Алекс Орлов - Возвращение не предусмотрено Страница 25

От долгих, нудных и очень подробных лекций капитана Вранглера у Ника кружилась голова, всплывали воспоминания о далёких днях, проведённых в госпитале в обществе телохранителя и медсёстры, с которой у него была любовь…

Потом, правда, оказалось, что она тоже была его телохранителем, однако Ник тогда был очень слаб и всех подробностей их скоротечного романа уже не помнил.

За ужином, где подавали жареную дичь и отваренных в морской воде омаров, лейтенант Корн отказался есть напрочь. Нику с Милошем пришлось уговаривать его, поскольку еда была единственным, что могло отвлечь их от полудепрессивного созерцания корабельных стен. Эти уговоры не принесли никаких результатов, и тогда Милош пошёл на хитрость.

— В принципе, Ник, — негромко сказал он, обращаясь подчёркнуто к одному только Ламберту. — В принципе, я слышал, что эти парни… ну… «барракуды», они только в воде мастера, а вообще… — тут он понизил голос, — слабачье, я тебе точно говорю…

Сообразительный в нормальной обстановке, здесь лейтенант Корн принял все за чистую монету и начал имитировать бодрость и хороший аппетит.

Он так этим увлёкся, что действительно чувствовал себя намного лучше, пока к ним не явился с очередной лекцией капитан Вранглер.

— В прежние, довекслеровские времена, — без вступления начал он, усаживаясь на свою излюбленную трубу, — люди считали, что перемещение физического объекта со суперскоростными характеристиками невозможно. Если кто не знает, довекслеровскими временами называются тысячелетия тёмного невежества, когда в физической науке пуще всех почитали Эйнштейна.

Потом была теория Альваро Цзе-Дуна, которая позже также нашла своё практическое подтверждение, и лишь спустя почти три века молодой учёный Боб Векслер написал свои девятьсот двадцать шесть уравнений, описывающих многослойную структуру математического объекта, прежде ошибочно названного элементарным…

— Простите, сэр, — борясь с тошнотой, перебил лектора Ник. — А что такое «тысячелетия тёмного невежества»? Кто жил в те времена?

— Ну… — Вранглер почесал седую голову и на мгновение задумался. — Я не считаю себя историком, парень. Я всего лишь работяга, двадцать лет гнул спину в лаборатории и получил за это только общее отупение и степень доктора в разделе «естественные науки». Этого мне показалось мало, и вот я здесь.

Помимо справочников нелинейных нелогических величин я успел прочитать пару книг по истории. И то, что я оттуда вынес, показалось мне странным. Оказалось, что прежде в мире жили только австралопитеки, а потом появились греки и все остальные. И главное — Эйнштейн. Хотя его теория и оказалась ошибочной, её значение для примитивного уровня тогдашней науки было очень велико…

— Отчего мы чувствуем такую слабость, сэр? — задал вопрос бледный Майкл Корн. Период его бодрости закончился, и он снова выглядел больным.

— Нарушение причинно-следственных связей. Вас здесь, в вашем теперешним состоянии, не должно быть вовсе, но вы есть и оттого вынуждены подстраиваться под новые условия.

— Это трудно, — признался Ник, поднимая отяжелевшую голову. — Всё время блевать хочется.

— А нельзя какие-нибудь таблетки принять, сэр? — попросил Милош.

— О чём вы говорите, ребята? — Вранглер снял пилотку, взъерошил волосы и пожал плечами, демонстрируя своё бессилие. — Как с помощью таблеток добавить вам ещё одну переменную? Вы должны её выстрадать, болью поднять свой потенциал…

— Да?! А если мы сдохнем, повышая этот потенциал?! — отчаянно закричал Корн, лицо которого становилось то серым, то зелёным.

— Случается и такое. Однажды я не довёз до Эзопеи четырех диверсантов. Парни изошли желчью и кровавым поносом. Их внутренний демагогический цензор не позволил им расширить своё внимание на ещё одно измерение.

— Ну а… — Ламберт боролся с отвратительными ощущениями изо всех сил. — Ну а положительные стороны от получения этой новой переменной есть? Кроме поноса и тошноты?

— Да не особенно много, — сказал Вранглер после недолгого раздумья. — Все люди после этого начинают казаться тебе сущими болванами. Ты перестаёшь понимать их цели… И наконец, самое неприятное: ты перестаёшь за ужином видеть это чудесное ресторанное меню. Оно превращается в то, чем является на самом деле, — витаминизированным биопластическим наполнителем. В условиях, в которых мы пребываем, структурно устойчивы только сахар, соль и лимонная кислота. Кристаллы, одним словом. А неживые белки, вроде армондских колбасок или сыра «Брион», того, что вам подавали на обед, начинают превращаться в монокристаллические болванки. В камень, одним словом.

