Андрей Уланов - Автоматная баллада. Страница 41

Пока что шли они ходко — за последние двадцать минут остановиться пришлось только раз, когда Анна разглядела впереди черный ручей. Масляно–черный, он неторопливо вытекал из подвального окна, пересекал мостовую и, разбившись на два более мелких ручейка, втекал в подвалы на противоположной стороне. Дождь к тому моменту уже стих, потому шелест и пощелкивание люди четко расслышали метров с пятидесяти, а ближе подходить не рискнули. «Огнемет бы мне, — в приступе яростной брезгливости подумал Сергей, — и не ручник, ручником тут хрен справишься, а такой, чтобы позади на машине стоял здоровый бак, до краев полный смеси. Чтобы точно хватило всех этих тварей к чертовой матери… выжечь, выжечь, выжечь…» Он даже не сразу понял, что бормочет это вслух, судорожно стиснув автоматную ложу. Впрочем, Анне и Энрико было сейчас не до него — на черный «ручей» они пялились куда более зачарованно, чем сам Айсман. — Часто они… так? Сергей скорее догадался, чем расслышал вопрос Энрико, — респиратор превращал обычный хриплый шепот скуластого в почти неподдающееся расшифровке бормотание. Кстати, о маске… Шемяка ослабил ремешок и, сдвинув респиратор на шею, медленно, с видимым наслаждением, вздохнул полной грудью. Эх, закурить бы еще… Пока что, благодаря карте, все шло на удивление гладко — прицепленный к куртке драгоценный индикатор, на который Шемяка по въевшейся в плоть и кости привычке скашивал глаза каждые пять секунд, выглядел в точности так же, каким был взят из заветного пенала. Даже когда они, обнаглев, решились короткой перебежкой пересечь вытянувшийся поперек улицы отросток фиолетовой кляксы. Повезло — Зона то ли поменяла контур, то ли попросту протухла. Дюжина причин могла сыграть, а лезть на дно рюкзака в поисках счетчика и проверять, которая из этих причин реальна, — благодарю покорно, но, увы и ах, нас зовут дела поважнее. Пока что карта их не подводила, но лучше было не рисковать — скелет жил по своим законам. Будь даже эта карта нарисована по самым свежим данным вчерашнего вечера — к текущему часу в бывшем городе наверняка случилось множество изменений. Незначительных, но любого из них вполне хватит, чтобы угробить дурака, пожелавшего безоглядно довериться бумажному обрывку. Что угодно… даже просто шальной ветер, который, со свистом проскакивая полуобвалившийся чердак, загребет в невидимую ладонь пригоршню ядовитых пылинок и, хохоча, развеет их над улицей. — Редко. — Чего ты маску снял? — Анна следовать примеру Сергея не стала, чем заработала еще один плюс в его личной таблице успеваемости. Предмет — выживание, тема Урока: «Большую часть того, что позволяет себе следопыт, остальные могут делать лишь по его команде». — Тараканы, — Айсман мотнул головой в сторону «ручья», — твари мерзкие, но умные. Зуб даю, они для миграции выбрали самое безопасное время на полгода вперед. Так что можно спокойно подышать, а заодно, — добавил он, опускаясь на потрескавшийся асфальт, — ногам роздых дать. — Я тут не сяду. Не–е–т… рядом с этими… — Садись! — повысил голос Шемяка. — Перестань дурью маяться и садись! Им сейчас до нас дела нет. Поколебавшись секунды две–три, она все же послушалась его — но, судя по бледности, далось ей это нелегко. — 3–заразы… ненавижу. Теперь ни в один здешний дом… — И трястись перестань, — Айсман стянул капюшон и, задрав голову, посмотрел на небо — разрывов между тучами прибавлялось с каждой минутой, и все шло к тому, что солнце вот–вот начнет вновь наяривать в полную силу. Жаль, ну да грех, в общем–то, жаловаться — дождик и так подарил им куда большую фору, чем выходило по Шемякиным расчетам. — Возьми себя в руки, — сказал он. — Ну, тараканы… подумаешь. Яд у них слабый, с ног сразу не валит, если не хлопать ушами, то удрать всегда сумеешь. А в какую–нибудь здешнюю хибару нам нужно будет занырнуть в ближайшие минут семь–десять, потому как на охоту выйдут куда более опасные твари. — Крысы? — Угу. Крысы. На двух ногах. ШВЕЙЦАРЕЦ

