрельцы-то ушли.

– Бог им судья!

Расстались, Пафнутий пошел искать своих, а Алексей к наместнику и воеводе. Надо доложить об осаде, о падении острога, а еще о позорном бегстве стрельцов. Он полагал, что часть беженцев, а может быть, и ополченцев либо воинов острога успела добраться до Хлынова и многое рассказали. Пусть беженцы ничего не видели в темноте – о ходе боя, бегстве стрельцов, но о пожаре и оставлении Кунгура уж точно поведали.

Вот и здание управы. Алексей сразу к воеводе Осипову. Тот на месте оказался, но встретил холодно.

На приветствие Алексея ответил вопросом.

– Чего скажешь в свое оправдание?

– Мне не в чем оправдываться. Бунтовщики острог подожгли горящими стрелами. И тын деревянный, и избы с постройками внутри.

– О том, как острог держался, и о пожаре я знаю, рассказали уже. Почему стрельцов бросил, ополченцев увел?

– Как увел? Как уговаривались мы с Хлыстовым и Оконешниковым, стрелецкая сотня первой из ворот выезжает, дает залп и бьется с конницей, а ополченцы пеших басурман сдерживают, дают возможность беженцам уйти.

– А ты из боя вышел, бунтовщиков к мирному населению допустил!

Воевода в приступе гнева встал с деревянного кресла, кулаком по столу ударил.

– Мои ополченцы вместе с воинами из острога честно бились! – вскричал Алексей. – Из всех только я остался да Ожерельев Пафнутий, рану он получил. Бунтовщиков много было, не смогли отбиться, так в том не наша вина. Их не меньше полутора тысяч было!

– У страха глаза велики. Мне сотник стрелецкий все доложил. Так что своим решением я тебя в городе покамест оставляю, будешь в воинской избе жить. Из города ни ногой, пока от царя депеша не придет, что с тобой делать.

– А Хлыстов со стрельцами где же?

– Пятого дня как в первопрестольную ушел.

Плохо! Хлыстов, себя обеляя, на Алексея с ополченцами напраслину возвел, полагал – погибли все ополченцы и сам Алексей. Не ожидал, что Алексей в живых останется, как и воин из острога Пафнутий. Он свидетелем будет. И до столицы Хлыстов первым доберется, лжу царю обскажет, очернит Алексея, дабы самому возвыситься. Струсил в бою, а теперь других виноватыми делает. И почему – непонятно. Вроде, когда Алексей в стрелецком полку в Кремле служил, в хороших отношениях были. Или зависть черная одолела? Из-за того, что возвысился Алексей быстро, к царю приблизился, за троном стоял? А наверняка, кроме зависти, еще и Милославского рук дело. Подкупил или чины посулил высокие. Милославский – хитрая бестия. Как только кто-то не из его родни к царю приближается, он в нем угрозу для себя лично видит, старается в грязь втоптать, в ссылку отправить, лишь бы от царя подальше. Не такой встречи Алексей ожидал. Конечно, он не победитель бунтовщиков и острог не отстоял, это так. Но и другой на его месте лучше сделать не смог, слишком неравны силы. Обидно другое – в малодушии и трусости его обвинил воевода Осипов. Хуже того – Хлыстов по возвращении в Москву царю точно так же доложит, как и Осипову. Догнать и опередить? На чем? Лошади нет, на корабле долго и платить нечем. А кроме того, воевода приказал остаться в городе. Уйдет он если, подозрения в трусости и оставлении поля боя только усилятся. Придется ждать. Чего может быть тягостнее, чем ожидание, когда твоя судьба и честь зависят от других людей? По натуре Алексей был человеком деятельным, активным. Однако придется набраться терпения.

Прошел в воинскую избу, как раз к обеду подоспел. Поел впервые за много дней горяченького – щей, да каши с мясом, да узвару из груши-дички с хлебушком. Потом свободный топчан высмотрел, улегся. Устал за время пути, а сон не идет, думки тяжелые. Если проделки Милославского, вывернуться будет не просто. Много власти у боярина, на царя влияние имеет, а хуже того – все Приказы под ним.

