Андрей Гребенщиков - Ниже ада Страница 37

Запив таблетку нескромным, весьма продолжительным глотком коньяка, старик откинулся в глубоком кресле и попытался расслабиться. Не удалось… Тогда он склонился над селектором, щелкнул кнопку с фамилией «Терентьев» и произнес:

— Валентин Пантелеич! Не откажи в любезности, зайди ко мне.

Уже через минуту тяжелая деревянная дверь безо всякого стука широко распахнулась, однако вместо ожидаемого Терентьева на пороге показалась запыхавшаяся, тяжело дышащая Катя Никитина по прозвищу Никита.

— Товарищ генерал! Люди Краснова… и часть примкнувших к ним перебежчиков… разоружили охрану арсенала… и захватили все его содержимое, — борясь со сбившимся дыханием, начала девушка и тут же, отринув армейские условности, торопливо затараторила: — Генрих Станиславович, их около двадцати, все вооружены. Идут сюда. Ваши помощники и замы арестованы. Пытавшиеся оказать сопротивление — убиты. Времени нет!

Из-за спины Никиты послышался крепкий матерок и излюбленное терентьевское: «Доигрались, вашу мать!»

— Вашу мать… — эхом повторил Вольф.

Глава 13

ДОРОГА ВНИЗ

Живчик так и не понял, как Ивану удалось уклониться от языка сказочной рептилии, но смертоносное жало пронзило пустоту, даже не зацепив никого из людей. А через мгновение мальчишка… исчез! Только что бежал, тащя за собой нещадно обдирающего колени Федотова, и вдруг пропал, растворился в темноте.

Не успел Костя ахнуть от удивления, как Ванька, никогда особо не отличавшийся силой, высунувшись из неприметного лаза в стене, резко подхватил его и выдернул из-под удара вновь атаковавшего языка.

Живчик ошалело вертел головой, силясь разглядеть, где он находится, и понять, как им удалось спастись. Фонарик выхватывал лишь небольшой кусок низко нависающего потолка и на невысказанный вопрос ответа не давал. Однако змея бесилась где-то совсем рядом, отыскивая внезапно исчезнувших жертв, а значит, расслабляться не стоило. Костя вскочил на ноги и тут же споткнулся обо что-то мягкое. На полу, прислонившись к стенке, сидел Мальгин. Иван никак не отреагировал на неловкость Живчика — потратив уйму сил на безумный спурт, он потерял сознание. Все лицо его было бурым от крови, и промокшая насквозь повязка терялась на страшном фоне.

— Ванька, очнись! Ванечка! — Пытаясь растолкать товарища, Федотов понял, что звуки за спиной стихли, и наступала полнейшая, могильная тишина, та, что страшнее любого шума. Живчик крутанулся на сто восемьдесят градусов и, быстро стабилизировав руками трясущийся фонарик, навел его в темноту перед собой. Проделав короткий путь всего лишь в пару метров, луч уперся в нечто блестящее, отражающее свет, словно зеркало… Огромный блюдцеобразный глаз змея!

Чудище победно взревело, и глаз исчез из ярко очерченного фонарем круга, сменившись клыкастой пастью. Упругий и тяжелый, словно стенобитный таран, язык врезался в грудь Живчика и отбросил того далеко назад, сильно приложив о землю. Моля самого себя не потерять сознание от боли, тот тяжело поднялся, шатаясь, подхватил Ивана и проволок несколько метров, прежде чем змей поразил его вновь. Второй удар отправил Костю в нокаут.

Боль увела его по ту сторону сознания, но она же и вернула. Возвращение получилось страшным. Живчику казалось, что все его кости не просто сломаны, а перемолоты в пыль, грудная клетка, превращенная в сплошной клубок нервных окончаний, словно побывала под многотонным прессом, сплющилась, не давая легким дышать, а сердцу биться. Каждый вдох или выдох сопровождался оглушительной, нечеловеческой мукой. Даже стоны и мольбы о помощи застревали в горле, не в силах преодолеть болевой барьер. Сквозь мутную, кровавую пелену, окутавшую слезящиеся глаза, мелькал призрачный, расплывчатый силуэт. До Кости доносился чей-то очень знакомый голос, он спрашивал, просил, кричал и даже угрожал, но слова терялись в тумане, разбивались на звуки и превращались в протяжную, вибрирующую тишину. А потом в плечо вошло длинное, тонкое жало, и мир покачнулся в последний раз, чтобы через мгновенье исчезнуть окончательно.

Первым в себя пришел Терентьев.

— Пошли! — не терпящим возражений голосом приказал он.

