Александр Афанасьев - Зона заражения-2 Страница 42

– Меня… казарма, наверное.

– Меня, в общем, тоже. А теперь скажи – кем бы мы были, если бы попали не в казарму, а в зону…

…

– Москва – ты знаешь, что это такое. Пощады здесь нет. Зверья полно. Но есть же… наверное, что-то такое… я не знаю, б… как это сказать – есть тут кто-то, кто может спасти человека, или уже, никого, б… нет.

– Не сквернословь.

– Ты меня понял.

Клест задумался.

– В монастырь она явно не собирается, так?

…

– Ладно. Ты сказал, я услышал. Есть у нас… программы. Работу подберем. Жилье если надо – организуем. Не пропадет, в общем.

– … Спасибо.

– Не меня, – строго сказал Клест, – Бога благодари. У каждого есть свой путь. Мой знаешь – какой был?

…

– Как-то раз… чуть большой грех не совершил. Последний. Сам понимаешь. Сижу, пистолет в руке, и думаю – ну? Все в моих руках. Вот сейчас нажму – и… Ради смеха сам себе задумал, вот если Бог есть – пусть он что-то сделает…

– И…

– Сделал.

– Что? – спросил я.

– В дверь позвонили, – сказал Клест, – этажом ошиблись. Вот так вот. Это – мой путь. А каков твой… знает только Господь. Может, и этот…

Микроавтобус с тонированными стеклами въехал на территорию монастыря. Припарковался в ряду дорогих внедорожников и лимузинов служащих патриархии. По виду – дело чудесного избавления от налога на прибыль – процветало.

Нет, я вовсе не осуждаю. Я и сам такой – пытаюсь творить добро методами зла. Церковь – организация, как и любая другая. И должна зарабатывать.

Прошли внутрь. Двухэтажное, довольно современной архитектуры здание. Похоже на школу или детский сад. Над входом – позолоченная статуя Христа. Стекла – тонированные, возможно, и с защитой от подслушивания. Даже наверняка.

Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево.

Харитон появился через полчаса. Аккуратно припарковал свой внедорожник.

Мы наблюдали за улицей через скрытую видеокамеру. Другая система отслеживала воздушное пространство над монастырем.

– Ведут, – подтвердил отец Андрей. Худой, кажущийся еще более высоким в рясе, с бороденкой и в разночинских очках, он колдовал над несколькими компьютерами, на которые стекалась информация с многочисленных систем наблюдения в монастыре и его окрестностях. Похоже, что Русская православная церковь отлично подготовилась к возможным неприятностям в городе, где число мусульман приближается к половине всего населения.

– Как? – спросил Клест.

– Плотно. – Отец Андрей переключился на изображение с камер дорожного движения – вот эта «Волга»[76]. И беспилотник есть. Сейчас он прямо над нами.

Серьезно.

– Заглушить?

– Нежелательно бы, – сказал я.

– А почему нет, – сказал Клест, – здесь всегда беспилотники глушат.

– Я могу создать помехи на линии связи, – сказал отец Андрей – если это не вразумит их, тогда заглушу полностью. Над божьей обителью беспилотникам летать нельзя.

Интересный инструмент вразумления. Интересные доводы.

Я пожал плечами. Клест кивнул.

– Давай…

Харитона, как тут и было положено, встретил монах. Прикрепил на лацкан пиджака значок, опознающий его обладателя для системы безопасности как «своего». У меня тоже был такой – в виде миниатюрной иконки.

Из кабинета отца Андрея мы наблюдали, как Харитон шел за монахом в кабинет, в котором принимали гостей из крупного бизнеса, возжелавших чудесным образом освободиться от НДС или налога на прибыль. Обычное дело, ничего нового, как мне сказал Клест, у них тут мусульман-бизнесменов больше, чем христиан, потому что ДУМ – Духовное управление мусульман – так и не объединилось и, соответственно, не получило льгот по налогам. Вот такие вот… церковные таинства середины двадцать первого века.

Микрофон доносил до нас голоса.

– Я пошел.

– С Богом.

Увидев меня, Харитон не удивился. Только кивнул – и продолжил беседу о чудесном избавлении от налога на прибыль с молодым священником, на экране компьютера которого было постоянно открытое окно ФИНАМа с текущими котировками.

Я наблюдал за Харитоном… Батей, как мы его все называли. Что он знает? Чем он может мне помочь? Не скурвился ли он? Скурвившихся, к сожалению, достаточно, потому что жизнь такова. Чего говорить – мой главный враг в Зоне – это мой бывший сослуживец, принявший радикальный ислам и расстрелявший в спину почти всю свою группу. Чему еще удивляться – после такого…

Наконец, интересующийся текущими биржевыми котировками отец кивнул нам, встал и удалился через другую дверь, через ту же самую, через которую вошел я.

