Двойной генерал (СИ) - "Wolf" Страница 33

— Тачанки, — негромко говорит Ворошилов.

— Вот именно, товарищи. Вы все прекрасно знаете, какую роль сыграла в гражданской войне тачанка. А ведь как всё просто, поставил на бричку пулемёт и всё. Получено огромное военное преимущество.

— Какое преимущество даст ваша самоходная зенитная установка? — снова пыхает трубкой Сталин.

— Важнейшей характеристикой войсковой части является скорость совершения маршей. Упрощённо говоря, кто быстрее, тот сильнее. Скорость, часто требуется скрытность и… — делаю паузу, — всегда защищённость. Войска в походном строю очень уязвимы. Недавно мы провели учения с танкистами. Им требовалось совершить марш в восемьдесят километров и атаковать позиции условного противника. На рубеж атаки из тридцати танков вышло только пять.

Вокруг стола разнёсся шёпоток. Сталин удивлённо отставляет трубку.

— Уцелело только пять танков. Самолёты условного противника подвергли колонну пяти налётам во время марша. Три из них мы сочли удачными. Авиационные пушки легко пробивают Т-26 с борта. Ещё пять танков вышли из строя по техническим причинам. И что мы имеем? На рубеж атаки вместо батальона вышло два неполных взвода. На два раза чихнуть четырёхорудийной батарее. Как вы знаете, Т-26 поражается любой полевой пушкой.

Все молчат, даю время на подумать. Потом забиваю последний гвоздь.

— Колонна бронетехники на дороге, да любая колонна, практически беззащитна перед авианалётом.

— Но у нас же есть зенитки! Пачиму их нэльзя использовать? — Сталин докуривает свою трубку и теперь с раздражением вытряхивает из неё пепел.

— Потому что время их изготовления к стрельбе от минуты и более. Машина, буксирующая орудие, должна остановиться. Расчёт высадиться, выгрузить боеприпасы, занять свои места, изготовить зенитку к бою. За это время колонну разбомбят два раза. Вместе с зенитками. Самоходная установка может начать стрельбу через несколько секунд после команды «Воздух!». Сможет и на ходу стрелять. Не эффективно, но мало ли что на войне потребуется.

— А если поставить зенитку в кузов автомобиля? — По делу задаёт вопросы товарищ Сталин, по делу.

— Этот вариант похуже, но тоже хорошее решение, товарищ Сталин, — вынужденно соглашаюсь, — но самоходная зенитная установка всё-таки лучше. Грузовик не даёт никакой защиты от пуль и осколков. К тому же маршал Кулик против.

Откровенно насмехаюсь.

— Грузовик это всё равно колёса, которые вынуждены возить зенитку, — перестаю улыбаться, это лишнее, когда делаешь контрольный выстрел, — маршал Кулик не прав по всем статьям. Никаких особых расходов не предвидится. На Обуховском заводе скопилось сто или двести Т-26, которые армии не нужны. Для комплекта запчастей слишком дорого. Вот их и надо переделать в ЗСУ.

— Ви уверены, что ваша идея сработает?

А вот этого мне не надо! Знаем мы такие подкаты. Скажешь, что уверен, тебе, если что, потом сто раз припомнят. Хоть я уверен на двести процентов, что идея сработает, таких шуточек мне не надо.

— Нет, товарищ Сталин. Окончательный приговор вынесет практика. Мне идея представляется перспективной, но любой человек может ошибиться. К тому же самую замечательную идею может похоронить исполнение.

Как после моих слов оживает и возбуждается Кулик, это надо видеть.

— Сами видите, товарищи, — победный взгляд вокруг, — генерал Павлов не уверен в результате.

— Слишком мелкий вопрос, для того чтобы идти напролом с шашкой наголо, — отмахиваюсь я, — что такое для страны сотня лёгких танков? Меньше, чем ничего, потому что они не нужны. Это, прошу извинить за резкость, откровенный хлам. Я предлагаю из хлама сделать что-то. Если получится — замечательно. Получится другой хлам, мы почти ничего не теряем.

— Сто танков для вас мэлочь, товарищ Павлов? — нейтрально осведомляется Сталин.

— Для меня — нет, а для страны — да, — хрен ты меня собьёшь, товарищ Сталин, — да и не идёт речь о сотне. В таких случаях что происходит? На заводе делают опытный образец, мы его смотрим, делаем замечания, образец переделывают, пока он нас не устроит. Сколько на это уйдёт? Три-четыре, может, пять танков. А вот это уже не только для меня мелочь, но и для командира танковой дивизии.

— Пять танков тоже не мелочь, — хозяйственно заявляет Молотов. Интересно, что здесь МИД делает? И не тут ли собака порылась? Вопрос о ЗСУ, несмотря на его важность, всё-таки не того уровня. Такие вещи в рабочем порядке решаются.

— Если речь о Т-34, соглашусь, товарищ Молотов. Но мы говорим о никому не нужных Т-26, — даже мелкие щипки не собираюсь оставлять без внимания.

Сталин недолго смотрит на Берию. Какой-то неслышимый диалог между ними происходит. Лаврентий Палыч встаёт и подводит итог всей клоунаде.

— Решение по данному вопросу напрашивается само. Поручаем Обуховскому заводу сделать несколько опытных образцов зенитных самоходных установок на базе танка Т-26. Испытание поручим генералу Павлову и маршалу Кулику. Возражения есть?

С трудом удерживаю лицо, даже приветствую улыбкой своего яростного оппонента. Но Лаврентий каков! Так и хочется приложить его матерно, но даже в мыслях на это не решаюсь. Ладно, выкрутимся. Хотя вот та маршальская сволочь будет усиленно палки в колёса вставлять. Не возражаю, как и все остальные, как и Кулик с лицом, будто лимонов объелся.

— Ми собрались не по этому поводу, — подтверждает мои догадки Сталин, — германский посол вручил нам ноту. В вашем округе, товарищ Павлов, сбиты три немецких самолёта. Как это понимать, товарищ Павлов?

Оживлённый шёпоток, вот оно! Кулик он для разогрева, меня на показательную экзекуцию вызвали.

— Не понимаю, товарищ Сталин, вопроса, — пожимаю плечами, — на каком основании этот самый посол вручает такую наглую ноту? Он сам-то понял, что в ней написал? Мой округ это разве Австралия? Или Бразилия? Это территория СССР, которую я обязан защищать. К тому же врёт этот посол, как сивый мерин.

Было такое. Я пропустил, как неважное, мои генералы без меня всё сделали. С уцелевших немцев взяли показания под протокол, приезжал кто-то из МИДа, двух лётчиков отдали, третий сам до границы дотянул с частично обрубленным крылом. Отмахнулся я тогда, не до этой херни мне, забот выше крыши. Но с материалами ознакомился, хоть и шапочно.

— Пачиму врёт?

— Ну, как почему, товарищ Сталин? Как они объясняют полёты над нашей территорией? Опять заблудились? Врут, товарищ Сталин! Разведку они ведут, разнюхивают, где и что у нас находится.

— Можете доказать? — Берия блестит стеклом пенсне в мою сторону.

— Да запросто, — я сам разрешил лётчикам идти на таран, если немцы будут наглеть, но и себя прикрывать не забываю, — изъяты фотопулемёты, проявлена плёнка. На ней наша территория, на которой находятся стратегические объекты. Войсковые части, ж/д узлы, аэродромы. Взяты показания…

— Они что, признались? — Молотов чуть не вскакивает. Вынужден разочаровать.

— Нет, конечно. Но звание обер-лейтенант и капитан. Оба имеют не менее двух лет опыта, принимали участие в боевых действиях. У одного налёт более трёхсот часов, у второго — четыреста. У меня, если лётчик налетал часов пятьдесят, он считается чуть ли не ветераном. Больше восьмидесяти налетали только двое или трое.

— Больше восьмидесяти? — вскидывается Тимошенко. Тебя мне только не хватало! Перебьёшься.

— И возникает вопрос. Почему мои лётчики намного менее опытные за границу не залетают, а их асы постоянно у нас пасутся?

— Товарищ Павлов, вам всё время говорят, не поддаваться на провокации, — Сталин строгости не сбавляет.

— Так мы и не поддаёмся. Стрельба на поражение не ведётся. Гостей выпроваживаем… — на секунду замолкаю, рождается одна идея, — но выдавливание непрошенных визитёров требует сложных манёвров, а я уже говорил, что мои лётчики недостаточно опытные. Вот время от времени и сталкиваются.

— Они говорят, что ваши лётчики намеренно шли на таран, — возражает Молотов.

— А они что, мысли могут читать? — резонно спрашиваю я, — может намеренно, а может, пугали. Как-то надо их выгонять. Я вас заверяю, товарищи. Если немец сразу к себе улетает, его никто не трогает. Мои командиры отдавали лётчиков и обломки под протокол, в котором указано, что огнестрельных ранений и следов от пуль не обнаружено.