Константин Колчигин - Земля Ольховского. Возвращение. Книга третья Страница 28

— Звучит уже более оптимистично, — заметила моя собеседница, подвигая мне свою кружку, и я тотчас долил в неё из котелка горячего напитка. — Наверное, нужно много стараться?

— Лучше всего, когда стараться вовсе не приходится, и всё хорошее получается само собой, — поднимаясь, отозвался я. — Допивайте кофе, Наташа, а я пока займусь посудой. Через полчаса отправляемся.

— Мне бы хотелось посидеть здесь с вами подольше, — негромко проговорила девушка. — Мы ещё не оставались наедине в такой обстановке.

— В нашем опустевшем «ковчеге»? — невольно улыбнулся я, переливая остаток кофе из котелка в стальной термос, и добавил. — А мне бы очень хотелось верить, что это ещё не последний наш с вами день!

— Я не из тех девушек, у которых семь пятниц на неделе, Николай Александрович, — очень серьёзно сказала моя собеседница. — Вам совсем не нужно так настороженно относиться ко мне.

— Мне много лет, Наташа, — задержавшись на пороге, ответил я. — И я очень хорошо знаю, что рано или поздно приходит время, когда ничего и никого нельзя удержать!

С котелком, наполненным посудой, в руках я спрыгнул с кормовой площадки «Дредноута», привычно глянул по сторонам и направился к реке. Следом выскочил Адмирал, потянул носом воздух, пошевелил мохнатыми ушами и побежал следом за мной. Тщательно промывая посуду, я думал о по-прежнему дремавшем в душе, так и не проходящем чувстве тревоги, но с чем оно было конкретно связано, разобраться сейчас пока было невозможно. Закончив эту несложную работу, я постоял несколько минут в задумчивости у воды, а потом, невольно вздохнув, сложил посуду в раскрытый носовой багажник мотолодки и направился к «Дредноуту».

Наташа успела пройти в свою «каюту», и я, сунув в сумки остававшиеся на полки вещи, застегнул молнии и подхватил их, по пути взяв со стола термос с кофе и оставшуюся кружку своей помощницы. Через минуту, сложив всё в багажник, я вернулся и, повесив на плечо оба ружья, взял большой свёрток с постельными принадлежностями, а потом оглянулся на опустевшее помещение и невольно вздохнул: мне, как и моим людям был жаль бросать на произвол судьбы так хорошо послуживший нам плавучий дом. Уложив в багажник и этот груз, я вернулся вновь и тщательно задвинул ставни на окнах-бойницах, сначала в своём помещении, а потом и у Наташи, когда она позвала меня. Поставив сумки с её вещами на кормовую платформу и положив рядом свёрток с постельными принадлежностями, я тщательно прикрыл наружную дверь, потом спрыгнул на землю и помог спуститься девчонке, которая в этот раз была одета в голубой комплект и синий свитер. Пока я относил к лодке и эти вещи, моя помощница с цифровой камерой в руке обошла со всех сторон «Дредноут» и сделала несколько снимков — укладывая всё в багажник, я каждые несколько секунд поглядывал то на неё, то по сторонам, а оба ружья так и лежали наготове на носовой палубе. Через минуту девушка подошла ко мне — благо, что всё обошлось без неожиданных нападений и бешеной стрельбы.

— Жалко, правда? — спросила она, глядя на плот. — Вы, наверное, могли даже придумать, как взять его с собой. Вдруг мы не застанем на месте «Странник»…

— Забирайтесь в рубку, Наташа, — сказал я, захлопывая крышку носового багажника и укладывая ружья через открытое окно между двумя креслами (чтобы были под рукой), а потом, чуть усмехнувшись, добавил. — Надо отправляться, пока я по вашей просьбе не начал решать задачу доставки «Дредноута» к Ледовитому океану…

Моя помощница, придерживаясь за мою руку, прошла по борту, устроилась на своём сиденье и позвала Адмирала, который вскочил в лодку из воды, забрызгав кормовое сиденье. Оттолкнув судёнышко от берега (его сразу понесло течение), я вскочил на нос, прошёл по борту, опустил в воду двигатель, качнул «грушей» топливо и дёрнул за пусковой шнур. «Вихрь» на этот раз завёлся с первого рывка — сказалось хорошее топливо и недавнее обслуживание. Пробравшись на водительское сиденье мимо своего пса, расположившегося, как обычно, непосредственно в узком проходе, я дал передний ход, направил лодку по середине неширокого (восемь — десять метров) русла, где глубина достигала двух метров и стал плавно прибавлять обороты. Минут через пять спидометр (датчик замерял давление создаваемое встречным потоком воды) показал около сорока трёх километров в час, но реальная скорость относительно берегов была ниже километров на пять — шесть. Тем не менее, близкие берега стали быстро проноситься мимо, и требовалось всё мое внимание, чтобы удерживать лодку точно на стрежне. Мои люди к этому времени находились в пути уже шестнадцать часов, но, учитывая необходимые остановки и постепенное усиление течения, они должны были преодолеть что-то порядка семидесяти — восьмидесяти километров, и мы, в принципе, могли бы догнать их на исходе третьего часа пути, если всё пойдёт благополучно, разумеется… Через полчаса я сбросил обороты ниже средних, давая возможность двигателю немного остыть от напряжённой работы на полном ходу. Моя спутница тут же воспользовалась наступившей относительной тишиной и со смущённой улыбкой спросила:

