Александр Козин - Истории Выживших (сборник) Страница 31

Данила еще раз осмотрелся. Никого. Задержал взгляд на арбалете. Блин, штучка неплохая! На Черном рынке хорошо уйдет. Глядишь, на очки ночные выменять можно. У вояк из Возрождения. Но, епрст, таскать с собой несподручно. Да еще в гонке преследования. И так много времени потерял. А пара кило железа на плече – не айс. И пара обойм к нему тоже. Как же быть?.. Лады. Беру. Схрон по пути намечу, спрячу. Тогда и остальное забираю. Так. Рюкзак, берцы с вонючих ног долой. Ремень. Перчатка. О-о, защитная, от экзокостюма. Жаль, что одна, но вещь нехилая. Надевая такую, чувствуешь, что можешь горы воротить, деревья злобного Леса крушить. Анатомический рельеф, подгоняемый размер, вшитые смарт-датчики контроля, управления и лечебных инъекций. Кажись, последние не работают! Черт с ними, опробуем позже. Сейчас бы весь костюм «Ратник» заиметь, цены ему нет. Ладно, работаем.

Трэш бросил последний взгляд на труп, пытаясь определить приверженность бедняги к какой-то определенной группировке. Ну, и мысленно проститься с ним. Враг, но… не любил Данила убивать. Не любил и не хотел. Жизнь заставила. Черт! Не жизнь, а Пандемия. Катаклизм. Какая после него жизнь?! Так. Прозябание. Существование.

Ладно. Погнали. Хватит вату катать!

Схрон из трофеев сделал метрах в двухстах поодаль, под старым замшелым валежником. Наметил ориентир. И снова кинулся в погоню.

Корни-змеи и неестественно двигающийся вяз, похожий на огородное пугало исполинских размеров, парень обогнул лишней стометровкой слева. Зачем лезть в чрево живородящего Леса, когда вон по той просеке можно… Опс. Вот это точняк трэш!

Данила присел на одно колено. Огляделся, четко фиксируя все элементы окружающего его мира. Враждебного мира. Это в поселениях можно не бояться мутантов и Леса, а за стенами укрепрайонов, в дебрях черно-зеленого биома и вдоль дорог между объектами-локациями, – полный трэш. Тс-с, парень, тихо-о! Вон правее…

Он проглотил застрявший в горле спазм, всматриваясь в помятые кусты, сломанные ветки и человеческие конечности. Тела. Двое мертвых. Причем одного тащит пятиметровый корень вяза, грубо и жестко волоча его по траве к основанию дерева. Что будет дальше – картина знакомая. Прессование, костоломка, котлета и запас под землю, ближе к сердцевине корневища. Трэш!

Данила вздрогнул. Проклятая ворона! Испугала его, каркнув на всю местность. Таких размеров птица-мутант с легкостью пробивала череп дециметровым клювом и могла одна разделаться с подростком-поселенцем. Даже будь у того палка.

Зря она каркнула во все свое воронье горло. Нельзя в Лесу громко кричать. Смертельно опасно. Это же Лес, едрить его в корень!

Привлекла к себе. Широкий взмах ожившей ветки, и ворона, хрустнув крыльями, очутилась в жесткой хватке вяза. А ведь хотела полакомиться мертвечиной, лежащей на изрытом дерне под деревом. А теперь сама стала обедом. Чьим-то.

Данила потратил минуту, рассматривая убитых, представляя детали ужасной сцены, происшедшей здесь полчаса – да, где-то так – назад.

Тотем? Не-а. Нет его. И хабар брать как-то не хочется. Ну его – это добыча Леса. Пускай лакомится, глядишь, успокоится на часок. Тьфу.

Через полкилометра «пересеченки» Трэш снова резко остановился, приник ухом к валуну. Камни в Лесу не были живыми и злыми. Камни оставались камнями. Навсегда. И не хуже земли могли обозначить цель. И рассказать о ней.

Гулкий глухой стук. Стон. Дыхание. Снова стук. Хруст. Трэш выгнулся дугой, замер. Чуть сердце не остановил. А мог бы. Умел. Спорт когда-то научил борьбе за выносливость, а сейчас и за выживание. И мог научить всему. Притуплению боли и голода, черствости. А еще остановке дыхания, пульса, сердца. Зачем? Фиг его знает! Неведомо. Может, еще все впереди. Пригодится. А значит, еще не время узнать и постичь это.

Вперед. Они недалеко.

Снова кусты, деревья, высокая трава. Снова Лес, не успевающий схватить бегущего человека, сообразить заранее, что вот он, есть такой, несется и опасен. А опасен ли? Лесу нет. Нет! Пусть чешет. Пусть живет. От него пахнет деревом, березовым соком, пыльцой. От него не веет силой, на которую нужна сила в противовес. От него не несет ущербностью и алчностью. Он как друид. Он и есть друид! Свой среди бескрайнего Леса. Пускай живет…

А вот и причина стука. Шлем в ржавых пятнах, повисший на ветке и от ветра побрякивающий о камень. И тело рядом у валуна. Обгоревшее. Этот тошнотворный запах парень почуял еще загодя. Странно, ни огня, ни ветра. И никого больше. Но откуда окорок-беглец и покачивание шлема? Ого! Да совсем не странно. Ясен перец, откуда. Аномалка. «Гарь». Вот она. Примостилась на плите гранита между камнями. Поэтому и не выжгла пятачок на хвое. И не спалила этот Лес… опс… Рощицу зеленую, красивую дубраву. Ну, дубами тут и не пахнет – не те широты, а вот хвойных хватает. Устал Лес бороться. И огня уже не боится. Давно выработал антипод на действие стихий и человека. Теперь вот так и будет до скончания Мира Выживших. Э-эх…

Ну что, Жаркое, и у тебя тотема нет? Вот, блин! А что есть? Шлем старый на ветке да тлеющая обувка вояки? Ишь, подковка и лейба натовские. Никак из Армии Возрождения! Или скупленные у торговцев обноски вояк, или с трупа снял. Лицо больно знакомое. Не лицо… маска с коркой горелой. Но этот шрам до уха… Вот, епрст! Это же Кент. Из Рудни. На Черном рынке тусовался весной. Хвастался добычей каравана «черных». Типа, с дружками там положил всех, зная, что те везут. Отжимку полыни, молочая и дурмана. И баллоны с гербицидом. Товар дорогой, но запрещенный в Мире Выживших. Злой и смертельный. А значит, минусовый. Банда его якобы уничтожила, но можно было догадаться, куда дели добычу на самом деле. Явно не ликвидировали. Уроды! Зачем же теперь на Таракан зариться было? На святая святых… Алтарь поселенцев. Идиоты. И где вы сейчас? Порубленные, раздавленные и обжаренные остались гнить в Лесу?! Оревуар. Блин, опять хабар мимо! Дробовик сгорел в «гари», рюкзак… тоже одни лямки тлеют. Шлем?

Данила поддел сухим сучком болтающуюся полусферу и чуть не обжегся об нее, взяв в руки. Вот и перчатка экзокостюма пригодилась в роли рукавицы-прихватки. И горячий шлем не страшен. Что это у нас? Буквы. Инициалы, фамилия или позывной. Стерто… А, вот. «Чилимов Вэ…». Дальше не понять. Ладно, покойся, шлемик, тут. Покедова.

Снова бег. Опушка Леса. Борозды на почве, но старые. Куча хвороста. Сухая. Не опасная. Марево над кромкой Леса на одиннадцать. Аномалия. Надеюсь, не туда этот гаврик путь держит.

Следы на песке уже четкие. Не маскируется. Либо испуган гибелью товарищей, либо устал и сдох. Товарищей. Ха. Корешей, епрст. Такие товарищи не бывают товарищами! Так. Предельное внимание. Известно, что загнанный псевдоволк втройне опасен. А этот бегун никак не слабее лесного мутанта.

Вон те кусты как нельзя кстати подходят для засады. Он один, устал и боится. Страшится всего: висящих на хвосте опытных следопытов, Леса с его выкидонами (как-никак троих забрал), одиночества в этой глуши. И при этом очень устал. Снаряга, оружие, тяжеленный тотем, пересеченная местность. И избыток адреналина. М-да-а, компот тот еще!

Данила тоже устал. Не столько от бега и страха Леса, сколько морально. Где он, свет в конце тоннеля? Где просвет во всем этом? Как все опостылело, надоело. Эта серость, скукота. Носиться по Лесу в поисках бесценных артефактов, диковинных растений и органов мутантов, ловить бандитов и прочий аморальный сброд. Искать и собирать минералы, добывать пищевой материал, охранять лидеров группировок на стрелках. А чего ему хотелось? Знал ли он сам? Знал! И понимал. Чего-то нового, неизведанного, масштабного. Сотворить глобальное, эпохальное. Ясен перец, в рамках Мира Выживших! Но действительно полезное, нужное, важное. Для человечества, для сестры, себя. И найти отца. Ох, как хотелось увидеть его! И крепко прижаться, обнять. И говорить, говорить… Часами, днями. И никуда уже порознь. Всем троим вместе. Только так. Где ты, батя? Я чувствую, что ты жив, ты где-то на этих просторах. Такие, как ты, не умирают нелепо и в безызвестности. Ты же в Зоне. Где ты-ы, отец?!

Данила вздрогнул от вибрации пейджера, присел за камень, укрывшись от возможного снайпера – опять то ли навыки биатлонки, то ли гены отца-разведчика. Активировал экран, прочитал сообщение из Таракановского форта, переданное Модератором Мира Выживших: «Это группа Чернохвоста с Рудни. Их пятеро. Уходят на восток, к Химзаводу. Гонорар удвоен. Удачи».

Чернохвост. Рудня. Ну, ясен перец, с Рудни. Раз Кент оттуда, так и банда вся тамошняя. Хотя какая, нафиг, банда! Так, осколок ее, звено выбитое. Рудня. Зона отчуждения в бывшей Украине. Читал. Помнится, сектор Пяти Вспышек в Чернобыльском районе, где чудила атомная станция. Там и полигон имеется. Какой-то особый, суперпуперсекретный. Где химические и биологические испытания проводили. Уже лет тридцать. И никто толком не знал, кто, зачем и над кем. А ведь и Кент, и Чернохвост из тех краев. Могильники там одни, секретные бункеры, радиация и зверье-мутанты. И сумасшедшие обитатели, которых вояки все годы гоняли по округе… Стоп! Вояки. Так и отец там засветился. По крайней мере, так сообщило его руководство, оформляя пожизненную пенсию для матери еще до Пандемии. И позывной его промелькнул в сети Мира Выживших, коротко и недолго протрещав в эфире связи с Рудней. Спасибо Модератору, прочно обосновавшемуся на старой военной базе РЛС. Этому неизвестному умнику, прихватизировавшему РТ-вышку и нашедшему в космосе древний спутник ГЛОНАСС, кочующий по орбите. Умели же люди делать батареи такие! И аппаратуру. Так. Связь с Рудней. Ого! Та-а-к. Сектор сужается. Вояки. Они либо в Армии Возрождения там, за Уралом, в Казахском форте. Либо в Рудне, где когда-то держали зону отчуждения АЭС.