Андрей Столяров - Детский мир (сборник) Страница 31

Белым длинным мизинцем, который производил впечатление свежевымытого, она тыкала в крошечный синий бутончик, по–видимому, из фарфора. Крышечка на бутончике была такая, что непонятно, как и открыть.

– Ну, черти, выдумали!

Лида снисходительно объяснила, что вот эта вот пипочка – для сочетания ароматов. Например, если хочешь, чтоб был одновременно и персиковый аромат и вишневый, то из этой вот пипочки фиксируешь между ними границу, и тогда оба базовых тембра уже не смешиваются. То есть, можно создать любое количество комбинаций и одновременно – со сложным букетом, построив, например, восходящую гамму. Как тебе больше нравится. Смотри по инструкции.

В предложении об инструкции содержалась изрядная доля яда. Английского Верка не разбирала, и в другой ситуации, вероятно, не поленилась бы напомнить об этом, – непременно добавив, что русского–то языка толком не знаем, а ничтоже сумняшеся хватаемся за иностранные. Называется это образованщиной. Однако, сегодня выступать на эту тему она не стала, а, упрятав подарки и пододвинув к себе вазу с пирожными, отхлебнула индийского чая и заблестела глазами:

– Давай, рассказывай!..

Между прочим, и тон у нее был вполне дружелюбный: без иронии, без тени какого–либо превосходства. Верка даже ее ни разу не перебила. А когда Лида устала от почти часового рассказа, когда все было обрисовано и вывалены первые впечатления, то оставила недоеденное пирожное на розетке и сказала – чуть ли не с некоторым почтением:

– Ты, наверное, каждый месяц будешь туда мотаться…

Зрачки у нее сконцентрировались. Чувствовалось, что она прикидывает открывающиеся возможности. Однако, Лида эти ее прикидки немедленно поломала, объяснив, что съездила она, разумеется, плодотворно – привезла договоры и некоторые перспективные наработки, непосредственное начальство, кажется, ею довольно – что ни в коем разе не значит, что будто бы теперь так и будет: и желающих побывать за границей в этой фирме хватает, и не только она специализируется на субликвидных расчетах. А к тому же умные люди рассказывали, что проветриться за бугром только на свежачок интересно, ну, быть может, – второй вояж или третий. А когда начнешь мотаться туда–сюда, то оказывается, что это вовсе не удовольствие: пертурбации с визами, смена часовых поясов, быт там хоть и удобный, а все–таки не по–нашему. И так далее и тому подобное. Вымоталась она за эту неделю ужасно. Будто месяц пахала, никакой энергии не хватает. Вон в последний вечер у нее была намечена встреча, но когда человек не пришел, то она просто–напросто облегченно вздохнула. Потому что не надо было уже ни с кем разговаривать. В общем, ладно, тут еще следует поразмыслить.

Как она и рассчитывала, Верка тут же почуяла, что про человека упомянуто было не просто так, и с присущим упорством вытянула из нее подробности. История с Блоссопом ее, видимо, потрясла, Верка ахала, всплескивала наманикюренными руками, чуть не вляпалась в вазу с пирожными, успев подхватить, и очень долго рассматривала визитку, которую Лида достала. И понюхала ее, и потерла, только что не попробовала на вкус.

– Неужели действительно граф? – завистливо сказала она. – Слушай, Лидка, а он тебе голову не морочит? Написать–то все можно, бумага стерпит. Слушай, а почему она у него – черного цвета?

Лида с видом знатока объяснила:

– Вероятно, для элеганта. Серебро на таком фоне, видишь, как выделяется. Между прочим, он мне еще и адрес оставил. Что–то загородное, надо будет как–нибудь съездить.

Верку точно прихлопнуло:

– Везет же некоторым… Ты мне тоже там какого–нибудь деятеля подбери, граф – не граф, но чтобы денег было побольше. – И добавила со свойственной ей проницательностью. – Н–да, а выглядишь ты и в самом деле неважно…