Я ради интереса достал телефон, подключил. Сигнала нет, совсем. Работает система подавления.

– Здравствуй, Харитон… – сказал я.

– Здравствуй.

– Знаешь, что хвост за тобой?

– Знаю.

– Кто?

Он молча показал пальцем наверх – хотя… ошибся адресом. Здесь, наверху, не было никого, кроме Бога.

– За что?

– Долго рассказывать.

– А я никуда не тороплюсь…

– Короче, давно все это началось.

– Когда именно?

– В двадцать третьем. Ливан помнишь?

– Ливан?

– Он самый.

Помню ли я это? Стараюсь забыть… да не могу. То дело… вывело меня в люди. И одновременно с этим оно преследует меня до сих пор.

– Степко.

– Имен называть не надо.

– Как скажешь… Батя.

– Ты тогда не все знал.

– Что именно я не знал?

– Короче… эта б… малолетняя… она там по доброй воле была, понял? Ее никто не похищал. Она сама полезла к хоббитам. Старший попросил помочь.

– Старший – это…

– Имен не надо.

– Понял.

Я пытался правильно сформулировать следующий вопрос… его надо было сформулировать так, чтобы показать – я знаю больше, чем это есть на самом деле. Я отчетливо понимал, что вторгаюсь в интересы высших сфер… тех, кто всегда был моими заказчиками. Существует иерархия… невидимая иерархия, и заключается она в том, что они платят, а я делаю и не задаю лишних вопросов… и так всегда, пока они платят… и не платят – тоже. В Англии я имел сомнительное удовольствие познакомиться с высшим светом, с теми, которые велят. В числе прочего у них особенное отношение к жизни: они рождаются с уверенностью, что все и всегда им вокруг должны. Могу припомнить скандал вокруг одного из принцев… он взял кредит у человека, который надеялся быть принятым в высшем свете… но что-то пошло не так, а принц, когда ему намекнули на необходимость кредит возвращать, устроил публичный скандал.

Отвлекаюсь. Англию лучше забыть навсегда. Вряд ли я смогу теперь там жить. Эта страна была мне чужой всегда, а сейчас стала еще и враждебной.

– Какие дела имел Степко с Ближним Востоком?

– Я же просил – без имен.

– Хорошо.

– Дела… да много всяких дел.

…

– Ты понимаешь, я знаю далеко не все, о чем-то слышал или могу предполагать.

Я кивнул.

– Короче, похоже, это все началось лет двадцать назад. Тогда цены на нефть упали, нас со всех сторон прессовали, и надо было что-то делать. Одновременно все были недовольны Америкой… все без исключения. Ты должен уже помнить, что тогда творилось… ты только начинал служить.

– Помню.

– Короче, видимо, было принято решение создать некий центр… Центр… не знаю даже, как назвать… это одновременно был и центр финансирования, и центр неких торговых сделок, и центр силовых решений. Ты ведь знаком с исламской финансовой системой.

– В общем, знаком.

– Нужно было финансирование реиндустриализации. Часть брали из Китая, часть – от них. На Востоке были силы, которые видели развитие Востока… несколько по-другому. Не на том пути, по которому он в итоге пошел. Они видели свои страны как некое подобие России, только вместо доминирующего православия – доминирующий ислам. Спокойная религия, основанная на опыте ислама в России… религия, играющая большую роль в жизни, но все же не подменяющая право и государство. В то время очень много делегаций приезжали в Чечню, их интересовал чеченский опыт – сильный ислам, но при этом абсолютно светская политическая система и нормальная, западного типа экономика. Согласись – мир ислама имеет свои сильные и слабые стороны. Мало кому хочется лечиться чтением первой суры Корана, мало кто согласен на государство, где доминирует религия, подобно Саудовской Аравии или Ирану. В конце концов, муслы – тоже люди. Те же афганцы воюют за ислам, но водку только так хлещут, и ты это сам знаешь[77].

Я кивнул.

– И один из тех, кто получал финансирование оттуда, был…

– Верно. У него интересная судьба… он был арабистом, свободно владел арабским. В каком-то смысле он был преемником Виктора Бута[78]. Он больше проводил время на Ближнем Востоке, чем в России, ему мы обязаны многими крупными оружейными сделками. Французы даже пытались его убить за то, что он постоянно переходил им дорогу. Его дочь также выросла в основном на Ближнем Востоке.