Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский Страница 41

без слов стала обтирать его мокрой тряпкой, а он, засыпая, думал, что у него всё идёт по плану, и первая часть плана, как там ни крути, сложилась успешно. О нём все в округе знают, и теперь ему нужно осуществить вторую часть его задумки. Нужно во что бы то ни стало найти воду. Пятьдесят, двадцать, даже десять тысяч кубов его устроили бы. Толику Баньковскому и двадцати было бы мало, а его устроили бы и десять. Лишь бы вода нашлась.

Но проспал инженер недолго, и шести часов не проспал, встал, перекусил по-быстрому, снова поехал на причал. Водитель тягача уже тоже отдохнул и был на пирсе, а изнывающий от жары и потери денег Баньковский бегал вокруг, ожидая, когда бот уложит на прицеп длинную станину, и орал через респиратор:

– Положи аккуратно, бот! И нужно привязывать. Эй, привязывайте это, – последние слова уже адресовались рабочим.

Тягач уже был загружен, бот надрывался, рабочие старались, всё шло хорошо. Работа, работа, инженер слез с мотоцикла, проверил груз и заговорил с Баньковским:

– Сегодня утром на точке будет уже половина оборудования. Думаю, завтра начну готовить площадку под буровую. Надо будет заказать две тонны цемента, у них своя доставка, и ещё водовоз.

– Да, я закажу, – обещал Баньковский, – ты только скажи, где тут у них делают цемент.

– Найдёшь. Он на восточном выезде из города.

– Слушай, Калинин, а эти боты классные, – говорил Толик, не скрывая восторга, – он один монтажную балку поднял, а она килограммов сто пятьдесят весит. И главное, в жару готовы работать. А на севере их почти нет. Нужно будет выяснить.

– Ты не забывай, они едят много, за троих, – напомнил ему Горохов.

– Всё равно они выгоднее рабочих, – рассуждал инвестор. – Я тут прикидывал, – он даже достал бумагу. – За него просят тридцать копеек в день, но…

– Погоди, Толя, – Горохов прервал его и подошёл к водителю тягача: – Дорогу не забыл?

– Помню, – отвечал тот, оглядывая груз в кузове.

– Ну тогда, пока не стемнело, сам гони, а я догоню тебя.

– Как скажете.

– Калинин, ты куда? – кричал ему вслед Баньковский, всё ещё держа в руке бумажку с расчётами.

– Я по делам, Толя, а потом догоню тягач и с ним на участок, – отвечал ему Горохов, заводя мотор.

Его волновал один вопрос, давно волновал. Инженер хотел знать, как поживает его клад, его драгоценный схрон. Не нашёл ли его кто?

Но до сих пор к схрону подходить он опасался. Тем более выкапывать его. А теперь, когда на участке свалены тонны всякого добра, и вещи из схрона можно было перевезти к себе поближе. Спрятать их в камнях, невдалеке от палаток. Там было достаточно укромных мест. Мест, где белые пустынные пауки наплели своей мерзкой паутины и куда никто в здравом уме и не подумает лезть. Возможно, он сегодня перевезёт свой схрон в одно из таких мест, ночь-то предстоит длинная. Поэтому он, выехав из города по привычному маршруту, проехав пару километров и убедившись, что рядом никого нет, взял ровно на север и покатил вдоль реки.

Надо было торопиться, всё-таки время шло к ночи. Он доехал до хорошего местечка, где можно было оставить мотоцикл, и как только заглушил мотор, услыхал ритмичный звук работы большого дизеля. Баржа. Большая. Звук шёл от реки, но отсюда ему не было её видно. Инженер решил не рисковать и не высовываться. Пусть проплывёт мимо, затем он посмотрит, как там поживает его схрон. Он выпил воды, присел на бархан рядом с мотоциклом и решил перекурить. Не спеша прикурил, не спеша выкурил сигарету, но чёткий звук не стих, не стал удаляться. Дизель так тут под обрывом и тарахтел на низких оборотах. Горохову даже показалось, что ветер приносил к нему запах выхлопа. Показаться перед кем бы то ни было тут, на берегу, было бы делом опрометчивым, и он уже собрался завести мотоцикл и убраться отсюда. Но была у инженера одна особенность, одна давно приобретённая в процессе обучения черта характера. Давным-давно наставники на специальных курсах научили его интересоваться даже тем, что на первый взгляд не имеет к делу никакого отношения: главное – это информация. Объективная и по возможности полная информация – единственный ключ к принятию верных решений. Может, это ему и не пригодится. Даже скорее всего не пригодится, но лучше знать что-то ненужное, чем упустить что-то значимое. Горохов пару секунд думал и всё-таки решил взглянуть, что там на реке происходит.

Инженер, чуть согнувшись, не спеша пошёл к камням, что обрамляли обрывистый берег. Он снял фуражку. В степи все носят маски и очки, а вот фуражки носят не все. Большинство предпочитает шляпы с вислыми полями. В общем, если кто и поднимет голову и разглядит его снизу, то потом по фуражке его не смогут опознать. Чем ближе он подходил к реке, тем чётче был звук работающего двигателя.

Инженер шёл, согнувшись почти вдвое, противоположный берег был ему уже виден. Но там ничего не было, а звук, да и чёрный дым выхлопа, идущие снизу, говорили о том, что дизель работает под самым обрывом. Он встал на колено и вытянул шею, чуть склонившись к краю, чтобы увидать всё и самому остаться невидимым. Вот она, корма, кривая рубка, а за ней дырявая труба, дым из трубы. Судя по мятому и ржавому фальшборту, баржа была древней. Горохов ещё чуть-чуть приподнялся, стараясь разглядеть то, что было внизу, и увидал всё судно целиком. Он, признаться, удивился.

Глава 21

Это была большая баржа, вся в ржавых потёках, старая и неухоженная, баржа покойного капитана Жупана – и та на фоне этой развалины казалась новенькой. Само судно шло против течения, к Полазне, но сейчас было уперто носом в берег, а дизель всё тарахтел, и винт продолжал гнать воду из-под кормы. У него могли бы возникнуть вопросы, типа: чего это они, берега, что ли, не видели? Если бы прямо посреди палубы, на раскалённом железе, не лежал человек. На человеке не было маски, и это при том, что вокруг вода и растущий по берегу красный от пыльцы камыш. На нём не было также и ботинок. Простая рубаха и простые штаны. Человек, скорее всего, был мёртв – ну а кто бы смог живым валяться на раскалённой палубе – ну или был в глубокой отключке. Такое тоже могло быть, так как под человеком Горохов не увидел чёрного пятна запёкшейся крови, и на нём самом тоже пятен