Александр Зорич - Клад Стервятника Страница 3

Именно он и устроил нам неслабый ангажемент, после которого в моей жизни все очень круто изменилось.

Получив как-то по совсем левой рассылке среди прочего спама весточку о том, что компания каких-то идиотов в закарпатском Ужгороде организует международный фестиваль панк-рока «и альтернативно-прогрессивных музыкальных течений», Юрик не стал спихивать ее в «корзину». А переправил нам, по назначению.

Прямиком в «Гов Но»!

Пути славы, как известно, неисповедимы.

Пути бесславия — тем паче.

Мы не были избалованы вниманием слушателя. Мы как раз переживали очередной творчески-алкогольный кризис. Поэтому, получив приглашение на фестиваль, мы едва не описались от счастья. Решено было действовать немедля.

В тот же день мы зачехлили гитары, сердечно распрощались с Юрой «сухариком» и умчались славным поездом «Москва-Будапешт» в Закарпатье. Нас ожидал Ужгород, самый зеленый город Евразии, а ныне — наш Аустерлиц, о да.

Там наше «Гов Но» совсем нехило выступило на фестивале в компании таких же великовозрастных идиотов. А я, Гоша-Трубач, умудрился даже отхватить целый лауреатский диплом, подтверждавший мой высокий статус в корявом мастерстве гитарного панк-рока…

Разумеется, секрет нашего триумфа коренился вовсе не в какой-то моей особенной, филигранной технике или же затейливом искусстве шестиструнных импровизаций. Просто в каждом монастыре всегда свой устав, и наша группа перед самым выступлением по давней фестивальной традиции всех уважающих себя рокеров изрядно накачалась немировской горилкой. Дело было в клубной уборной с расколотым умывальником и намертво забитыми «чашами Генуи». Как тут, скажите, не выпить водки?

А напоследок мы еще и усугубили это дело — но исключительно для блеска глаз под софитами! — портвешком с почти апокалиптическим номиналом «66».

В итоге перед выходом под софиты вся группа была уже, что называется, в хлам.

Поэтому, громко объявляя в микрофон список исполняемых вещей, наш басист Мударис Абзгильдин неожиданно замялся прямо посредине скорбного списка. Затем громко икнул и едва не абзгильдел весь первый ряд, сдержав творческие позывы лишь поистине героическим усилием. После чего сообщил притихшему залу:

— В общем… Чего там… Бафли саталлар тигында… Да канца!

Что доподлинно означают эти загадочные слова, не знает никто в целом мире. И не только тюркском. Я подозреваю, что не знал их и наш славный Мударис.

Но зато интуитивно смысл речи нашего басиста был понятен залу.

Панки хой! Анархия — мать порядка! Даешь рубилово!

И, само собой, тут же началось рубилово.

В общем, гастроли удались.

Но если мои соратники еще кое-как вязали на сцене зажигательное панкерское лыко, то я натурально спал стоя. И все — абсолютно все! — восемь композиций из репертуара нашей обязательной программы я меланхолично проиграл, прикрыв глаза, с отсутствующим видом. И — на одном аккорде!

Бесконечном и монотонном, как вой бензопилы «Дружба»…

А поскольку моя любимая трофейная «Lead Star» номинально числилась в «Гов Не» каким-никаким, но лидером, а потому обладала преимуществом повышенной громкости и скрипучей, «грязной» педалью-фуззом, впечатление я произвел на весь зал самое неизгладимое! Обурело даже жюри, чего там скрывать…

Жюри, кстати, состояло из таких же неисправимых бухариков и балбесов, как и те, что отжигали на сцене. Хотя, конечно, кое-где и было слегка разбавлено чиновниками из городского «комитета по борьбе с молодежью», к тому времени тоже изрядно захмелевшими. Поэтому от моего бесконечного аккорда («Это так конъюнктурно!») жюри впало в буйное ликование и немедленно выписало вашему покорному слуге Почетный Диплом.

Там, с хвостатыми подписями и жирными печатями, я объявлялся самым контр культурным гитаристом минувшего панк-фестиваля. А поскольку в те дни Ужгород посетили еще несколько чуваков из России, этому сомнительному мероприятию смелым и лично-волевым решением председателя жюри, бывшего к награждению уже в полный драбадан, быстренько приляпали статус международного.

В результате я был назван лучшей панк-гитарой двух некогда братских стран, получил диплом и прикольный брелок, который как скрипучий рингтон наигрывал семь нот гитарной настройки — вместо камертона. И вдобавок удостоился проникновенного лирического высказывания председателя жюри:

Гитары славный муж,Ты к нам в сердца пролез.Ты «Fender» наших душ,А может, «Ibanez»![1]

Но это все, как вы понимаете, лирика. А в «Гов Не» за мною в тот же день закрепилась кличка «Онанист-Однолюб». Ну не уроды, а?