Первая его мысль была простая — спросить, почему она не спит. Вернее, он сначала убрал пистолет, а потом подумал — проще взять и задать вопрос, чем лежать и гадать. А еще мгновением позже решил, что можно и погадать. Тогда, в их первую совместную ночь, она была похожа на… Швейцарец озадаченно нахмурился — банальное «натянутая струна» казалось ему неточным, по крайней мере, не до конца точным. Ответ пришел пару секунд спустя и заставил его довольно улыбнуться — детонатор! Именно так — она тогда лежала вроде бы колода–колодой, но любое неверное… а, скорее всего, и просто любое движение могло спровоцировать ее шайтан знает на что. Ведь она так хотела поверить — и еще больше боялась. «В таком случае… сомнительно, чтобы она поверила мне, — подумал Швейцарец. — Скорее всего, просто устала бояться». Следующую ночь занял их безумный лесной марафон… …а через сутки он проснулся за миг до ее крика. Агеев бы не поверил, мысленно усмехнулся Швейцарец, в жизни бы не поверил, что после снотворного его выделки человек может проснуться из–за кошмара. Как он тогда сказал? Динозавра свалит? Что ж, в динозавра я тоже верю — безмозглым ящерам сны не снятся, разве что спинномозговые. Лишь на четвертую ночь мы научились с этим справляться, вспоминал Швейцарец, — если это можно назвать таким словом. Ложиться вместе, чтобы я мог чувствовать ее — и будить в самом начале приступа. Никаких чувств, голый рационализм — так она лучше высыпалась, и, кроме того, в лесу по ночам прохладно, даже в нынешнем лесу. А сейчас… Он услышал, как прошуршало сдвигаемое в сторону одеяло. Тихий, почти на грани слышимости, скрип — это рама лежака среагировала на перемещение центра массы. Очень легкой массы, здешние кровати ладились из расчета на купчину необъятной пузатости или же на приказчика, разворотом плеч не уступающего хозяйскому пузу. Шлепок — ступни коснулись пола, еще один, обозначивший решительный шаг через разделявшее кровати пространство… эге, а вот дробный перестук вызван явно не холодом, так успеть замерзнуть ты, девушка, совершенно точно не могла. Тайна даже не успела испугаться — слишком быстро все произошло. Только что стояла перед лежаком, уже решившись окончательно, бесповоротно, — но все–таки, чтобы это решение стало реальностью, какой–то крохи мужества ей не хватало. Она как раз пыталась отыскать в себе эту кроху… …в следующий миг ее голова была на подушке, а остальное тело по шею накрыто ватным, уже согретым чужим теплом одеялом. Слева была стена, справа — ОН. — Слушай, так нельзя, — озабоченно сказал Швейцарец. — У тебя сердце барабанит громче зубов. Ты же не колибри, да и на ручной пулемет не похожа. Зачем тебе темп десять в секунду? — Я даже ойкнуть не успела, — удивленно прошептала Тайна. И, едва договорив, вспомнила, для чего она здесь, что хотела — рванулась, обняла, прижалась, замерла, боясь сразу всего–всего на свете и одновременно твердо зная, что ничего страшнее быть уже не может. Пять минут спустя Швейцарец, наконец, решился поправить одеяло. Лежать было жутко неудобно. За свою жизнь он лишь раз вынуждал свое тело изображать статичную композицию в еще менее переносимой позе. В тот раз его скрюченные посиделки в дупле закончились одиночным выстрелом с трех сотен метров и торжественной клятвой самому себе — впредь никогда не пытаться компенсировать отсутствие подходящей снайперской позиции тренировкой на выносливость. Еще были тренировки Старика, но это не в счет. Господи, вдруг — запоздало! — сообразил Швейцарец, я дурак, идиот: если у меня сводит мышцы так, что пробивает блокировку, то каково же сейчас ей? Она–то не умеет отключать реакцию на раздражители, ее с наполненными до краев чашками никто не выстаивал… кретин, болван, dumpkoff! Он медленно