Александр Тюрин - Зона Посещения. Луч из тьмы Страница 42

– Нет, это не так. Нас многое связывает, Саша, – залепетала она.

– Мы врем? Да, мы умеем хорошо врать недалеким монстрам и недоразвитым дикарям. Чтобы они опустили свое оружие и пошли домой, не зная еще, что там все горит, и в этот момент всадить им свинец в затылок. А потом удобрять их костями свое поле, засеянное бобовыми, и радоваться, что они оказались настолько тупыми.

Она взяла его руку и провела ею от своей груди к щеке.

– Дурак ты, правда, но вспомни, я – не только белки, жиры, углеводороды и другие высокомолекулярные соединения. И ты мне уже не чужой. Только я не могла и не могу всего говорить, потому что тогда убьют и тебя, и меня.

Он закрыл глаза, и ему захотелось заплакать, потому что в этой круговерти обмана у него не было никого ближе ее. Неверной Веры.

И когда он хотел прижать ее изящно выточенную руку к своим губам, она, выдернув его трофейный пистолет, выпустила ему лепестковую пулю тридцать восьмого калибра в череп. Ей понадобилось всего несколько сотых секунды – отреагировать невозможно.

Но перед тем как пуля вошла в него, он успел понять, что эта женщина совсем не та, за кого себя выдает.

А затем она тоже плакала, но и смеялась от радости. Она сможет выплатить кредит за дом и найти себе нежного мальчика. Или девушку. И уехать, наконец, свалить из этого города – туда, где никто не будет знать, кто она такая на самом деле.

– Да, Саша, это – цивилизация плотоядных, – смеялась она, размазывая его кровь у себя по лицу и пиная мертвого Лауница носком туфли в пах. – И я ее орудие.

Снаружи уже слышался шум пролетающих на низкой высоте вертолетов. ЧВК «Вау» вступила в дело.

Покойник, лишающий покоя

В штаб-квартире «Монсанто Лабс» не было секретарш. Никаких тебе пухлых губок, круглых задков, вылезающих из тугих юбочек, и кофточек, растегнутых до третьей пуговки. И бесконечного милого трепа по телефону с подружками о том, что нынче в тренде. Берковски относил этот прискорбный факт на счет гомосексуальной ориентации большого босса – сэра Роджера Дюмона. В 12.00 биомех, похожий на освежеванную гориллу без шкуры (если честно, стошнить от него может), доложил Зигмунту Берковски (в детстве и юности Сигизмунду Берковскому), главе сектора прорывных зональных изысканий, о поступлении человеческого тела с идентификатором Z345 в холодильную камеру.

Со своего интракорпорального коммуникатора Берковски оповестил всех заинтересованных лиц и вызвал транспортер, который и домчал его за пять минут до прозекторской. Доставленное тело было уже окачено моющим коллоидом и готовилось въехать в стационарный сканер, комбинированно использующий несколько методов изучения объекта – рентгенографический, ядерно-магниторезонансный и терагерцевый.

Пару минут спустя прибыл доктор Моранди, шеф лаборатории номер 5 по исследованию биологических форм, доставленных из Зоны. Почти сразу за ним Томарико Томаридзе, начальник Службы безопасности корпорации. Или начальница. Томарико был(а) интером и трансом. Когда-то нормальный волосатый мужик из Закавказья заигрался в освобождение личности от пут тоталитаризма. Впрочем, в карьере это помогло. Сейчас на вид эта была жирная баба с сальным загривком, наклонявшим ее щекастое лицо, украшенное мощным румпелем, к полу. Томарико был злобным и опасным. Однажды на корпоративе он пробовал заигрывать с Берковски, потряхивая наносиликоновыми титьками – и того едва не вырвало. Зигмунт не очень хорошо скрыл это, на самом деле ему хотелось трахнуть бутылкой вискаря по похотливой физиономии Томы. Чтобы охладить флиртующую особу и отомстить за вызванное отвращение, Берковски встретил ее около выхода из дамского туалета – незаметно вынырнул сбоку, прижал плотную салфетку к ее лицу и наградил двумя крепкими джебами через эту «паранджу». Пока Томаридзе приходил(а) в себя после нокаута и промывал(а) окровавленный румпель, Берковски уже оказался достаточно далеко. У Томарико не было улик, но он(а) запомнил(а)…

– Что с ним не так, если не считать того, что он умер? – спросил Моранди своим привычно тихим, вкрадчивым голосом.

– А вы как думаете?

– На первый взгляд все в порядке. Можно, конечно, поиграть скальпелем.

– У нас нет времени на это, господин доктор.