От бесславных рейдов в Зону за хабаром у меня остались на память пистолет «Martha» и дурацкая привычка мурлыкать старую песенку сэра Пола:

Martha, my dear, you have always beenmy inspiration.Please be good to me, Martha, my love.Don't forget me, Martha, my dear!

Когда-то она и вправду всегда была моим вдохновением — эта пистолетина калибра 9 мм с двухрядным магазином на 15 «маслят». Мощный патрон, длинный ствол, четкий баланс и удобная пистолетная рукоятка — что еще нужно бывшему горе-сталкеру, чтобы достойно встретить старость?

Кто только не палил прежде из моей «Марты»! И пиндосы-военные, и ихние копы, и весь организованный преступный мир Старого и Нового Света. А я бил из нее вдобавок еще и выходцев с Того Света — во всяком случае, здешние припятские зомби выглядят так фотогенично, что им можно прямиком подаваться на съемочную площадку к знаменитому режиссеру-упырю Джорджу Ромеро, и на кастинг не ходи!

Но «Марта» — то раньше. Теперь мое оружие — старенький пятиоктавный синтезатор класса «samoigrajka» с вокальным процессором-гармонизатором, бытовой микшерный пультик «Беринджер», ноутбук известной породы, но анонимной сборки и «шуровский» микрофон. Ах да, еще забыл пюпитр для слов песен, которые я с неизменным успехом распеваю в баре «Лейка».

Вот это, я вам скажу, настоящее оружие! Доказано в день рождения сталкера Свиньи, когда мне пришлось отбиваться от самого виновника торжества, пьяного вдрызг и оттого затеявшего хаять Россию и всех русских на «мове» пополам с нашим трехэтажным матом.

Потом-то он, конечно, протрезвился! Но пюпитр мне пришлось собирать по винтикам и плашечкам — башка у Свиньи, как известно, чугунная и требует неоднократного вразумления.

Когда-то у меня было еще одно оружие из числа любимых.

Колода карт.

В те славные денечки при виде компании, сидящей за покером, у меня тут же пересыхало горло, начинали нервически подрагивать пальцы, а потом — сами тянуться за тузом или червями. Именно покер-то меня и подвел, когда я, на свою беду, обыграл компанию подозрительных личностей, едучи из Ужгорода домой с того самого панковского фестиваля.

То ли эти гоблины были некредитоспособны, то ли сочли гораздо более простым вариантом оперативно разрулить неприятную ситуацию, избавившись от ее первопричины (ага, это во мне сейчас опять говорит высшее образование, полученное в Казанском университете)… Но не успел я и глазом моргнуть, как они вытряхнули меня из скорого поезда на полном ходу. И заметьте, вовсе не в сторону моего родного Татарстана!

Результат — шок, временная потеря памяти и всякой трудоспособности. Как я потом до Припяти добрался, как осел тут в Зоне до лучших времен — это история, достойная пера самого Вильяма нашего Шекспира. Как-нибудь расскажу при случае.

В итоге живу, пою, пью, со сталкерством помаленьку завязал и только стараюсь ни при каких условиях не брать в руки карт. Даже топографических. У меня на них эта… идиосинкразия, вот!

Но из каждого правила, увы, всегда найдется целый список вытекающих исключений. А уж касательно табу на карточную игру…

На этот раз свой очередной день рождения старый хитромудрый Бай, истинного возраста которого не знает никто, кроме его соблазнительной дочурки Леськи, решил отметить на широкую ногу. Хотя, разумеется, без лишних глаз и ушей — как всегда.

Но мы-то все знаем: настоящие глаза старого Бая — его верный телохранитель и прихвостень Осип. Или Аспид, как прозвали его за глаза сталкеры, хлебнувшие на своем недолгом «зоновском» веку и крепких оплеух Баева наперсника, и его хищного, прямо-таки кулацкого нрава при оценке и продаже хабара.

Сам Бай не раз говорил о себе так:

— Я — обычный крестный отец Зоны. Между прочим, один из многих.

Вот так: скромно, но со вкусом сицилийской пиццы.

Поэтому на банкете мне пришлось несчетное число раз играть для него знаменитую киномелодию из фильма Фрэнсиса Форда Копполы про нелегкую жизнь итальянских мафиози. И всегда — под льстивые аплодисменты подручных Бая, его нахлебников и всяких прилипал.

Не хлопали только в самом дальнем углу гостиного зала. Там вокруг крепко сколоченного дубового стола нахохлившейся стаей стервятников расселись темные сталкеры. Они курили, молча шлепали по столешнице замасленными картами и поминутно отхлебывали из загодя поданных им двух объемистых кувшинов. Что в действительности пьют темные, мне доподлинно неизвестно. Но то, что они при этом никогда не хмелеют — проверено!