— Куда?! — тут же вскинулась Никитина. — Здесь отличная огневая точка, оба прохода идеально простреливаются. Мы можем долго…

— Не можем, — зло перебил старик и быстрым шагом направился к книжному шкафу, бурча под нос: «Бабы — они и есть бабы!»

— Генрих, — Терентьев обернулся, демонстративно не глядя на амазонку, — хотел я тебе перед смертью маленький секретик своего бывшего кабинета раскрыть, вот сегодня самый, что ни на есть удобный случай подвернулся.

Валентин Пантелеевич раскрыл стеклянные створки шкафа и принял совершенно неподобающую для ситуации и своего преклонного возраста позу. Широко раскинув руки, он поднял правую ногу и, отчаянно шатаясь на единственной опоре, навалился на книги таким образом, что руки его вдавили книги на верхней полке, а колено уперлось в корешок какого-то широченного фолианта на нижней. За стенкой раздался приглушенный металлический лязг и отчетливый вой сервопривода. Шкаф задрожал, потом резко дернулся, словно преодолевая значительное сопротивление, и с шумом отъехал на несколько десятков сантиметров вбок, обнажая узкий темный проход.

— Ну, это просто подло! — со смехом вскричал Вольф, первым бросаясь во тьму. — Я же все книги перебрал-передергал, но чтобы сразу три, да еще и цаплей…

Когда вся компания оказалась за пределами кабинета, а дверь в тайник вернулась на законное место, Генрих Станиславович укоризненно погрозил старому наставнику пальцем:

— Хотел я в коньячок слабительного подмешать, чтобы неизвестного расхитителя алкоголя наконец наказать, но, на твое счастье, наш нечистый на руку врач все запасы давно распродал. Да и пожалел я престарелого друга-выпивоху.

Терентьев виновато, хоть и несколько театрально потупился:

— Грешен… Каюсь. Осознаю. Исправлюсь. Считай это платой за аренду некогда моего «царственного» кабинета.

— Ну а папочку мою с материалами по Первой войне и о Хранилище зачем умыкнул?

Валентин Пантелеевич энергично замотал головой:

— Нечего на заслуженных пенсионеров напраслину возводить, чего не брал, того не…

Никитина наконец не выдержала и заторопила препирающихся стариков:

— Нужно уходить, как можно быстрей!

Терентьев посмотрел на молодую поспешницу и пробурчал:

— Помнится, минуту назад кто-то предлагал героически отстреливаться до последнего патрона… Никакого уважения и благодарности от недорослей!

Вольф, меж тем, прислушивался к своим ощущениям. То, чего он опасался и со страхом ждал многие годы, свершилось. «Акелла промахнулся» и тут же был свергнут молодым и удачливым «волкодавом». Наверняка в эти минуты по его — теперь уже тоже бывшему — кабинету рыскают вооруженные «красновцы», засовывая любопытные носы в каждую щелочку. И все равно, горечи не было. Равно как и ярости, бешенства или разочарования. То, что он поймал за руку воровавшего коньяк Валентина, подарило гораздо больше эмоций, нежели вооруженный переворот, устроенный залетным варягом.

Неужели он вдруг перегорел? Так долго цеплялся за власть, а под конец сдулся, сдался без боя? Нет, генерал слишком привык оставлять последнее слово за собой, да и поздновато меняться. Он пока не представлял, что будет делать через десять минут, куда поведет свою куцую, нелепую группу, состоящую из двух стариков и юной девицы. Знал только одно: пока Генрих Вольф жив, бороться он не перестанет. Не на того товарищ Краснов напал…

Терентьев пообещал, что доставит их в схрон с оружием и экипировкой, а затем покажет путь на поверхность. На этом ближайшие жизненные планы генерала заканчивались. Что делать на враждебной поверхности? Куда податься в новом, совершенно изменившемся за пятнадцать лет мире? Но даже в безнадежной ситуации надо закончить то, что другим оказалось не под силу…

— Катя, — позвал Генрих Станиславович воительницу, идущую замыкавшей: узкий коридорчик позволял перемещаться исключительно колонной по одному.

— Слушаю, товарищ генерал! — Взволнованная девушка уже пришла в себя и вернулась к уставной форме обращения к старшим по званию. Вольф отметил этот факт с удовлетворением и про себя похвалил смышленую и обычно выдержанную девчонку.

— Товарищ лейтенант, находится ли кто-нибудь из наших людей на поверхности?

— Вверенная мне разведгруппа сейчас отрабатывает на земле программу прорыва через зону повышенной радиоактивной опасности. Расчетное время возвращения группы с тренировки — около полутора часов. Если мы уложимся в это время…

— Молодец, — одобрительно кивнул генерал, и девчонка довольно зарделась.