— Постойте! Постойте! — закричал вдруг Милош, с трудом поднимаясь на ноги и опираясь при этом на вибрирующую стену. — Так, значит, нам кажется, что мы едим всю эту ресторанную стряпню по двести империалов за порцию, а на самом деле пожираем какую-то однообразную гадость вроде аварийной пены?

— Именно так, — улыбнулся Вранглер.

— Но кто же нас так здорово гипнотизирует? Я ведь со всей определённостью различаю все оттенки этих блюд!

— Никто вас не гипнотизирует. Просто я незначительно меняю для вас реальность, и дело сделано. А все вкусы и запахи берутся из вашей собственной головы.

— Вы в состоянии совершать такие грандиозные вещи? — поразился Ламберт.

— Да чего же здесь грандиозного? — искренне удивился капитан. — Для меня вы существа не особо затейливые.

— Все!!! Не могу больше! — завопил Корн, зажимая ладонями уши. — Не могу слышать!

— И очень хорошо, — резюмировал Вранглер. — Мне как раз пора уходить. — Капитан поднялся с трубы, на которой сидел, и, смахнув со штанов невидимые крошки, добавил: — Не хотите составить мне компанию, Ник?

— Нет, сэр, у меня просто нет никаких сил… — признался тот.

— И всё же, майор, я настаиваю, — повторил свою просьбу Вранглер, и Ник понял, что это приказ.

— С удовольствием составлю вам компанию, сэр, — сказал он и на нетвёрдых ногах направился к выходу в основной коридор.

Вранглер пропустил его и вышел следом.

И снова плотным и неприятно горячим покрывалом Ламберта окутал шум. Казалось, будто каждый работающий механизм излучает свою собственную разогревающую субстанцию, и все они вместе пробирают Ника до костей, пытаясь расплавить его, словно свечку.

— Может быть, водички? — предложил капитан, ласково улыбаясь Нику.

— О да, сэр, — ответил тот, останавливаясь. — Было бы неплохо…

— Вот возьмите, это придаст вам сил, — сказал Вранглер и протянул Нику жестяную баночку с холодным апельсиновым соком.

«Наверное, опять гипноз», — успел подумать тот, однако выпил сок с удовольствием.

— А вот это наш коллективный разум, — остановившись возле огромного кожуха, произнёс Вранглер и положил ладонь на матовую металлическую поверхность.

— Бортовой компьютер, что ли? — неуверенно спросил Ник.

— Нет, — капитан улыбнулся. — Я же сказал «коллективный». Значит, именно от него зависит, насколько устойчивы мы будем внутри адекватной и понятной нам реальности… Это дисковый стабилизатор. Его ещё называют генератором стабильных колебаний. Без него наш полет превратился бы в стремительный распад самой формы вещества. Сейчас вашим товарищам плохо, майор, но, к сожалению, это ещё не все. Через час, если в данном случае вообще уместно говорить о времени, так вот, через час я буду вынужден увеличить скорость. Иначе нам не проскочить через заслоны.

— Какие заслоны, сэр?

— Нас ждут урайцы. Сейчас их пытаются отвлечь, но наши враги ещё контролируют пространство. Раньше, пока у них были только гравитационные пушки, они были нам не страшны, но теперь урайцы взяли на вооружение трофейное оружие примаров.

— Значит, чтобы миновать заслон, нам нужно увеличить скорость?

— Вот именно. Так что готовьтесь к неприятным ощущениям и предупредите об этом своих друзей.

— Может, не стоит? — засомневался Ник.

— Стоит. Пусть ожидают сплошного кошмара, авось это будет не так страшно, как то, чего они боятся… А теперь давайте оставим стабилизатор и пойдём дальше… Осторожнее, здесь выступ.

Ник послушно обошёл торчавшую из пола железку и, держась в границах понятной ему реальности, двинулся следом за Вранглером.

Через пару мгновений ему показалось, будто все вокруг начало излучать видимые разноцветные волны, а внутри него самого появилось ощущение странной пустоты, как если бы он провалился в бездонную пропасть.

«Не обращайте внимания, это мы меняем скоростной режим», — пронеслось в голове у Ника.

«Вы же сказали, что только через час, сэр», — удивился он.

«А какое это имеет значение? Просто вы привыкли отмерять временные отрезки, вот я вам и сказал, что через час».