Александр Афанасьев - Отягощенные злом, ч. 1 Страница 28

— Аллах свидетель, я не стронулся бы с места, не будь в том насущной нужды, шейх... — Фатех не пошел на ответную грубость.

— Законы нашего народа, путник, приказывают встретить тебя с распростертыми объятьями и поделиться последним, что у нас есть. Скажи, в чем твоя нужда, и видит Аллах, если у меня есть это, я поделюсь с тобой, как с братом...

— Аллах свидетель, моя нужда в справедливости и правосудии. Знаешь ли ты, что утворил нечестивый Малик со своими людьми в моем городе?

— Скажи, и я поступлю по справедливости — пообещал шейх

— Так слушай: этот молодой нечестивец пришел к моим людям с товаром. И они приняли его как брата, приняли у него товар и дали ему за него справедливую цену. Видит Аллах, мы не сделали лихвы, точно так же, как не делаем лихвы с тобой, ибо Аллах все видит, и спросит с нас, когда настанет День.

— Аллаху Акбар! — синхронно сказали все пятеро, и совершили вуду, ритуальное малое омовение без воды.

— И чем же нечестивый Малик ответил на нашу справедливость, на наше доброе отношение к нему!? Да будет Аллах свидетелем моим словам, да сгинуть мне на этом месте, да отсохнет мой язык, если я лгу. В этот же день нечестивец ворвался в припортовое заведение, и разбил его! Он никогда не просил разрешения на такое, и я не дал бы никогда такого разрешения. Так пусть же справедливый суд — укажет Малику на его ошибку и назначит наказание. Скажи мне, шейх — Малик прячется на землях твоего племени?

Шейх мог солгать. Несколько слов — и все, здесь не приято было что-то выяснять и уточнять, не принято было и шпионить. Но шейх знал, что слова его лжи — ветер донесет до людей его племени — и люди его племени утратят уважения к нему. Ибо уста, извергнувшие ложь — извергнут ее с легкостью и во второй и в третий раз — а как может быть шейхом тот, кто лжет. Как может племя идти за человеком, утратившим доверие людей...

И потому шейх сказал правду

— Да, это земля Малика в той же степени, в какой она принадлежит любому из моего народа , и Малик находится здесь.

— В таком случае, отдай его мне, и клянусь Аллахом, суд над ним будет скорым и справедливым.

Шейх нахмурился

— Да отсохнет моя рука, если я сделаю это. Ты давно живешь на берегу, Фатех. Ты пропах рыбой и делами городских людей — но тебе никто не ставит это в вину, и каждое племя, большое или малое принимает тебя на своей земле, не требуя с тебя платы. Но никто из нас не знал, что ты забыл наши законы и воспринял законы неверных. Разве ты не знаешь, что судить Малика могу лишь я, а выдав его тебе — я покрою позором не только себя самого, но и любого совершеннолетнего мужчину моего народа?

Шейх пригладил усы

— К тому же Малик сказал мне, что разбил это заведение потому, что там торговали харамом и делали харам. Неужели ты пришел ко мне, чтобы просить суда над справедливыми? Неужели ты забыл Шариат?

Ничего не получалось. С одной стороны — была мафия, Копполо, боевики — с другой стороны шейх и его люди, упертые и твердолобые как эти горы. Черное отчаяние вползало в душу...

— Малик солгал вам! — выкрикнул Фатех — он солгал вам!

— Скажи в чем же — и я накажу его за ложь — невозмутимо ответил шейх

— Он разбил это заведение не потому, что там торговали харамом, совсем по другим причинам! Он пришел туда для того, чтобы похитить русского! Русского моряка с одного из кораблей, которые стоят в гавани! И он сделал это! Нас всех уничтожат, понимаете?! Этого нельзя было делать, это объявление войны!

— Неужели, ты боишься кого-то кроме Аллаха? — презрительно сказал шейх — да, Фатех, ты и в самом деле пропах рыбой. Скажи — достаточно с меня Аллаха, он — прекрасный хранитель и укрепись в душе своей, как это делаю я и мои люди...

Про себя шейх заметил, что надо во всем разобраться. Малик привез с собой раненых, в том числе одного, которого в племени не знали. Но он сказал, что это его брат, которого он встретил в странствиях по миру. Если бы он сказал, что это русский — шейх и его люди приняли бы это нормально. Похищение людей за выкуп здесь не считалось за преступление, этакие дела воспевали в песнях и легендах. Но если Малик солгал, если он злоупотребил гостеприимством своего народа...

— Ты так ничего и не понял! — сказал Фатех — я не про русских. Я про других людей, которые главные в городе. Они...

