Алексей Резник - Стеклянная любовь. Книга 1 Страница 3

– Вы попали в ловушку демонов, товарищ Морозов!..

«Сумерки богов»

(вместо пролога)

В последние минуты морозного декабрьского заката, когда от неба, полыхавшего на западе темно-красным огнем, через бескрайнее заснеженное поле протянулись длинные языки причудливых светотеней, и стена густого леса, многокилометровой полосой росшего вдоль кромки поля, окончательно перекрасилась в угрожающе-черный оттенок – на колоколенке деревенской церкви отчаявшийся подвыпивший звонарь ударил вечерний благовест, и при первых же звуках колокольного звона высокий величественный старик положил широкую длань на плечико стоявшей рядом с ним хрупкой золотоволосой девушки и сказал ей необычайно низким басом:

– Все, внучка – нам никто не даст приюта в этой деревне, мы должны немедленно уходить!

– Пешком?! – удивленно спросила внучка, доверчиво глянув на деда снизу-вверх огромными ярко-синими глазами.

– Мы не можем ждать Рагнера до темноты – слишком опасно здесь стоять. Если он остался в живых, то нагонит нас.

А стояли они на деревенской кладбищенской горке – очень живописной, господствующей над деревней высотке. Вся горка была освещена лучами заката, полузасыпанные кресты и памятники отбрасывали на твердый сверкающий наст четко очерченные траурные тени и своим, во всех отношениях, безнадежным видом вызывали чувство пронзительно острой печали. Мимолетно глянув на зимнее кладбище, синеглазая златокудрая красавица, едва ли не плача, негромко произнесла:

– Бедные, бедные люди…, – на длинных изогнутых ресницах сверкнули крохотными алмазиками непрошеные слезы.

– Не плачь, внучка! – успокоил ее дедушка, тревожно нахмуривший густые седые брови. – На этом погосте покоятся лишь бренные останки – самих же людей здесь нет, они в совсем иных неведомых мирах, вывернутых по отношению к этому невидимой изнанкой. Нам тоже, внучка нет на родной земле больше места – новые власти отменили новогодние елки, а нас с тобой объявили «порождениями религиозного мракобесия». Они убивают не только пулями, но и словами… – в совсем молодых небесно-голубых глазах старика появилось выражение глубокой скорби. – Их жестокие витиеватые формулировки не что иное, как могущественные заклинания неизвестной мне демонической популяции…

Старик резко умолк, так как тускнеющее зарево зимнего заката на пару секунд затмила огненная вспышка, бесшумно поглотившая деревенскую церквушку. Немедленно последовавший после обманчивой тишины грохот, заложил большие чуткие уши деда и маленькие изящные ушки внучки плотными акустическими пробками, а мощная ударная волна, обжигающим шквалом пролетевшая над полем, заставила вздрогнуть и окутаться снежными нимбами кладбищенские кресты и памятники.

– Что это было? – неслышно прошептали рубиновые губки внучки.

– Эти дьяволы в куртках из чертовой кожи взорвали деревенскую церковь вместе с героем-звонарем, который прямым ходом отправился на небеса и моментально сделался великомучеником. Судя по силе взрыва, они чересчур переборщили с зарядом, и в половине деревенских домов наверняка повылетали оконные стекла. Изверги!.. – с чувством добавил он и тяжело-тяжело вздохнул…

…Командир отряда специального назначения, сформированного из сотрудников уездного ЧК, проводившего карательную акцию в селе, Даниил Курдюкин через три минуты после взрыва церкви поднес к глазам трофейный цейсовский бинокль и направил мощные окуляры на кладбищенскую горку. Чекист увидел двух классовых врагов рабочего класса и беднейшего крестьянства: старика и девушку. Их классовую принадлежность к лагерю эксплуататоров идеологически подкованный чекист определил по богатым шубам, вышитых золотыми и серебряными причудливыми узорами, и инкрустированных драгоценными камнями. Шапки на обоих тоже были высокими, боярскими, нестерпимо сверкавшими в лучах заката бриллиантами чистейшей воды – во всяком случае, так показалось и подумалось командиру чекистов. Ослепительно сверкал и набалдашник серебряного посоха, который держал правой рукой статный бородатый старик, чей гордый независимый вид вызвал внезапный приступ бешенства у психически неуравновешенного Курдюкина. А может, его разъярил вид неконфискованных, свободно разгуливавших на свободе, золота и бриллиантов стоимостью в несколько сотен тысяч рублей.

– Скабиченко! – сдавленным голосом позвал командир своего заместителя – бывшего балтийского матроса, непредсказуемым ветром революции заброшенного в сухопутную российскую глубинку.

– Я!! – немедленно отозвался бывший матрос.