Берковски дал команду голосом управляющей компьютерной системе, и тело поплыло внутрь сканера, напоминающего по форме торпедный аппарат с АПЛ.

На светокристалльный экран гвизора вышло объемное изображение мертвого человека, вращающегося вдоль продольной оси. «Торпедный аппарат» урчал, набирая все большую мощность. Слой за слоем с тела стали сниматься лишние «детали» – кожный покров, цвет тканей, красная окраска крови.

– Все органы и члены тела соответствуют нормальному человеческому без каких-либо пороков развития и серьезных травм. Единственное исключение – отсутствует приличный фрагмент черепа и граммов триста мозгового вещества, но по независящим от данного объекта обстоятельствам, – доктор Моранди заглянул в описательный файл. – Ага, его звали Лауниц. Знакомая вроде фамилия. Сценарист был такой или режиссер.

– И мне хочется верить, что это нормальный милый безобидный человеческий труп, – поддакнул Томаридзе. – Только я не хотел бы, чтобы меня так, без макияжа, разглядывали после смерти.

Берковски, поднеся руку к изображению икроножной мышцы тела, выведенному на объемный экран, задал режим бесконечного увеличения. Теперь проникновение вглубь могла остановить лишь его рука, снабженная боди-коннектором. Или же исчерпание резервов сканера.

В кубе, вычленившемся из общего объема экрана, показывалось, как раздуваются при увеличении клеточные структуры, почти что планетами проплывают ядра, вакуоли и плазмиды, вот уже закувыркались белковые глобулы, а затем поползли, словно змейки, спирали нуклеотидов.

Вскоре в наблюдательном кубе затанцевали отдельные молекулы белков, пептидов, углеводов и липидов.

Еще один скачок в глубину, и опытный глаз доктора Моранди стал различать структуру аминокислот и нуклеотидов.

Программа телеприсутствия выделяла, увеличивала и прокручивала их в разных ракурсах, открывая изомерию азотистых оснований, гидроксильных и карбоксильных групп.

Теперь уже пальцы доктора Моранди, снабженные хаптик-коннекторами, могли получить тактильные ощущения, соответствующие химическим структурам: водородные связи выделялись слабыми подрагиваниями, ионные связи напоминали вибрирующие нити, ковалентные – биение пульса. Программа визуализации рисовала желтый цвет шарикам атомов азота, голубой – кислорода, зеленый – углерода. Хаптик-программа давала ощущение вибрации тем более частой, чем менее был атомный вес.

– И как, замечаете что-нибудь особенное? – с ехидством в голосе спросил Берковски.

– Я – нет, – без лукавства отозвался доктор. – По-прежнему, вполне благополучный труп.

– А я, пожалуй, да. Картинка слишком благостная, – сказал Томарико. – Теперь этот парень выглядит так, будто никогда не пил, не курил, не наклеивал трансодермы с наркотой, ничем другим тоже не закидывался. Ни одного очага воспаления, даже рубцов нет, говорящих о том, что они случались в прошлом, ни бронхита, ни триппера, никаких нарушений обмена веществ, возрастных изменений хрящей, костей и сосудов, даже мозоли отсутствуют. Не заметно, чтобы он получал когда-нибудь по физиономии, падал по пьяни или на занятиях спортом. Нет следов кариеса, износа суставов и отложения солей. На коже минимум бактерий – и, похоже, они появились постмортум. Отсутствует даже микрофлора кишечника, без которой у обычных людей не будет нормального пищеварения. Получается, ваша сотрудница грохнула идеального человека. Ай-яй-яй, позор ей и порицание от международной общественности.

– Пожалуй, я соглашусь с наблюдательным коллегой Томаридзе, – закивал головой доктор Моранди. – Человек этого возраста не мог не иметь обычного набора микротравм. Например, ударился головой хоть раз – и уже случились микротравмы кости и тканей мозга с последующим их заживлением и изменением структуры. Получается, у нашего подопечного либо не было прошлого, либо в нем происходила какая-то тканевая регенерация. Еще я не вижу следов вживления плюрипотентных клеток и трансплантации экзоклонированных органов.

– Что ж, это уже интересно. Смотрим кино дальше.

А дальше – серый туман. Шарики атомов должны были разойтись на «солнечные системы» внутриатомарных структур. Но их не было. «Это как кофе в дешевых кафешках, – подумал Берковски. – Запах кофе есть, а на вкус какая-то бурда. Ею, может, можно хорошо вымыть пол, но это не кофе».

– На размерности где-то в две десятые нанометра структура исчезает, – озадаченно заметил Моранди и приложил салфетку освежителя к смуглому лбу.

– Профессор закашлялся, – хохотнул Томаридзе, но, похоже, и ему было не по себе.