Вероника Иванова - (На)следственные мероприятия Страница 40

Нет, это у меня в глазах снова потемнело. И звездочки заскакали.

– Извиняться не буду, не надейся.

– Можно подумать, кто-то от тебя этого ждет?! Да и… что от тебя вообще можно ждать?

Многое. А может, ничего.

– Давай выметайся из комнаты!

– И далеко идти?

– До машины. Сеньоре надо отчитаться в выполнении задания.

Там, где подсобные помещения брендоновской лаборатории плавно перетекали в гараж, стоял «хэдж-хантер» – длинная колымага с вместительным багажником. Крышку которого и распахнули передо мной.

– Лезь туда!

– А чего сразу не пристрелите? Или топить будете? Только не вместе с машиной: не хочу такой гроб. Не мой фасончик.

– Лезь!

Меня снова толкнули, переваливая через край багажника.

– Пригни голову!

Я посмотрел на Диего. Глаза в глаза. А потом просто сказал, очень сильно надеясь, что меня не расслышат:

– Я люблю ту женщину.

И весь мой мир сузился до пределов металлической секции для перевозки всякого хлама.

Когда вокруг нет ничего, кроме стен, контролировать себя значительно легче: не нужно отвлекаться на то, что где-то поблизости прячется опасность, способная в любую минуту подкрасться и напасть на тебя. Нет, конечно, там, за хладным металлом, тоже полным-полно всяческих неурядиц и недоразумений, но можно очень удачно притвориться, что их нет. Что вообще нет ничего.

Отсутствие угрызений совести по поводу расстроенной девочки испугало меня только поначалу. Пока не разобрался в ощущениях. Когда же достало времени, а главное, спокойной обстановки на последовательно-цикличный анализ, выяснилось, что переживаний и не будет. Потому что она – объект. Задание. И останется таковым, пока я не выйду из игры. О да, я буду ее оберегать, защищать, поочередно выводить из-под обстрела и наводить на цель, но любить, в смысле испытывать по отношению к ней эмоции, похожие на мои обыденные поползновения в сторону от добра ко злу и обратно… Не буду.

Она хорошая. Нет, правда, хорошая! А я – плохой. Но, кроме того, что мы составляем собой пару антонимических типов, между нами нет никаких знаков. Тем более знака равенства. И думаю, она это уже поняла. Насчет парней не уверен, а вот инфанта явно должна призадуматься над тем, что у странного молодого человека, свалившегося ей на голову нежданно-негаданно, имелась до этого и своя, сугубо личная жизнь. Имелось прошлое, в общем. Само по себе это обстоятельство не страшное и не смертельное, но в сочетании с реакцией на настоящее, направленной в будущее…

Вот честное слово, им было бы лучше меня пристрелить. Впрочем, надежда на такой исход все еще оставалась: никто же не сказал, куда экипаж Элисабет отправится после встречи со стариканом-связным.

Я даже не знал, приехали мы снова в парк или направились куда-то еще: когда Диего приоткрыл багажник, в проеме только сверкнуло синим яркое небо, с которого на меня увесистой ледяной градиной упала бутылка с водой.

– Приложи. Отек поменьше будет. И да… Одолжи вещицу на время. Верну, не бойся.

Я протянул верзиле брегет, и крышка снова захлопнулась.

Самым неприятным итогом кражи, устроенной, строго говоря, Алессандрой, явилось то, что мне теперь появляться на улице было нельзя. Какой бы хитроумной ни оказалась донна Манчини и насколько бы глубоко ни доверял ей дядя-адмирал, во всей этой истории оставались еще два значимых фактора. Пронырливый Дональд, явно не преминувший во всех красках живописать «грабителя», и Амано, у которого конечно же наверняка имеется свой особый взгляд на происходящее.

Три раза подряд увидев меня и Элисабет на сравнительно небольшом отдалении друг от друга, напарник не мог не связать нас воедино. А значит, если он и впрямь запал на девочку, то начнет копать. Кого легче найти в толпе народа: школьницу, которая большую часть времени выглядит среднестатистическим подростком, или раскрашенное чудовище? То-то и оно. Поэтому если моя жизнь должна была какое-то время еще продолжаться, то вести ее мне надлежало исключительно затворническим образом.

А скулы болят. Ноют. Ну ничего, на крепость костей я никогда не жаловался: пройдет. Хотя за воду из холодильника спасибо. Потом даже можно будет попить. Она газированная, интересно, или нет? Если с газом, буду икать. Как бы узнать-то не открывая? Потрясти, что ли, и послушать?

