Евгений Гаркушев - Бунт при Бетельгейзе Страница 34

И это было только началом. Их подняли ни свет ни заря после четырехчасового перерыва на сон и погнали на работу.

— А пожрать не дадут?! — поразился Дылда.

— Не знаю, — пробормотал Цитрус.

Следующие дни стали для них одним большим кошмаром. Настоящей каторгой.

Порядки, введенные на астероиде 1313 новым начальником колонии, поразили даже видавших виды косков. За малейший проступок каторжников жестоко били. На ночь сажали в холодный карцер, где ощущался острый недостаток кислорода, а днем гнали на работу наравне со всеми. Мюллер ввел телесные наказания — в частности, публичную порку.

Профсоюз косков, представители которого попытались возмущаться произволом властей, замолчал, казалось, навсегда. Разговор с активистами у Мюллера получился жесткий и очень короткий.

— Какой-такой профсоюз? — поинтересовался он. В течение одного дня были выявлены и схвачены все члены тюремного профсоюза. Всех их начальник колонии поставил на самые тяжелые работы. И сообщил им с садистской улыбкой, что если к концу месяца кто-то из них останется в живых и будет открывать рот, он его пристрелит лично.

— Правда, чудеса случаются редко, — сообщил Мюллер и погладил кобуру на боку. — Так что мой пистоль останется здесь.

Всюду ему мерещился мусонский заговор. Стало очевидно, что новый начальник имеет зуб на организацию мусонов. Он поручил своим людям немедленно выявить, кто еще из косков имеет какое-либо отношение к мусонам. Требовал немедленных результатов.

Начальники бараков вызывали к себе стукачей, чтобы те назвали им мусонских прихвостней. Стукачи пожимали плечами. С мусонами был связан только профсоюз косков. Остальные общались с ними постольку-поскольку. Вот доктор Кондратьев — тот да, действительно как-то связан с мусонами. Но доктор — не заключенный, а представитель администрации колонии.

В тот же день Мюллер навестил доктора Кондратьева. От предложенных печенья и пряников решительно отказался. Они имели длинную дискуссию за закрытыми дверями. Поговаривали, что крик стоял несусветный, потом якобы послышался звук оплеухи. Красный от гнева Мюллер выскочил из кабинета доктора и прорычал:

— Этот подлец вылетает сегодня же. Передайте стереограмму. Пусть пришлют другого врача. Лучше всего уроженца Дойчлэнда. Они надежнее.

Узнав, что Кондратьева выслали с астероида, Цитрус всерьез озадачился. Кто же теперь будет крышевать его бизнес? Впрочем, о бизнесе с недавних пор и речи не было. Подпольная лотерея, в которую втянуты были все бараки, как-то сама собой сошла на нет. Да и о какой лотерее может идти речь, если коски трудятся дни напролет, а ночью буквально валятся от усталости? Тут уже не до игр. Лишь бы выжить.

Свободная торговля также почти прекратилась. Еще можно было прикупить по случаю кусок хлеба и вареной колбасы, но цены взлетели в заоблачные выси. А кормить стали намного хуже. Мюллер словно специально делал всё, чтобы превратить заключенных в живые скелеты, уморить их голодом и непосильным трудом.

Финансовые запасы Цитруса таяли день ото дня. В основном, деньги прожирал Дылда. Есть он хотел постоянно. А стоило отказать ему, великан становился неуправляемым, начинал плакать и причитать:

— Ну, пожалуйста, Эдик, давай купим колбаски. Умоляю тебя, Эдичек, родной!

Ситуация на астероиде всё накалялась, становилась взрывоопасной. Озлобленные от голода каторжники вели себя всё агрессивнее и агрессивнее. Нередко случались драки с охранниками. Все они кончались карцером, но парочку заключенных в назидание другим попросту пристрелили — «при попытке к бегству».

«Этот Мюллер никогда не управлял колонией, — размышлял Цитрус, толкая тачку, — сидел себе в министерстве юстиции, протирал штаны. Наводит тут свои порядки, не знает, к чему это может привести».

Оставалось надеяться, что Мюллер опомнится и перейдет к более мягкой политике.

«Чудо, что он еще не додумался до изъятия средств, — думал Эдик. — А то ведь, если захочет узнать, кто из заключенных на астероиде жил лучше всех остальных, стукачи разом покажут на меня. У кого махровый халат и сигары, кто пил коньяк и шампанское по утрам, закусывая ананасами, и кто даже сейчас, в период всеобщего голода и холода, жует втихомолку консервированную вареную колбасу и краковские сосиски?»

Кондратьев перед вылетом передал записку. «Будет бунт, помяни мои слова. Если вдруг останешься в живых, прилетай на Луну Венеры». Записку требовалось немедленно уничтожить. Цитрус воровато огляделся — не смотрят ли на него охранники — скомкал записку и поспешно проглотил. Хорошо, что доктор писал ее на мягкой бумаге…

Короткий блаженный миг отдыха. Тачка уже на месте. Можно прислониться к стене и просто ждать, пока другие насыпают ее доверху.

