Руслан Мельников - Пески Палестины Страница 41

Бурцев мысленно выругался. Много… слишком много германцев. Такой патруль мог оказаться не по зубам. Но поздно — не свернуть уже, не проехать мимо.

Грузовик затормозил. Отворилась и с грохотом захлопнулась дверь кабины. Поджарый краснощекий утерштурмфюрер с кобурой на боку выскочил из машины, замахал руками:

— Стой! Сто‑о‑ой, говорю!

Они попридержали коней. Бурцев не давал команды «к бою», но знаком приказал приблизиться к автомобилю. Максимально приблизиться.

— Почему одни?! – гавкнул унтерштурмфюрер.

Ах, вот оно что! Немцев смущает отсутствие во встречном патруле солдат цайткоманды. Н‑да, непорядок. Прокол‑с, прокол‑с, многомудрый каид!

Пока Бурцев соображал, что бы ответить, гитлеровец повернулся к рыцарскому конвою:

— Комтур, твои люди? Разберись.

Вперед выехал пожилой тевтон. Единственный всадник, не обремененный факелом. Как же — орденская шишка! Целый комтур. Бо‑о‑ольшой начальник. Рыцарь держал шлем в руках и взирал грозно, негодующе.

— Брат во Христе, где Хранители Гроба из вашего дозора? — строго вопросил орденский босс.

Ох! «Брат во Христе» — надо же! Смешно, кабы не было так грустно… Обращался рыцарь к тому, кто оказался ближе, — к Бейбарсу, чье лицо скрывал сейчас глухой топхельм. Мамлюк молчал: немецкого он не понимал.

— Ты что, оглох, свинья?

Да, «дойча» Бейбарс не знал. Однако тон и манеры разгневанного собеседника крайне не понравились уроженцу кыпчакских степей. Да и без того ясно: драки не избежать. Рука эмира легла на меч.

— Аллах Акбар! — негромко, но выразительно прогудел «брат во Христе» из‑под шлема.

— Что?! – Комтур не верил своим ушам. — Что ты сказал? Брат? Во Христе?

Так, заварушка заваривается…

— Давай‑ка я тебе все объясню.

«Братан. Во Христе!»

Бурцев уже подъехал к тевтону вплотную. Чуть потеснил конем комтурскую лошадь. Ошеломленный рыцарь и вовсе выпал в осадок от подобной дерзости.

— Как?! Что?!

— Глянь сюда.

«Братело, блин, во Христе».

Бурцев вынул из седельной сумки «шмайсер». Эсэсовцы не могли пока видеть его за конным магистром. Комтур видел. И грозное оружие Хранителей узнал сразу. Немец изменился в лице: ствол смотрел ему в левый бок.

— Сиди спокойно и не дергайся, — вежливо попросил Бурцев.

Им требовалось время, чтобы окружить машину.

Тевтон действительно обратился в каменную статую.

Эсэсовцы в кузове тянули шеи, стараясь разглядеть, что происходит. Из кабины выглядывало бледное лицо водителя. Унтерштурмфюрер сделал шаг вперед. И в сторону. И увидел, как рыцаря братства Святой Марии держат на прицеле.

— О майн готт! — ахнул эсэсовский летеха.

Ошарашенный комтур мигом пришел в себя.

— Готт мит унс! — прохрипел тевтон, не отрывая взгляда от «шмайсера».

Рыцарь рванул клинок из ножен.

Унтерштурмфюрер выдернул из кобуры «вальтер».

И на‑ча‑лось…

Бурцев шарахнул очередями от бедра, с седла. Только одна пуля предназначалась комтуру. Остальные прошивали правый борт грузовика. И тех, кто сидел за ним.

Бейбарс вздыбил коня. Обрушил тяжеленную тушу на унтерштурмфюрера. Подкованные копыта сбили человека с ног. Рыцарский меч довершил расправу. Тяжелым прямым и обоюдоострым клинком мамлюкский эмир орудовал не так ловко, как легкой сабелькой, но все же достаточно умело, чтобы добить оглушенного противника.

Тевтоны побросали факелы, похватали мечи. Джеймс, Гаврила, Дмитрий, Збыслав, Освальд и Жан д'Ибелен атаковали рыцарей. Рухнул первый орденский брат: булава Алексича разнесла щит с черным крестом и смяла в лепешку топхельм противника. Пал конь под Освальдом…

А Бурцев все поливал «опель» из «шмайсера».

Подстреленный комтур, пачкая кровью попону, медленно сползал с лошади. Эсэсовцы валились в кузове один на другого. Раненые, убитые… Кто‑то огрызнулся длиннющей слепой очередью. Палили через борт, наобум, с поднятых рук, не высовываясь, не целясь, укрывшись за баррикадой из шевелящихся еще тел. Кажись, на звук били. По нему, по Бурцеву!

Конь под Бурцевым дернулся, начал заваливаться набок. Но, даже соскальзывая с седла, автоматчик в рыцарских доспехах не прекратил огня. Нельзя! Главное сейчас — не дать фашикам поднять головы.