— Николай Александрович, моё поведение сегодня не показалось вам излишне вызывающим?

— Ничуть, Наташа, — улыбнулся и я. — При наших с вами дружеских отношениях вы вполне можете просить меня помочь вам даже, скажем, в ванной комнате…

— При ваших золотых руках, Николай Александрович, можно не сомневаться, что вы отлично справитесь с такой задачей, как купание взрослой девушки! — заметно краснея, рассмеялась моя помощница. — Я подумаю над этим… Вот только, пожалуйста, не представляйте себе эту картину!

— Конечно, нет, Наташа, — почти серьёзно ответил я. — Просто мне показалось, что эта мысль пришлась по душе не только мне, но и вам.

— А вы не опасаетесь, что это может стать вашей новой обязанностью? — быстро глянув на меня, опять со смущённой улыбкой спросила девушка.

— С удовольствием возложу на себя столь приятную обязанность! — улыбнулся в ответ и я, глянул на собеседницу, и мы на этот раз рассмеялись вместе.

Наша шаловливая беседа на этом прекратилась — я прибавил обороты, и рёв «Вихря» стал перекрывать все звуки. Наташа привстала, дотянулась через Адмирала до кормовой двери и закрыла обе створки — стало немного тише, но не настолько, чтобы продолжать шутливую болтовню. Моя спутница ещё некоторое время бросала на меня задумчивые взгляды (я в большей степени чувствовал это, нежели видел) и улыбалась своим мыслям, но я старался не отвлекаться от управления лодкой — русло постепенно сужалось, и требовалось всё моё внимание, чтобы, следуя всем его изгибам, держаться на максимальной глубине. Наконец Наташа по возможности удобно устроила голову, воспользовавшись, как и прежде, свёрнутым пледом и задремала под ровный гул двигателя — убаюкивающего покачивания на пологих волнах (как в море) теперь не было, и лодка всё время шла на ровном киле. На протяжении последующих полутора часов ничего не происходило (я ещё дважды за это время снижал обороты двигателя ниже средних), лишь кустарник по берегам становился всё ниже, а чахлые деревца как-то сразу пропали и вовсе. Тридцатилитровой канистры хватило на два с четвертью часа хода и, когда двигатель вдруг заглох (я задумался в эти минуты и пропустил время смены канистры) на полных оборотах, лодка уже через десяток метров потеряла ход, и сильное встречное течение сразу понесло её назад. Моя спутница проснулась и с беспокойством стала оглядываться по сторонам, а я торопливо выбрался на нос, парой сильный взмахов веслами подогнал судёнышко к берегу, выскочил на пропитанную водой травянистую поверхность и привязал свёрнутый до того кольцами на носовом рыме фал к корням ближайшего куста.

— Поможете мне, Николай Александрович? — окликнула меня Наташа, остановившись на корме.

Я осторожно прошёл по топкому дну вдоль борта и подал спутнице руку — здесь было глубоко и у самого берега, поэтому мои высокие (выше середины бедра) кожаные сапоги, которые я надевал только при поездках в лодках, почти целиком скрылись под водой. Девушка добралась до носа и, придерживаясь за мою руку, спрыгнула на влажный невысокий берег. Как обычно, я внимательно осмотрел прилегающую местность — теперь мы были в тундре, но весьма ощутимый туман ограничивал видимость до сотни метров, Агни скрылся за плотной пеленой облаков, накрапывал лёгкий дождик, и было довольно прохладно: градусов десять — двенадцать выше нуля. Над нами с резкими криками пролетело несколько крупных птиц, а моя спутница от неожиданности даже негромко ахнула и прижалась к моему плечу. По моим подсчётам, мы успели продвинуться вверх по реке километров на семьдесят пять — восемьдесят, и до Ледового барьера теперь оставалось не так и много — возможно, лишь с полчаса хорошего хода. Течение здесь заметно усилилось и на глаз достигало примерно восьми — девяти километров в час, так что моим людям на лодках под слабосильными моторчиками в этих местах, наверное, пришлось непросто…