Сводящее зубы ледяное прикосновение к коже в первый момент не дало ничего, зато во второй… Хотя виновата оказалась вовсе не бутылка: зуд и гул возникли вовсе не внутри тонкого пластика, а аккурат во мне самом. Когда вибрация, терпимая, но все-таки малоприятная и накатывающая странно ритмичными волнами, достигла стабильного максимума, в ушах прозвучал бесцветный голос:

– Слышишь меня? Говорить вслух не обязательно, достаточно движения связок и мышц.

– Какого черта?!

– Отлично! Значит, слышишь. Ребята из Коммуникационного не обещали, что получится идеально, но справились. Надо будет подать рапорт на премирование.

Принадлежность голоса установить было невозможно, потому что он рождался из толчков крови в моих сосудах и чего-то еще, но интонации указывали на его обладателя прямо и четко.

– Решила доконать меня, тетушка?

– Это тебя не доконает, – уверенно ответили мне. – Если не затягивать сеанс связи.

– Да что вообще сейчас происходит?

– Контур, который в тебя вшили, может выступать и как приемник, и как передатчик. Пришлось, конечно, выставить небольшую сеть усилителей, но теперь я могу достучаться до тебя почти с любого конца города.

Замечательная новость! Главное, как всегда, вовремя. К разбору полетов.

– Спасибо, порадовала. А то я как раз искал способ связаться с тобой и сказать, что собираюсь выйти из дела.

– Причина? – коротко поинтересовалась Барбара.

– Я сорвался.

– Позволь тебе не поверить. Если бы ты сорвался, то сейчас не говорил бы…

– С тобой? Скорее всего. Да, мне удалось прыгнуть в ремиссию. Но она будет недолгой. И потом, знаешь ли, не очень-то приятно чувствовать себя боксерской грушей.

– Нашел с кем подраться? – Кажется, она ухмыльнулась.

– Нашел кому дать себя побить. Неважно.

– А с чего тебя вдруг повело?

– С чего? – Я чуть не заорал в голос. – А как ты думаешь? Недостаточно всего того, что случилось?

– Кстати! – вспомнили на том конце биоволны. – Меня несколько удивил выбор места кражи. Я полагала, что…

– Кражи не должно было быть. Не в этот раз.

– Тогда каким образом…

– Потом расскажу. Мне очень жаль, что все так случилось.

– Почему?

Ага, сейчас! Выну все и положу.

– Ладно, проехали. В эти минуты девочка как раз докладывает о пройденном экзамене.

– Он будет принят?

– После всей той шумихи в новостях? Даже не сомневаюсь.

– Ты уверен, что хочешь уйти?

– А ты уверена, что хочешь увидеть катаклизм на улицах города?

Она молчала. Долго.

– Хорошо. Подумаю, как все сделать. На крайний случай устроим облаву и изымем тебя.

Мило прозвучало. Очень по-домашнему. Изымем… Как вещдок.

– Я могу сам с тобой связываться?

– Нет. Этого парни наладить не успели. Времени не хватило. Я буду вызывать тебя каждый час: если будет возможность и желание пообщаться, ответишь. Нет – через полминуты прерву вызов. Все ясно?

– Яснее некуда. Последнюю просьбу можно?

– Не шути так, Морган! – пожурили меня.

– Умоляю: держи Амано на привязи!

– А в чем проблема?

– Его интерес к инфанте.

– Есть интерес? Это нормально.

– Это, может, и нормально, но ни к чему хорошему не приведет.

– Постой, ты имеешь в виду…

– Отбой! – поспешно шепнул я, потому что рядом с машиной раздались знакомые шаги, и Барбара в кои-то веки меня послушала: отключилась. Вместе с вибрацией.

Багажник открылся, и на меня полетела целая куча вещей. Пледы, пачка газет, какие-то свертки, пахнущие едой, и даже переносной фонарь.

– Если будет скучно, – немногословно пояснил Диего свой маневр в стиле «товары – почтой». – Сейчас на занятия поедем. В школу.

Я пожал плечами, хотя в положении лежа это не смогло бы произвести нужного впечатления. Телохранитель еще с полминуты смотрел на меня, словно ожидая реплики с моей стороны, но не дождался, поэтому снова хлопнул крышкой багажника.

С обновлением интерьера дела пошли значительно приятнее: я устроил себе вполне сносную лежанку. Любезно принесенную еду отложил подальше, потому что ноющие челюсти пока не располагали к приему пищи, а вот к святыне массовой информации причастился охотно. И на ходу, и потом, когда машина встала на стоянке.

Официальные газеты пестрели всевозможными новостями, посвященными приближающемуся учебному году, и читать их было до зевоты скучно, хотя содержимое статей умиляло. А вот желтая пресса, как и всегда, рассказывала о куда более важных событиях. Правда, коверкая факты, как пожелает, и делая такие выводы, что волосы вставали дыбом.