Бурцев старался стрелять экономно, коротко — в два‑три патрона. Старался утихомирить невидимого противника и не вывести при этом машину из строя. А расточительный «шмайсер» в грузовике все не смолкал, щедро разбрасывая свинец смертоносным веером.

Проклятье! Обвис в седле, схватившись за бок, сир Бейрута. Шальная пуля, мля!

И у фрица кончились патроны. Ну, наконец‑то!

Что‑то мелькнуло в воздухе, с хлюпаньем упало в придорожную канаву.

Граната!

Бурцев перекатился за всхрапывающую конскую тушу. Взрыв… Дождь из осколков, грязи и помоев. Ну и пакость! Зато жив остался. Подстреленному коняге вот повезло меньше: разворотило весь круп — от хвоста до задней седельной луки.

Над дырявыми досками борта осторожно поднялась каска.

Бурцев протянул очередь по кузову.

И вроде достал гада.

И — тю‑тю патроны!

И «опель» дал задний ход.

Бледноликий эсэсовец‑водитель, о котором все как‑то позабыли, опомнившись, выворачивал неуклюжий трехтонный грузовик на кривой узкой улочке. В свете фар мелькала сталь, сквозь рокот двигателя слышался звон мечей. Возле машины шла нешуточная рубка.

Джеймс Банд прорвался‑таки к автомобилю, с седла ввалился в кузов. А в руке брави вместо привычного кольтелло — рыцарский клинок. Меч так и заплясал над изрешеченным бортом. Ну, все! Если там и оставался еще кто живой, теперь это в прошлом. Когда за работу берется такой профи — шансов выжить нет.

Плохо другое: машина набирала скорость. Даром что перла задом. Все быстрее, быстрее… Немецкий водила свое дело знал. Уйдет ведь! С папским шпионом в кузове, но уйдет! А тачка эта им нужна сейчас до зарезу!

«Опель» остановил Гаврила. Булавой остановил. Пустил коня в галоп, нагнал пятившийся грузовик. Да со всей дури, да по лобовому стеклу…

Новгородец промчался мимо. Осколки звонким колючим дождем брызнули в кабину. Водитель поневоле прикрыл лицо руками, бросая руль. Автомобиль вильнул в сторону, перескочил через обочину и канаву, впечатался задним бортом в глинобитный забор, повалил хлипкую преграду, вкатился во двор, скользнул в нерасчищенную, полную зловонной жижи выгребную яму. Задние колеса увязли сразу и основательно. Судорожные попытки эсэсовца вырвать машину из чавкающей западни успехом не увенчались.

Грузовик пробуксовывал, из‑под протекторов летели брызги и комья, вонючий выхлоп превращался в удушливую дымовую завесу. И в этом дыму над кабиной «опеля» уже поднимался, подобно ангелу мщения, Джеймс Банд. Кашляя, ругаясь на уйме языков, брави взмахнул рыцарским мечом. Разнес заднее окно кабины. Но немца, юркнувшего вниз, не задел. В сердцах ударил по крыше. Снова. И снова… Рубил. Колол. Как гигантским мачете. Как ломом.

А кабина грузовика не щит и не броня. Обоюдоострая дура в руках брави легко пробивала, протыкала тонкий металл. С пятой или шестой попытки; длинный клинок достал‑таки водителя. Скользнул по виску, вошел в левую ключицу. Эсэсовец задергался. Грузовик дергаться перестал. Двигатель заглох. Теперь оставались тевтоны. Уже — только трое. Но дрались эти трое как звери. И все же участь орденских братьев была предрешена.

— Расступись! — крикнул Бурцев.

Он стоял над трупом коня — по‑ковбойски стоял, широко расставив ноги, держа на прицеле всю кучу малу. «Шмайсер» с пустым магазином заброшен в канаву. «Вальтер» унтерштурмфюрера оттягивает правую руку. Левая служит упором.

— Р‑р‑рсступись, кому сказано!

Дмитрий, Збыслав, Бейбарс и пеший Освальд нехотя отступили от противников. Жан д'Ибелен стонал в стороне. В луже крови.

— Сдавайтесь, парни, — честно предложил немцам Бурцев.

Вместо ответа ведроголовые парни в иссеченных доспехах полезли в драку. Все трое, как по команде, погнали на него коней.

Бурцев открыл огонь. На поражение.

Если враг не сдается… Правда, получилось не сразу. Чтобы остановить настырных всадников, пришлось выпустить всю обойму.

Глава 50

Да, без шума не обошлось. Но ведь Иерусалим привычен к пальбе во время комендантского часа. И все же испытывать судьбу не следовало. А следовало поскорее убираться отсюда.

— Быстро! Трупы — в канаву. Оружие немцев — в «шайтанову повозку». Жана — туда же. Да осторожней с ним — ранен наш сир. И лошадей — с глаз долой, — распоряжался Бурцев.

— Куда? — спросил Дмитрий. — Куда лошадей‑то?

Бурцев огляделся, кивнул на разрушенные бани — пусть временно побудут конюшнями.