начал убирать локоть, пытаясь для начала отвоевать хотя бы горизонтальное, а не криво–изогнутое положение — и почти сразу же застыл, когда теплый и даже вроде бы мягкий обруч сдавил его грудную клетку с силой, о существовании которой Швейцарец до этой минуты даже не подозревал. Утром будут синяки, мысленно констатировал он. Впрочем, синяки — это еще ладно, а вот как бы ребра–другого не лишиться? Какой–то треск имел место быть… или это у меня в ушах кровь так стукнула? На ребро я не согласен, отнюдь — да и для чего, собственно, мне лишаться ребра, если женщина уже есть… и откуда только у этого чертенка столько сил? Все–таки у него получилось опустить их на кровать. Теперь можно было перевести дух… можно было бы, подумал Швейцарец, если б легкие имели возможность расшириться хоть на миллиметр. Ох уж эти женщины… насколько легче работать с оружием! Нажал на кнопку — выпал магазин, сдвинул задержку — встал на место затвор. А вот где у данного экземпляра девушки необыкновенной находится регулятор силы объятий? Ласковое поглаживание волос желаемого эффекта не дает… а дышать хочется все больше! Черт, я прекрасно знал, что когда–нибудь умру, причем скорее раньше, чем позже. Даже подготовил себя к мысли, что смерть эта может быть сколь угодно глупой и нелепой — героическая погибель от потери крови… которая вытекает из бесчисленных ран… на поляне, заваленной мертвыми телами… еще более неисчислимых врагов… такая смерть бывает лишь в книгах… и, как правило, говорит о бедности авторской фантазии. Но быть задушенным спасенной тобою девицей — это ведь тоже как–то не совсем то. Вернее, это как–то совсем уж чересчур. — Тебе удобно? Она ответила — губы колыхнулись, и Швейцарец почувствовал их движение. Только вот ни одного звука при этом на свет не появилось. — Ты не говоришь, — прошептал он. — Наверное, тебе кажется, что ты говоришь… но попробуй еще раз, чуть–чуть громче. Пожалуйста. — Пожалуйста… возьми меня. «Не уверен, что это хорошая идея, — подумал Швейцарец. — На самом деле я не уверен, что тебе в ближайшие полгода стоит подходить к мужчине ближе, чем на десяток верст… и как раз в подходящее для этого место я тебя везу… вез. После всего, что тебе пришлось вынести… Тайна, у тебя душа — одна сплошная кровавая рана! И ты хочешь, чтобы я на эту рану попытался сыпануть соли? Нет уж, не для того я вытащил тебя, девочка. Совсем не для этого. Я взялся тебя спасать, Тайна, — беззвучно крикнул он, — а когда я за что–то берусь, то довожу дело до конца… качественно, заметь, довожу! Это мой фирменный знак, как гербы Швейцарии на рукоятках. Я знаю, что тебе нужно, знаю лучше тебя, уж поверь мне, пожалуйста…» — Возьми меня… — Ты… уверена? — Да. Он все еще колебался, и Тайна, прижавшись к его щеке, горячо зашептала… — Прошу–прошу–молю–сделай–будет–лучше–надо — забыть–стереть — я–знаю–только–сейчас–потом–поздно–потом–закаменею–не–смогу–жить–сделай–прошу–прошу–прошу… — Нет. «Виль, ты — дурак! Только не обижайся… но ты — дурак!» «Ни хрена я не понимаю в женщинах, — успел он подумать напоследок, — ни черта лысого. И Старик не понимал, вот и получилось… нельзя выучить тому, чего сам не знаешь. Хорошо хоть она — знает!» САШКА Непонятно, почему они не взяли настоящий броневик? Могу поверить, что не нашлось ни одного исправного. Но трудозатраты на обшивку чуда техники, которое сейчас, ревя и фыркая громче десяти танков, ползло по улице, на мой прицельный взгляд, были как минимум сравнимы с ремонтом армейской машины, боевая же эффективность не в пример… Впрочем, поразмыслив, я сумел найти доводы и в пользу клановского самохода. Во–первых, запчасти к грузовикам в скелете добыть на порядок легче, чем к какому–нибудь БТР–60, а это в свою очередь означает, что клановцы могут позволить себе эксплуатировать любимый самосвал, не трясясь при этом над каждой минутой драгоценного ресурса. Во–вторых, даже