— Слышишь, Рука, — обратился к нему небритый незнакомый коск, — меня Стира звать. Завтра будем охрану резать. Ты с нами, или как?

— Я?! — испугался Эдик.

— Ты, ты… Кто ж еще? Тебя сам Седой рекомендовал. Сказал, надежный человечек. Ну что встал, как истукан? Седой сказал, что в восточном забое коски нашли оружейный склад. Смекаешь, что к чему? Сможешь со своими тут побалакать… А ночью получите стволы. Понял?

— Хо-хорошо, — Цитрус снова стал заикаться. — Сегодня ночью?

— Нет, вчера. Сегодня, конечно.

— С-сделаю.

— Ну, давай, паря… Всё, полная! — выкрикнул он громко, так чтобы слышал маячащий неподалеку охранник.

И Эдик потащил тачку, стремительно соображая как бы получше организовать раздачу оружия среди тех, кто живет в третьем бараке.

«А вдруг донесут, — испугался он, — меня ж тогда расстреляют. А если ничего не сделать, — одернул он себя, — то сдохнешь от работы. Молодец Седой. Вон как всё организовал. Но склад оружия в восточном забое? Откуда он здесь?»

Однако, чтобы обеспечить ночную раздачу оружия, придется подкупить охрану. На это требуются деньги. А где их взять? Вдруг охранники окажутся упертыми? Среди них идеалистов, конечно, мало, но кто знает, может, не пойдут на сделку из страха перед новым начальством. Тем более, такое дело, как оружие? Кто захочет с этим связываться?

Да, задал Седой задачку. Но в других бараках как-то организовали дело? Значит, и здесь организуем. Охранникам надо сказать, что дело решенное, и бунт будет в любом случае. Пообещать, что они останутся в живых. А вдруг они сразу же донесут Мюллеру?

Цитрус размышлял весь день. От мучительных раздумий ему даже сделалось нехорошо. Во всех вариантах выходило, что он подвергает свою жизнь смертельной опасности. А в ценности своей жизни Эдик не сомневался. В ценности жизней прочих — да, имелись некоторые сомнения.

В конце дня он подошел к охраннику и сказал, что хочет поговорить с начальником колонии.

— Ты уверен? — тот окинул его удивленным взглядом.

— Да, вопрос жизни и смерти.

— Ладно, — охранник пожал плечами, — как хочешь.

На его памяти уже три заключенных выражали желание пообщаться с Мюллером. Все они надеялись стать персональными стукачами начальника колонии и облегчить свою участь. Всех их Мюллер выгнал взашей, предпочитая получать сведения от информаторов начальников бараков. Доля всех троих была незавидна. Об их поведении услышали другие коски, и троицу потенциальных стукачей придушили, одного за другим.

— Я тебе, вообще-то, не советую, — обернулся охранник.

— У меня есть очень важные сведения, — упрямо сказал Цитрус, — мне надо передать их прямо сейчас.

Мюллер принял заключенного спустя час — в это время он как раз ужинал. Всё это время Эдик сидел в приемной, напротив секретаря-андроида, и маялся, опасаясь, что сделал неправильный выбор. Наконец загорелся экран интеркома.

— Пусть войдет, — скомандовал Мюллер. Эдика ввели в кабинет. И оставили в самом центре.

Начальник колонии сидел за столом, презрительно разглядывая нового «стукача».

— Фамилия! — громко сказал Мюллер.

— Цитрус.

— Странная фамилия… Уроженец Солнечной системы?

— Да… То есть нет, — поправился Эдик, вспомнив то, о чем они говорили с Кондратьевым, — я родился на Баранбау. Это такая планета в поясе Ориона. Знаете, там совсем как на курорте. Мягкий приятный климат, теплый океан…

— Ладно, ладно, — прервал его Мюллер, — что у тебя ко мне?

— Мне стало известно, что готовится бунт.

— Что?! — повысил голос начальник колонии.

— Я тоже был шокирован этим известием. Что же будет, если заключенные скинут власти, поставленные над ними? Это же форменное безобразие. Я как только узнал, так сразу и решил — надо известить господина Мюллера. А уж он-то не забудет, кто ему принес эти сведения. Не так ли, господин Мюллер?

— Я ничего не забываю! — начальник колонии, багровый от гнева, медленно поднялся, опершись кулаками на стол. — Как надеются заключенные выбраться из камер? Они что, подкупили кого-то из охраны? Так, что ли?

— Насколько мне известно, глубокоуважаемый господин Мюллер, кто-то обнаружил в шахтах целый склад с оружием. Так что они будут вооружены. И, кстати, бунт планируется начать уже сегодня ночью. Вот.