– Возьми десяток людей, и, ни секунды не теряя, дуйте вон на то кладбище и арестуйте там двух буржуев – деда с девкой!

– А откуда они там взялись, Данила?! – злым ненормальным смехом рассмеялся изрядно подвыпивший Скабиченко. – На кладбище-то!

– По-моему, это местный купец с девкой своей и со всем «рыжьем» улизнуть от нас успел в последний момент! «Рыжья» на нем – на миллион, не меньше! Давай быстрей, а то уйдут!..

…Зоркие глаза старика без труда заметили несколько черных фигурок, проворно побежавших от околицы деревни через заснеженное поле по направлению к кладбищу, наверняка, с целью арестовать их с внучкой.

– Ослеплённые жестокие люди! – скорее с сожалением, чем с ненавистью произнес старик, и, устремив полный безграничной любви взгляд на красавицу-внучку, грустно произнес: – У нас нет выхода, внученька – мы уходим в Коридор.

– Вслепую?

– Это лучше, чем бесславно и бездарно погибнуть здесь и составить компанию им! – он кивнул в сторону крестов и памятников. – Прощайся! Неизвестно – вернемся ли мы сюда когда-нибудь.

Старик снял с правой кисти горностаевую рукавицу, отороченную мелкими александритами и некоторыми другими уральскими и цинь-линьскими самоцветами и накрыл золотой набалдашник посоха широкой мозолистой ладонью…

…Командир отряда специального назначения вновь припал к биноклю. Ему удалось еще несколько секунд полюбоваться сверканием до сих пор нереквизированного фантастического богатства на шубах купца-кровососа и купчихи-проститутки, а затем ярчайшая вспышка больно ударила по глазам Даниила Курдюкина и на кладбищенскую горку опустилась Египетская Тьма…

…Внучка крепко держалась за руку деда все время, пока вокруг царила кромешная тьма, тоскливо выли злые нездешние вьюги и мелькали россыпями холодных искорок далекие огни в высоких узких окнах причудливо построенных дворцов надменных и жестоких властелинов могучих и богатых государств, где земного человека не ждало ничего, кроме невообразимо ужасных страданий и куда ни в коем случае нельзя было попасть им с дедом… Но она не боялась, твердо веря в почти безграничные возможности своего дедушки…

…Она очнулась в его сильных руках, долго с изумлением смотрела на огромную круглую луну в ночном небе, полыхавшую раскаленным голубым светом, на высокие заснеженные ели и глубокие сугробы и на освещенные изнутри не особенно уютным красноватым светом квадратные окошки длинного приземистого строения под двускатной тесовой крышей. Из двух труб, торчавших на обоих скатах крыши, валили густые клубы дыма. Цвет дыма этого под воздействием света луны отдавал нездоровой желтизной.

– Чем, интересно, они топят?! – послышался рядом мужской насмешливый голос. Девушка повернула голову на голос и метрах в трех от себя увидела огромного заиндевевшего тяжеловоза – настоящего великана лошадиного племени, впряженного в длинные широкие розвальни. На розвальнях, занимая едва ли не всю их площадь, полулежал, подмяв под свое сильное тело приличную охапку сена, былинный русский богатырь в изрубленной кольчуге и с разбитым остроконечным шлемом, откровенно криво державшемся на макушке окровавленной кудрявой головы.

От богатыря ощутимо несло перегаром, и только что прозвучавший вопрос задал именно он.

На его широком краснощеком лице блуждала добродушная, но крайне неуверенная улыбка. То есть за нарочито беспечной манерой поведения, раненый или просто контуженный богатырь пытался замаскировать полную растерянность, поселившуюся какое-то время назад в его широкой славянской душе. Видимо, ему пришлось побывать в достаточно замысловатом переплете на какой-то дальней погранзаставе возле кромки Дикого Поля, и он остался в живых благодаря лишь своим необычайным силе и сообразительности, многократно воспетым в русском народном эпосе.

– Судя по цвету и запаху дыма – сушеными щуками! – уверенно ответил на заданный по неопределенному адресу вопрос богатыря дед, широко расставивший в стороны усталые ноги и заботливо державший на сильных руках постепенно приходившую в себя золотоволосую внучку.

– Дедушка – где мы?? – спросила она, недоуменно разглядывая приветливо улыбавшегося ей раненого богатыря.

– На таможенном постоялом дворе, – невесело произнес дедушка, внимательно разглядывая множество простых открытых сеней и причудливых карет, и экипажей, почти целиком заполнивших густо занавоженное, сплошь изрытое лошадиными, бычьими, верблюжьими копытами пространство обширного двора. – И судя по всему, нам с тобой, внучка, навряд ли, будут сильно рады хозяева!