День шел за днем. Алексей решил найти Ожерельева. Знал, что где-то недалеко от Успенского собора родня, то ли его, то ли жены. Стал по улицам ходить, расспрашивать. Да если бы Пафнутий сам здесь жил, а то родня, у них, может, и фамилии другие. На третий день упорных поисков удача улыбнулась. Спросил мальчугана лет десяти: где Ожерельевы живут?

– Я Ожерельев, – важно ответил мальчуган.

– Мне Пафнутий нужен. Слыхал о таком?

– У нас проживает – родня.

– Веди.

– А ты кто ему будешь?

– Знакомец.

Но все же к избе привел, даже Пафнутия из избы вызвал. Ожерельев уже в чистой рубахе и портках, вид довольный, потому как отъелся. К Алексею с распростертыми объятиями кинулся.

– Ты как меня нашел?

– Захотел сильно. Жену с мальчонкой сыскал?

– Нашел! На день раньше нас в город пришли. Оба живы-здоровы. Погоди, чую – по делу ты пришел, а я о радости своей. Беда случилась?

– Еще нет, но помощь твоя нужна. Хлыстов, что сотник стрелецкий, по прибытии в Хлынов воеводе Осипову сказал, что я ополченцев и кунгурских ратников увел, стрельцов в бою бросил.

– Врет, собака! Лжа это!

– Видак мне нужен, подтвердить чтобы. Лучше к воеводе вместе сходить, ты же подтвердишь, что бились вместе до конца?

– Обязательно! Когда идти?

– Да хоть сейчас.

– Обожди чуток, в порядок себя приведу и супружнице скажу, чтобы не беспокоилась.

Однако воеводы на месте не оказалось, со слов писаря – уехал осматривать укрепления городов губернии. Оно понятно: на юго-востоке восстание, бунтовщики, уничтожив Кунгур, могут двинуться к другим городам, вдохновленные победой. А ответственность за защиту городов и всего населения лежит на воеводе, с него спрос будет.

Но Алексей решил подстраховаться. Вместе с Пафнутием в лавку пошли.

– У тебя деньги есть? – спросил Алексей.

– Две копейки.

– Я совсем пустой. Займешь?

– Какой разговор.

В лавке, где продавались книги, бумага, чернила, даже перья для письма, купили два листа бумаги и чернила в пузырьке. Перья Пафнутий пообещал из своего гуся выдрать.

– Что писать хочешь? – поинтересовался Пафнутий.

– Не я писать буду, а ты. О бое, о том, как стрельцы ушли.

– Я неграмотный, не осилю.

– Ну, подпись-то поставить сможешь?

– Попробую.

В избе, где у родни Пафнутий жил, Алексей сам сжато, четко изложил произошедшие события, перечитал, протянул Пафнутию.

– Подпишись.

Ожерельев старательно, высунув кончик языка, потея от волнения и усердия, вывел подпись под датой. Алексей листки бережно сложил, вернул Пафнутию.

– Сможешь сберечь?

– Обязательно.

На том расстались. Потянулись тягостные дни. Место в воинской избе есть, кормят, но раздражала и беспокоила неопределенность. Как мыслил Алексей, воевода ждал указаний из Москвы. Уже зима наступила, с морозцем и снежком. Хлыстов со стрельцами уже до столицы добраться должны, а какое государь примет решение – известно только ему одному. Государь человек разумный и к Алексею относится хорошо, но больно много вокруг него влиятельных советников.

Через месяц и десять дней посыльный вызвал Алексея к воеводе. С тревогой и надеждой быстрым шагом Алексей шел к Осипову. Что скрывать, волновался.

Постучал в дверь, распахнул, и сердце оборвалось. За столом воевода с хмурым лицом, а в углу стоят двое стражников. Осипов встал, взял лист бумаги, стал зачитывать: