Олег Дивов - Настоящие индейцы Страница 32

Губы, его губы. Ласковые, требовательные. Его руки. Его горячее тело, к которому я старалась прижаться еще крепче. Его запах. Его шепот.

Уснула я прямо под ним — он, наскучавшись, никак не мог насытиться. И как мы к утру не склеились намертво, до сих пор не понимаю.

А утром идиллия кончилась, так и не начавшись.

Она рыдала всю ночь. Я ненавижу таких баб. Елки-палки, она ж навигатор, офицер. Она ударилась в слезы, едва за нами с Максом закрылась дверца его комнатушки. Пока мы занимались любовью, я ни на что не обращала внимания. Потом, уже засыпая, я дала себе волю понять, что это за звуки раздаются за перегородкой. Понятно, что слышала я их с самого начала, но имею я право хоть изредка становиться глухой?

Иде Рафферти было глубоко наплевать, что своими рыданиями она мешает спать всей группе. Она выставила свое мелкое женское горе напоказ. Ее бросили. Пусть теперь все увидят, как ей больно. И вот же наградил ее Господь здоровьем — проснувшись на рассвете, я опять услышала рыдания.

Я кое-как выползла из-под Макса, подобрала с пола одежду — свою и его. Прошла через избу, даже не оборачиваясь в сторону лавки, на которой ничком стенала Ида. На крыльце застыла, в очередной раз восхитившись красотой индейского рассвета. Потом слева послышался легкий шум, и я пошла на звук.

Индианка Санта стирала в корыте. Увидев меня, оценила сверток в руках, жестом показала на второе корыто. Я налила воды из колодца, нашла кусочек мыльного корня и принялась за стирку. Индианка искоса следила за мной.

— Я говорила ей, — обронила она без приветствий. — Говорила: если хочешь быть женой, возьми его рубашку и постирай. Так делают все женщины, которые хотят быть женами. Она ответила: так делают ваши самки, а я человек и офицер, коммандер сам отнесет свое барахло в прачечную, пусть стирают машины.

— Я тоже человек и офицер, — равнодушно уточнила я.

— Но ты стираешь. Поэтому ты — жена.

Я промолчала.

— Он часто смотрел на твою фотографию. Я спросила. Коммандер мало говорил с людьми, но с нами, индейцами, говорил больше. Он сказал — жена. Я вижу, что ты и вправду жена. Ида хотела, чтоб он на ней женился. Но она презирает нас. И что? Теперь она плачет, а ты стираешь рубашку мужа.

— Не думаю, что даже стирка спасла бы ее мечты.

— Кто знает? Если бы она была умной, она была бы другой. Почему бы тогда и коммандеру не глядеть на нее другими глазами?

— Санта, а ты ведь не перемещенная, как написано в твоем досье.

— Нет, — с гордостью ответила индианка. — У нас много имен, поэтому бывает, что нас путают. У меня есть сестра, двоюродная. Санта было ее имя. А я родилась в поместье. На Хорде. Наш помещик был хороший человек. Я ходила в школу одиннадцать лет.

— То есть у тебя еще и полное общее образование?

— О да. Я была завидная невеста. Лучшая в нашей деревне. Кер был лучшим женихом. Когда он объявил на празднике, что хочет взять жену, все девушки в деревне стали бегать за его рубашками. Так принято. Выбирает мужчина, но если девушка хочет, чтобы он не пропустил ее, надо прийти на рассвете, взять его рубашку с веревки у двери, постирать и повесить у своего дома. Он придет обязательно и рассмотрит, кто хочет быть его женой. Девушки в деревне вставали очень рано и бегали наперегонки — кто первая успеет взять его рубашку.

— Но женился он на тебе.

— Да. Он решил это до того, как объявил, что хочет жениться. Но я все равно стирала лучше всех. Я все умею, что должна уметь жена, хотя моему отцу говорили — зачем ты даешь дочери учиться, она загордится и перестанет делать то, что должна жена. Мой отец — умный. Он сказал: не загордится. Так и вышло. По обычаю, Кер мог отдать меня в жены своему дяде еще три года назад. А он не отдал. Я с ним восемь лет. У нас есть сын и дочь, оба ходят в школу. Кер уже дал клятву, что не отдаст меня другому мужу, мы вместе навсегда. Когда мы сюда прилетели, было трудно, и я сказала: Кер, нам нужна еще одна жена. Кер ответил — хорошо, выбирай. У нас принято, что если муж дал клятву не отдавать старшую жену, то она выбирает ему младших жен. Кер сказал: ты сама знаешь, как выбрать умницу, а я хочу, чтобы она была красивой, но не такой, как ты, потому что ты особенная. Я выбрала Монику. Моника — это ее новое имя, я сама придумала, на свадьбе. В деревне она считалась глупенькой, но я-то знаю: мы вернемся на Землю. На Земле Моника будет умненькой, ведь там от жены нужно другое. Моника должна уметь служить в доме вельможи. И я подумала: она красивая, но не похожа на меня — Керу понравится. Еще она умеет шить по-индейски, умеет как никто, и если Кера возьмут на службу, Моника станет шить для жены вельможи и его детей, и они будут особенные. Люди любят быть особенными. Еще Моника знает наши травы и умеет ухаживать за красотой. Она пригодится в богатом доме, где будет служить Кер. Да, она совсем не ходила в школу, потому что жила на Саттанге. Ну и что с того? У нее есть раб, ее приданое. Он научил ее языку, и все еще учит ее всему, что должна знать индианка на Земле. Моника говорит на федеральном, учится читать, считать и писать, а еще Гай объясняет ей законы. У нее есть ум. Она подрастет и будет славной женой. И вот поди ж ты: все подруги в деревне над ней смеялись, только Моника будет жить так, как им и не снилось. И ведь не в рабстве — а на службе за деньги. За деньги служить не стыдно. И почему? А потому, что послушала меня, а не своих подружек.

