Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский Страница 43

Дверь закрыта на крепкий запор. Железный рычаг запора тоже в изморози. Дёргать его, честно говоря, не очень хочется, но раз уж пришёл… Рычаг с первого раза не поддался. И со второго тоже! Механизм запора примёрз, но теперь инженера было уже не остановить. Он, прилагая усилие, сдвигает рычаг вниз, но дверь едва-едва стронулась с места. Она тоже примёрзла к уплотнителю. Ему опять приходится прилагать усилия, чтобы открыть её. И только после этого с тихим треском дверь отрывается от промёрзшей резины уплотнителя. И Горохова из чёрной темноты обдаёт холодом по-настоящему.

– Ух ты, настоящий мороз! – он заглядывает внутрь. Но ничего не видит. Темень. Только мотор рефрижератора тарахтит.

Справа от двери выключатель. И выключатель-то неплохой, новый. Горохову в голову приходит одна мысль, которая поначалу ему не казалась очевидной. Оборудование и тут, в трюме, и в рубке, крепкое, надёжное, нестарое, оно вовсе не соответствует внешнему виду баржи. Зачем хорошее и дорогое оборудование ставить на кривую посудину? Ответ только один: маскировка. Он поворачивает выключатель, и там, за дверью, одна за другой загораются лампы вдоль всей длинны трюма. Инженер, не закрывая двери, входит в морозильную камеру. Тамбур от главного пространства трюма отделялся полупрозрачным пластиковым пологом. Здесь инженер остановился. Ох и холод тут, он никогда не испытывал такого холода. Горохов бросает взгляд на свой термометр. Стрелка остановилась на нижней границе: плюс пятнадцать. Приборчик не рассчитан на температуры ниже этой. Но тут значительно холоднее, он оттягивает маску респиратора и выдыхает в морозный воздух. Удивительно, ему это не показалось, изо рта идёт пар. Всё это интересно, конечно, но нужно уже убираться отсюда. Выяснить, что тут, и убираться. Горохов откидывает полупрозрачный полог, делает шаг и тут же останавливается. Прямо перед его лицом ноги. Черные, вернее тёмно-синие, человеческие ступни ног с чёрными ногтями. А дальше…

Вдоль всего трюма стеллажи, четырёхъярусные стеллажи и ноги, ноги, ноги, торчащие с этих стеллажей. Да и руки со скрюченными пальцами тоже попадались. Он сделал пару шагов вперёд, чуть наклонился, чтобы рассмотреть тела на нижних ярусах. Старики. Но не все, молодая женщина с изуродованной головой, а ещё через пару шагов – подросток. Горохов делает ещё пару шагов. Все тела сине-чёрные, покрыты белой пылью изморози, почти у всех на синих замерших лицах следы тяжёлой проказы. Он остановился. В принципе, всё было ясно, дальше идти не было смысла, у него и так всё само собой сложилось в голове. Инженер уже знал, на что пойдут эти тела. Даже вопросы про цемент сами собой отпали. Ну, почти, кое-что на этот счёт он ещё, конечно, выяснить хотел.

Инженер повернулся к двери и… замер. За полупрозрачным пологом, прямо в двери, шевельнулась тень. Контур чего-то большого закрывал выход. Рефлекс. Обрез на уровень груди, большой палец привычно взводит курки: раз – лёгкий, почти не слышный щелчок, два. Указательный на спуске. Инженер замер. Только пар изо рта. А за пологом что-то огромное. Большая тень, качнулась, шевельнулась. Что это там? И уже никаких сомнений не осталось, когда рука с огромной ладонью и тёмными пальцами стала отводить в сторону пластик полога. И высоченный человек, чуть пригнувшись, появляется в морозном воздухе рефрижератора. Плечи его очень широки, от них идёт пар. Горохов был высок ростом, но то, что протиснулось в трюм, было намного выше его. Голова этого человека просто выпадала из света ламп, так как была на их уровне, огромное тело занимало весь проход, а из одежды на нём были только штаны на резиновом поясе. Он был бос, как и все, кого видел Горохов на этой барже. А в руке пришедшего была кувалда. И смотрелась она в его кулаке так же естественно, как в кулаке Горохова смотрелся бы большой молоток.

«Рост два десять, вес… двести? – сразу прикинул инженер, держа пришедшего на прицеле. И, ещё раз осмыслив увиденное, он понял: – Таких людей не бывает. Это бот! Сто процентов бот! Интересно, из чего его кости и сухожилия? Ну, что встал, дядя, тебе чего?».

– Эй, уважаемый, а что тут у вас произошло? – Горохов попытался с ним заговорить, всё ещё не видя его лица, оно всё ещё не попадало в свет трюмных ламп. Но гигант ему не ответил. Однако он продолжал, надеясь завести разговор: – Я заметил там у вас на палубе погибшего. Зашёл спросить, не нужна ли помощь?

Вместо ответа громадина, толкнув головой лампу, двинулась на него. Бот только кувалдочку свою приподнял.

– Э-э, не надо, – Горохов сделал шаг назад. – Это фиговая затея, друг, – он подумал о том, что боту нужно дать команду, чёткую команду, и он остановится.

– Стой! – рявкнул он, делая ещё два шага назад и поскользнувшись при этом. – Иди чистить палубу!

Но бот не понимал, он толкнул ещё одну лампу своей головой и уже заносил кувалду. В общем, всё было ясно. Горохов пятился между торчащих со стеллажей ног мертвецов, думая о том, что будет совсем плохо, если кто-то появится у него за спиной. Он поскользнулся ещё раз, прекрасно понимая, что выхода у него нет, ему на этом льду ещё упасть не хватало. Он нажал на спуск.

Хлопок совсем негромкий получился в этом холодном кладбище, в морозном воздухе пороховой дым кажется синим. Тяжёлый стальной жакан ударил громилу чуть левее центра груди, прямо в сердце. Он плюхнулся на рифлёный пол. Но не упал, сел на задницу, выронив кувалду. Только теперь Горохов как следует разглядел его:

«А головка-то у него махонькая, шея шире головы, и ротик маленький, этим ротиком он должен жевать полдня, чтобы такую тушу прокормить». Капля крови вытекла из раны. Очень, очень скудное кровотечение. И гигант не собирался умирать. Дырка в груди? Ну и что? Он поворачивает голову, находит глазами кувалду, берёт её и начинает вставать.

«Ну уж нет, дорогуша!», – Горохов нажимает на спуск.

Опять выстрел звучит глухо. И опять он стреляет точно, картечь бьёт гиганта в голову, выбивая из неё фонтан тёмных брызг. Полголовы разлетелось. Но и это не остановило здоровяка. Он лишь кувалду выронил, но тут же поднялся и подобрал её снова. После выстрела макушки у него не было, маленькая голова теперь ещё и кургузой смотрелась. «Полголовы нет, один глаз остался, а он еще шевелится».

– А ты крепкий малый не только на вид. И как же прикажешь тебя успокаивать, если двенадцатый жакан в грудь и порция картечи в башку тебя не угомонили?

Инженер был бы сильно удивлён, если бы некоторое время назад