Лида поспешно откусила пирожное. Она вовсе не имела желания развивать эту тему. По утрам она видела в зеркале свое бледное, осунувшееся лицо, на котором во впадинах проступала нехорошая зелень. Далее, после мытья и растирания кремом, кожа приобретала нормальный оттенок, но о том, что выглядывало из утренней мути, забыть было нельзя. Чувствовала она себя плоховато, мучила иногда тошнота, или вдруг накатывали такие приступы слабости, что весь мир начинал вращаться, точно на карусели. Она боялась упасть. Главное же, что внутри у нее неожиданно появился плотненький сгусток холода – словно ледяная картофелина – и, как Лиде казалось, этот сгусток все время увеличивался в размерах. Образовывался он как будто из тканей тела, и чем дальше, тем больше переплавлял их в тягучий мороз. Лида явственно ощущала в себе противную зябкость. И сейчас, разжевывая без охоты вялый эклер, она чисто непроизвольно передернула от озноба плечами. Что, конечно, не укрылось от внимания Верки. Мерзнешь? Мерзну. Ты, мать, того, не гриппуешь?.. Следовало бы, наверное, давно обратиться к врачу – вероятно, пройти обследование, выяснить, в чем тут дело. Но ведь это, знаете ли, не прежние времена. Раньше, года четыре назад, и поболеть было приятно. Отдохнешь себе дома, книги какие–нибудь почитаешь. Все равно, что дополнительный отпуск. Теперь, знаете ли, не так. Теперь только намекни, что у тебя нелады со здоровьем, и моргнуть не успеешь, как тут же окажешься без работы. В лучшем случае дадут выходное пособие – никакой профсоюз не поможет.

– Простыла, наверное, – беззаботно сказала она.

Но отбиться от Веркиного напора было непросто. Та немедленно, меряя температуру, пощупала лоб, озабоченно констатировала: Вроде, горячий, – оттянула Лидины веки, что–то там проверяя. И, по всей вероятности, увиденное ей не понравилось, потому что она сказала:

– Давай–ка в постель. Градусник тебе забебеним, сделаем все по науке.

– Ну и что ты у меня обнаружила? – спросила Лида.

– А вот то обнаружила, что и следовало!

– И что именно?

– Это самое!..

Было ясно, на что она намекает. Лида хотела сказать, что пошла бы ты, Верка, туда–сюда. Тоже мне гинеколог, два курса задрипанного медучилища. Если хочешь кого–то лечить, то – с себя начинай. Но едва она вспрянула, чтобы высказать недовольство, как сделался невыносимым кремовый вкус во рту, жир эклера как будто выстлал пищевод изнутри, желудок болезненно дернулся – вырываясь из Веркиных рук, она еле успела нагнуться над раковиной: желтоватая водяная струя ударила изо рта, и гортань защипало от едкой горечи.

Ее всю выворачивало.

– Уйди–уйди!.. – между приступами тошноты бормотала она.

Однако, Верка, разумеется, никуда не ушла, а напротив, дождавшись, пока ужасные спазмы закончатся, усадила ее, поддерживая, на прежнее место – обтерла платком, налила, чтобы можно было запить, слабый чай и сказала – серьезно, без тени какого–либо покровительства:

– Значит, правильно все. Что будем делать, подруга?..

Врач был вроде толковый, а нес какую–то чепуху. Когда осмотр завершился, и одетая, немного смущенная Лида примостилась на стуле с другой стороны стола, то он, подняв голову от бумаг, которые заполнял неразборчивым почерком, сообщил – довольно–таки равнодушно, как о чем–то обыденном:

– Примерно шесть месяцев. Состояние, в общем, нормальное. Никаких отклонений, тревожных симптомов нет. Сдадите анализы: кровь и так далее. Я надеюсь, что все будет благополучно.

Лида нервно сказала:

– Какие шесть месяцев, доктор? Вы, наверное, ошибаетесь, не может этого быть. Я прошу вас направить меня на дополнительное обследование…

Врач кивнул, по–прежнему продолжая писать.

– Разумеется, если вам не жалко сил и времени. Но, по–моему, второе обследование ничего не даст. Случай, к сожалению, достаточно ясный. – Длинным указательным пальцем он подтолкнул к ней разграфленный листок. – Вот вам справка и направления на анализы. Постарайтесь сделать их в ближайшие дни. А потом приходите, мы вас посмотрим вторично.

Очки сползали по переносице.

Лида его не слушала. Она морщила лоб и поспешно, как на контрольной, подсчитывала возможные сроки. Шесть месяцев – это, значит, в районе Нового года. Сейчас июль, то есть, видимо, середина нынешнего января. Нет, в течение января у нее, как нарочно, и близко не было. Она может поклясться, она хорошо помнит этот январь. Ей как раз сообщили, что предстоит зарубежная командировка. Закрутилось и понеслось тогда, как с горы. Не было ни одной свободной минуты. Нет–нет–нет, январь, разумеется, отпадает. На мгновение перед нею всплыло ироническое сдержанное лицо Блоссопа. Как он после внезапной близости предупредил: Каждый сам решает свои внутренние проблемы. Ты, наверное, понимаешь, что никакой ответственности я брать не себя не могу. Лида с ним тогда полностью согласилась. Потому что и она не хотела тогда никаких новых проблем. И, естественно, соответствующим образом предохранялась. Да и, если подумать, при чем здесь Блоссоп: всего месяц назад. Блоссоп к этому ни малейшего отношения не имеет.