— Санта, а ревности у вас совсем нет?

— Как же нет? Конечно, есть. Она везде есть, где есть глупость. Ведь ревность — она от того, что ума недостает. Я умна, и я правильно выбрала младшую жену своему мужу. Ему жену, себе — сестру. Так умно. Поэтому между нами нет ревности. Вот Ида — та всегда ревнует. Даже к нам, индианкам, хотя все индианки видят — коммандер не женится на женщине другой крови. Я говорила Иде: ты все неправильно делаешь. Но разве она будет кого-то слушать? Она думает, что умная. А умный всех послушает. Глупец — нет. Она хороший пилот, но очень глупая женщина. Когда мы нашли этот дом, Ида стала говорить, что Духи хотят жертвы, и всем сказала, что пойдет к алтарю, пусть Духи возьмут ее и спасут коммандера. Она так громко говорила, что коммандер пришел в ее комнату ночью, лишь бы она успокоилась. Она и успокоилась. Коммандер был очень недоволен. Потом привык, но не женился. Я подумала: Ида просто не умеет стирать, но твердит, что это унижает ее, и ночью она тоже ничего не умеет. Она вообще ничего не умеет. Но чтобы над ней не посмеялись, она твердит, что всех презирает.

— Бывает, — согласилась я с прохладцей. Черт бы подрал индейскую этику, согласно которой мне выложили эту историю. Санта считала, что Макс не совершил ничего предосудительного, но я должна знать, кто набивается ему в младшие жены.

— Тебе надо это знать, — Санта словно мысли прочитала. — Потому что если ты не разрешишь, коммандеру нельзя взять Иду в младшие жены. Не разрешай. Пусть найдет другую. Ида не хочет работать. Зачем тебе такая? Она будет сидеть на лавке и говорить глупости, а все будут уважать ее как жену, хотя всю работу будешь делать ты.

Я успела развесить выстиранное на солнце, пока Санта бесхитростно вводила меня в курс событий. Индейское солнце жгучее, и когда пришло время завтракать, все уже высохло.

На крыльцо выползла опухшая Ида. Лицо уже и на лицо не похоже, но по-прежнему мокрое от слез. Шумно всхлипнув, она сообщила в пустоту:

— Как мне плохо… я, наверное, умру…

Если кому тут и было по-настоящему плохо, так это мне. Макс никогда не отличался верностью, мы несколько раз ссорились из-за того, что я заставала его с другой женщиной. Я привыкла воспринимать его невоздержанность как данность. Ну вот такой он человек, не способен ограничиться одной партнершей. Все бы ничего, но его любовницы и разовые подружки непременно пытались выяснить отношения со мной, а Макс обыкновенно самоустранялся, мол, бабы сами разберутся. И я, конечно, не ждала, что в армии он станет жить аскетом.

Но Ида Рафферти меня подрубила. Макс, как и все представители его сословия, имел какие-то предрассудки, которые заканчивались на пороге спальни. Макс мог склеить принцессу и нищую, причем в один день. Но прежние его подружки были привлекательны. Среди них встречались талантливые музыкантши и художницы, хваткие бизнес-леди и опытные брачные аферистки. Были милые простушки и дамы с учеными степенями. Не обязательно яркие красотки, но всегда, как говорится, с изюминкой. Со смыслом. А вот таких, как Ида — никаких, — извините, не было, Макс их просто не замечал. Да, по словам Санты, Макс спал с Идой вынужденно. Из-за ее шантажа и от общей безысходности. Но, простите, кому мы врем? Мужчина не сможет овладеть женщиной, если совсем не хочет ее. Значит, хотел.

И это открытие заставило меня иначе посмотреть на Макса. Любил ли он меня? Сомневаюсь. Если мужчине настолько безразлично, с кем спать, он не способен любить. А слова… я тоже их много знаю. И умею составлять в красивые фразы. Макс относился ко мне как к вещи. Как к своей собственности. Неважно, каковы ее свойства — лицо, характер, жизненные цели, — Максу важно держать ее при себе. И только. Потому что, как большинство мужчин такого типа, он больше всего боялся оказаться брошенным.