Что они могут сделать — Фатех так и не поведал, просто не успел. Потому что в ночной тиши щелчком кнута раскатисто треснул выстрел — и лицо шейха аш-Шафи, воина и предводителя своего народа взорвалось фонтаном кровавых брызг...

И тут же — еще один выстрел сразил одного из боевиков, занимавших позицию у машин. Боевиков племен.

— Стреляют! — истошно крикнул кто-то

— Не стрелять! — закричал Фатех, первым поняв, в какую ловушку они попали.

— Аллаху Акбар! — пронеслось над горами.

И огненная буря — разразилась на пятачке.

Неизвестный снайпер солировал — его выстрелы, хлесткие и всегда безошибочные — заглушали стакатто автоматов. То один, то другой стрелок — падали под шквальным огнем другой стороны, охотиться за снайпером было некому и некогда — смерть была здесь, рядом, в нескольких метрах. Почти одновременно погасли фары машин, разбитые пулями, с хлопками лопались шины, стальной град барабанил по кузовам, делая их похожими на решето. Дело было ночью, ни у той ни у другой стороны не было ни прицелов ни приборов ночного видения — но стрелять можно было ориентируясь по вспышкам дульного пламени. Еще освещение давали горящие и загорающиеся машины. Смерть гуляла повсюду — и спасения от нее не было...

Одного из боевиков, которых привез с собой Мухаммед Фатех звали Руби, но среди своих он был известен как Крысеныш. Он был совсем молодым — всего шестнадцать лет, и по молодости — ему мало что доверяли. В этой бойне — он оказался случайно, просто хозяин собирал всех и он оказался под рукой. Только и всего...

Крысеныш не был профессиональным солдатом, которого учили выживать в любых, самых страшных обстоятельствах — но у него было кое-что другое. Звериная хитрость, воспитанная в самых дурных районах Танжера, где могут убить за пачку сигарет. Дети в таких районах — лет в одиннадцать — двенадцать становятся профессиональными убийцами. По законам большинства стран — до четырнадцати лет ребенок вообще не подсуден, его нельзя приговорить к уголовному наказанию ни за какое, за самое страшное преступление. Очевидно, те кто писали эти глупые законы не знали про Танжер и про то, что там творится. Десятилетний ребенок — вполне может нажать на спусковой крючок, с этим нет никаких проблем. Десятилетний ребенок невысок — прекрасно скроется в толпе, кроме того от ребенка не ждут никакого подвоха. Такие вот малолетние убийцы, обученные циничными и жестокими воспитателями — перебрасывались на континент и к четырнадцати годам имели за спиной «багаж» в несколько десятков заказных убийств. После возвращения на Родину -их нередко убивали свои же, опасаясь маленьких монстров, которых они создали...

Когда началась перестрелка — Крысеныш не стал палить, как остальные мозги у него работали не хуже, чем у любого иного спецназовца. Кто стреляет — тот и мишень, дульную вспышку не спрячешь... Вместо этого — он откатился в сторону и застыл, став невидимым для всех...

Силы были примерно равны — по численности и огневой мощи — но горцы выигрывали. По очкам — но выигрывали. Многие были профессиональными солдатами, они были сильнее, жестче, жизнеспособнее уголовных ублюдков с побережья, которые вкусно жрали за хозяйский счет, почти не тренировались и максимум, что могли сделать — с грозным видом постоять на разборке. Или поджечь магазинчик, владелец которого отказывается платить. В Танжере — давно не было междоусобных войн и авторитет того или иного бандита — определялся по количеству людей в его банде. По количеству — но отнюдь не по качеству...

А горцы — жили в горах, где им приходилось охотиться на скудную в этих местах дичь, и каждый патрон — был на счет. Так что — промахиваться они не умели...

Огонь стих, когда боевики Фатеха были выбиты полностью. Горцы потеряли около половины своих людей, но вместе с этим — они потеряли и своего шейха...

Старший из оставшихся в живых — подошел к тому месту, где происходили переговоры, включил фонарь. Луч света пробежался по разбитой голове шейха, потом перескочил на опрокинутого навзничь Фатеха. Его рубашку можно было выжимать от крови...

Подошел еще один боевик

— Что будем делать, эфенди Салим? — сказал он

Словом «эфенди» — он признал нового вождя племени.

Салим указал на Фатеха.

— Отрежьте ему голову. И положите в мешок...

Да, шейх погиб и по законам племен — все кто должны были сохранить его, но не сохранили — караются смертью. Но голова убийцы — сильно меняет ситуацию. Да, шейх погиб — но мужчины племени отомстили за него и принесли голову убийцы на Совет племени. Тот, кто это сделал — имеет хорошие шансы стать следующим шейхом...