обвешанный бронелистами, этот самоход при езде по асфальту жрет меньше горючего, чем «прирожденный» армеец. А боевая эффективность? Против легкой стрелковки, вроде меня, этот динозавр от бронетехники вполне устойчив, граната же РПГ раскурочит любой броневик, что заводской, что кустарно–выделанный. Не исключаю, что, с точки зрения людей, находиться в момент попадания лучше будет именно в этой кустарщине — он большой, соответственно, шанс на прохождение кумулятивной струи в стороне от жизненно важных органов членов экипажа так же будет повыше. — Пригнись! — А? Им же ничего не видно! — Голову вниз! Лишнюю дырку хочешь? Кричать можно было без опаски — бронеходный самосвал ревел так, что перекрыть этот звук был способен лишь его же башенный пулемет. А вот высовываться действительно не стоило — хреновый обзор, доступный экипажу броневика, с избытком компенсировали пятеро клановцев. Трое по правой стороне улицы, двое по левой, идут не торопясь и очень цепко вглядываются в окна домов противоположной стороны — грамотно, ничего не скажу. — Приятно, — неожиданно лязгнул Макс. — Приятно что? — удивленно переспросил я. — Приятно, когда тебя так ценят, — пояснил старый автомат. — Столько мощи пущено в ход ради нас троих. Наверное, он был прав, и повод для гордости действительно имелся. Однако лично я бы предпочел вариант, при котором Механики Смерти отнеслись к процессу нашей поимки куда менее ответственно, а в идеале — вообще пренебрегли столь нудным и неблагодарным делом. Пока меня устраивает мой нынешний хозяин. — Слышали? — Я — ничего. Ну, кроме рева. — Стреляют, — Эмма и ее хозяйка произнесли это практически в унисон. — Почудилось, — щелкнул Макс. Я недоверчиво качнул магазином. Если человек и оружие говорят одно и то же… — Тихо! — приказал Сергей. — Ни звука! Бронесамосвал доехал почти до угла и остановился, дожидаясь «пехоту». Пешие же клановцы как раз вознамерились проверить пятиэтажку выше по улице — наш дом они к этому моменту уже миновали. Секунд пятнадцать броневик еще ревел с прежней силой, затем его водитель плавно убрал обороты — и сквозь надсадное чиханье отчетливо прорвались далекие хлопки. — И в самом деле, — пробормотал Энрико, — стреляют. По кому только? — Главное, что не по нам, — Шемяка сполз под подоконник, аккуратно прислонив меня к стене рядом с собой. — А вообще… с кем угодно могли сцепиться. Разведчики враждебного клана, например. Или рейд–группа следопытов — навряд ли, но вдруг кому стукнуло в голову еще раз порыться в здешних свалках. Болотники — правда, эти обычно от старых руин шарахаются. Да просто по крысам пальбу открыть могли. — Мне больше по душе первые две возможности, — задумчиво произнесла Анна. — Если они найдут других людей, то перестанут искать нас. — Это если у тех людей найдется два «калаша» под разные патроны, — ехидно заметил Шемяка. — Клановцы, они, конечно, дураки, но все ж не полные идиоты, сложить один плюс один и получить двойку как–нибудь сумеют… О! Слышали? Опять. — По–моему, — Энрико, ловко подкатившись, вытянулся сбоку от окна, — это больше похоже на перестрелку. — Ну–ну, — Сергей, сдвинув респиратор, яростно почесал щеку, вернее, отросшую на ней щетину. — Блохи донимают? У меня хороший порошок есть. — Блохи у тебя в ж… ! — Я не издевался. — Ладно, извини, — после короткой паузы глухо проронил Айсман. — Я сорвался. — Так нужен порошок? — Нет. Это не насекомые, это у меня по жизни. Раздражение кожи… аллергия на резину, мать ее! — Как же ты следопытишь–то? — Как–как… каком кверху. Хреново. — Я вспомнила, — тихо сказала Эмма. В первый момент я даже не сообразил, что именно черная винтовка имеет в виду. — Ты спрашивал утром насчет карты. Я вспомнила. Это не точно, меня при этом не было, но я почти уверена, сделать эту карту мог лишь один человек, доктор Гришин. Он учил Анну математике… и он пришел с Запада. ШВЕЙЦАРЕЦ