Сергей Кусков - Игрушки для императоров: лестница в небо Страница 27

Я все отчетливей осознавал, если меня возьмут, придется очень туго. Теперь еще и представлял насколько. Но с каждой тренировкой все больше чувствовал, что не хочу возвращаться в школу. Мне здесь нравилось. И дело даже не в девчонках, которые постоянно крутились рядом, под любым благовидным предлогом подбираясь поближе, поглазеть, и не в ощущении кайфа, когда сжимал в руках боевой игломет. Это было нечто на духовном уровне, я чувствовал, только так, через боль, кровь и пот можно достичь чего-то в жизни, стать настоящим мужчиной. Может, дико это, стать мужчиной здесь, в главной женской обители планеты, но что поделаешь – это жизнь.

Девчонки… Они были везде. В любом зале, в любом коридоре. При выполнении любого теста на меня смотрело несколько пар любопытных глаз. Поначалу такое внимание напрягало, чувствовал себя не в своей тарелке, но затем привык. Только закрывал лицо забралом, так требовали инструкторы, которые были богами не только для меня, но и для всех, кто здесь занимался. Жестко у них поставлено, ой как жестко! За проступок офицеры могли съездить подопечным по физиономии, под дых, применить болевой прием или еще что покруче. Пару раз при мне били в полную силу, совсем не по-женски. Я ежился, но молчал, идиома про устав и чужой монастырь не выходила из головы ни на минуту.

Требование с забралом не случайно. Оказывается, я у них тут засекречен, никто не должен меня видеть. Во всяком случае, теоретически. Потому в залах, где мы занимались, присутствовали только молодые девочки, максимум лет по шестнадцать, им запрещено покидать территорию корпуса, они вроде как меня не рассекретят. Другие, постарше, больше не появлялись. Черная маска теперь всегда была на мне, когда я снимал шлем, и покидала голову только в машине на обратном пути. На вопрос о тех, кто меня уже видел в первые дни, Катарина промолчала, неопределенно пожав плечами.

Выходных у них не бывает. Даже понятия такого, «выходные». Посему и для меня суббота не стала выходным днем. Впрочем, как и воскресенье. На что я сильно надеялся. Точнее, не надеялся, я привык к субботе как к выходному и в мыслях не держал, что может быть иначе. Потому для меня стали откровением ее простые и привычные слова в пятницу вечером:

– Завтра в восемь тридцать.

Я поперхнулся и закашлялся, но, задумавшись, не нашел аргументов для возражения. На любые мои доводы у нее припасен стандартный ответ: «Шимановский, ты передумал? Если передумал, до свидания!»

Вот так суббота и воскресенье превратились в кошмар, как и остальные дни.

Что еще можно сказать о корпусе? Меня тут кормили. Катарина водила в столовую, совершенно пустое огромное помещение, заставленное длинными столами, где кроме пары женщин на раздаче, судя по виду – тоже ветеранов корпуса, никого не было. То ли специально разгоняли, то ли мои инструкторы подбирали такое время, чтобы никого не было. Скорее второе. Катарина все время сидела рядом в напряжении и молчала, пока я запихивался безвкусной кашей или похлебкой. Безвкусной потому, что к моменту похода в столовую из меня выжимали все имеющееся, все соки и силы, я не чувствовал ничего, даже голода.

После столовой давали часик передохнуть. Естественно, посвящался этот часик не сиесте, как можно сгоряча подумать, а тестам, только психологическим. Картинки, рисунки, программы, в которых надо выбирать что-то, тыкать на непонятные кляксы или отвечать на глупые-преглупые вопросы. Этими тестами моя мучительница также оставалась довольна, но тут я понимал, что это правильно – не хватало мне на самом деле оказаться психом.

Про свою спутницу, свою ярость, я не говорил. Боялся. Пока прокатывало, она ни разу не всплыла на поверхность. Кроме пинка в гараже, причин для ее появления больше не было. Да, тут трудно, но я ни к кому не питал ненависти, ведь все требования и придирки вызваны отнюдь не ненавистью или презрением.

Два раза мною занималась Норма, та самая тренер по единоборствам, отделавшая меня в первый день (перед следующим занятием она представилась, в отличие от остальных). На сей раз меня не уделывали до бесчувствия, немного пометелили и отпускали. Но не по доброте душевной, просто в ее планы избиение не входило.

В целом меня удивило отсутствие силовых тестов в эти дни. Вроде бы и были, при этом терялись в общей массе испытаний. Предельные нагрузки на выносливость, быстроту, ловкость, реакцию и даже гибкость, их сочетание. И никаких отдельных тестов на силу. Это озадачивало, но опять же, не стоит лезть в чужой монастырь.

Так прошла неделя. Неделя с того дня, когда я, обалдев от наглости, впервые пересек порог бело-розового здания. Самая быстрая неделя в моей жизни, столь незаметно пролетела. Я уже привык к нечеловеческим для меня прежнего нагрузкам, спокойно бегал в неуклюжем скафандре по тонкому буму на высоте двух метров, прыгал, кувыркался, преодолевал стены, преграды, ползал, карабкался по перекладинам, канатам и цепям, проделывал все это на скорость с иглометом за плечом, который стал продолжением моего тела. Если бы мне кто-нибудь сказал, что я смогу так кардинально измениться за какую-то неделю! Я, почти занявший призовое место на юношеском первенстве планеты и уделяющий тренировкам все свободное время. Никогда бы не поверил!

Пару раз к моим инструкторам подходила Мишель, смотрела, как я занимаюсь, что-то спрашивала, уточняла. Один раз подошла вместе с расфуфыренной сеньорой с рыжими волосами. Одета та была в гражданское, но в ней ощущалась стальная строевая выправка. Издалека чувствовалась, что это очень важная сеньора, привыкла отдавать приказы, которые немедленно выполнялись. Кто она такая, гадать не стал, это дворец, тут может ходить кто угодно, но Мишель держалась с ней на равных, Катарина же вытягивалась в струнку, это говорило о многом.

Однажды, когда я показал довольно неплохие для себя результаты, а «тренерский штаб» ушел обедать, меня, пытающегося отдышаться, поманила к себе Катарина.

– Шимановский, как думаешь, у тебя хорошо получается? – Глаза ее в момент вопроса лучились ехидством.

Я неопределенно пожал плечами:

– Все относительно, сеньора майор.

Та осталась довольна ответом и приказала идти следом.

Шли мы долго, длинными коридорами, и вышли к небольшому пустому вытянутому залу, в одной из длинных стен которого располагался ряд совершенно одинаковых круглых шлюзов, отличающихся нумерацией.

Я посчитал. Цифры на воротах от одного до пятнадцати. Пятнадцать одинаковых круглых ворот, и больше ничего.

– Это «дорожки смерти». – Катарина указала на ряд шлюзов. – Контрольное испытание для тех, кто считает, что чего-то достиг. Проверка, так ли это на самом деле.

– А почему смерти? – удивился я.

Она усмехнулась, но как-то грустно.

– Оттуда можно не вернуться, Шимановский. Даже опытным, прошедшим многое бойцам. Это на самом деле дорожки смерти.

Я во все глаза рассматривал каждую створку, но пока что не находил в них ничего необычного.

– Первые пять – несерьезные, для малолеток. Там не убьет, максимум – переломает кости. С шестой по десятую – дорожки поинтереснее. Там тебя могут и убить, в случае если совершишь серьезную ошибку. Если же не будешь ошибаться, усвоишь пройденный материал правильно – пройдешь. Естественно, чем больше номер дорожки, тем выше сложность, тем больше сил нужно для прохождения, но повторюсь, пройти их реально.

– А последние пять? – вздрогнул я. По спине поползли мурашки от дурного предчувствия.

Катарина натужно рассмеялась.

– Эти тебе не грозят еще долго. Их проходят не на первом и даже не на втором году обучения. И только те, кто в достаточной мере все усвоил. Совершить ошибку на одной из последних дорожек – самоубийство. Соответственно, их проходят те, кто не имеет на них права.

– «Хранители», – вырвалось у меня.

Она согласно кивнула.

– Или те, кому осталось недолго, чтобы ими стать. Сложнее пятнадцатой дорожки только Полигон.

Катарина подвела меня к небольшому терминалу, завихрила перед собой контур управления. Появилось несколько больших панелей, а также виртуальный пульт с кнопками и иконками.

– Что это?

– Система управления. Отсюда можно программировать дорожки и контролировать прохождение. – Она указала рукой на иконки видеовыходов вверху. – Эти камеры показывают этапы любой полосы. Я вижу отсюда их все, хотя дорожки могут петлять по подземельям до нескольких километров.

Я присвистнул. Ого!

– Теперь я буду тренироваться на них?

– Не то чтобы тренироваться. – Она скривилась. – Это тестовые полосы, экзаменационные. Для начала просто покажи, на что способен, на первых трассах.

– Начинать, естественно, с первой?

Она так на меня посмотрела, что я сразу понял – глупый вопрос.

– А какие ожидают трудности?

– Пока не серьезные. Но если залетишь – будет больно. И еще, согласно правилу, каждый раз дорожки разные, ты не должен знать, что и в каком месте тебя ждет. Готов?