Александр Сивинских - Конклав ночи. Охотник Страница 46

В доме тоже пахло зверем, сильно, резко. И еще – разрытой землей. Я еще не успел сообразить, что это значит, а волоски по всему телу уже встали дыбом и до боли напряглись мышцы живота. Раскрытой ладонью я ударил по выключателю. Свет не загорелся, зато сверху на меня свалилось шестьдесят килограммов жил, костей и наполовину прелого, а наполовину вяленого мяса. И смертельной жажды. Когти впились в широкую куртку, над ухом клацнули зубы.

Я резко скруглил спину, стряхнув упыря на пол. Едва удерживая правой рукой бешено бьющуюся тварь, левой нашарил вешалку. Сорвал с нее все, что сумел ухватить, набросил сверху.

В обувной тумбочке у меня, как у многих российских мужиков, хранился кое-какой инструмент, в том числе парочка отверток и стамеска. Я попытался подтянуть тумбочку ногой, но оказалось, что это не так просто сделать. Она зацепилась за коврик – за прибитый, сука, коврик! – и брякнулась на пол. Дверцей вниз.

А тварь наконец выпростала из-под одежды лапу и полоснула меня по плечу. Куртка порвалась, майка тотчас намокла, и только после возникла боль. В первый момент слабая, будто крапива обожгла, потом резко усилившаяся – но мне уже стало не до того. В проеме двери, ведущей в комнату, появился тонкий силуэт второго упыря.

Я отпрыгнул назад, схватил треклятую тумбочку и обрушил углом на ворох одежды – раз и другой. Загремело высыпавшееся содержимое. Кровосос прекратил размахивать лапой, но продолжал ворочаться, хоть и куда менее энергично, чем раньше. Второй почему-то медлил, не нападал. Разбираться в странном поведении было некогда. Не теряя его из виду, я присел на корточки. Под руку попалась стамеска, замечательно широкая и острая. Я долбанул поваленного упыря в голову. Определить по змеиному шипению и клацанью зубов, где она находится, было нетрудно. Стамеска пробила башку вурдалака насквозь, не помешала и закрывавшая ее «энцефалитка». Будь это отвертка, жало наверняка застряло бы в полу, но широкое острие стамески, попав поперек волокон доски, отскочило.

Упырь оказался обычный, не «долгоиграющий». Пар фукнул из-под одежды во все стороны, в том числе мне в лицо. Ожесточенно отплевываясь, я встал и пошел на второго. Он отпрянул назад и сразу будто растворился в темноте. Осторожный? Заманивает на удобную территорию?

– Давай-давай, – пробормотал я. – Жди там, тварь. У дяди Родиона есть чем тебя попотчевать.

Действительно, у меня – было. Двуствольный обрез хранился в мансарде, в запертом ружейном ящике, но на стене в гостиной висела шашка.

Остановившись в полушаге от двери, я прислушался. Не доносилось ни звука, упырь затаился. Скорей всего, прицепился к потолку, как и первый. Нападение сверху дает большое преимущество – это понимают даже сопрелые вурдалачьи мозги. Я перехватил стамеску поудобнее и рыбкой нырнул сразу в середину комнаты. За спиной раздался стук, будто на пол высыпали охапку дров, – тварь, атаковавшая и впрямь с потолка, опоздала. Я кубарем перекатился влево, вскочил и прижался спиной к стене. Провел свободной рукой по ковру.

Шашки на нем не было.

Зато упырей в комнате оказалось аж три штуки. Самому нетерпеливому и неопытному, не по-вурдалачьи гладкому и упитанному, я продырявил грудь через секунду. Он еще бежал туда, где ожидал отведать сладкого человеческого мясца, а я уже повернулся к следующему.

Махнул стамеской, промазал. Увертливый, как боксер-легковес, противник задом вскочил на стол и сразу прыгнул обратно, оттолкнувшись всеми четырьмя конечностями. Я ожидал чего-то подобного, поэтому прикрылся согнутыми в локтях руками. Он оседлал меня, облапил мою голову, как паук муху, и начал душить. Тут же появился третий. Это была самка, чудовищно худая, будто жертва лагерей смерти. Раскинула руки-спички в стороны и зашипела. Я отпихнул ее ногой, она врезалась поясницей в угол столешницы и в буквальном смысле слова переломилась пополам. Надеюсь, это мне не почудилось.

Упитанный наконец-то начал испаряться – обильно и вонюче.

Прямо перед моим лицом возникла морда Легковеса. Почему-то она была расположена не вверх тормашками, а почти параллельно полу. Голова дернулась ко мне, вывернутые зубы сомкнулись на предплечье. Вернее, на рукоятке стамески. Рукоятка была выполнена из какого-то искусственного материала вроде очень плотной резины. Стиснутые со страшной силой упыриные зубы застряли в ней накрепко.

– Что, влип? – выдохнул я и распрямил прикрывавшие голову руки.

Объятия Легковеса разорвались. Сейчас он висел на моих вытянутых руках, будто летучая мышь на стропиле. С разворота я хрястнул им о стену. Торчащая из пасти стамеска угодила острием ровнехонько в чеканку по металлу.

Чеканка принадлежала моему деду, изображен на ней был Сергей Есенин среди березок. Отличительной особенностью и главной гордостью моего деда была монументальная основа этого предмета искусства. Шестимиллиметровой толщины бронзовый квадрат сорок на сорок сантиметров. На оборотной стороне я при нужде выпрямлял молотком гвозди или полоски листового железа.

Пробить такую вещь широкой столярной стамеской – нечего и думать.

Брызнули искры, а следом и зубы упыря. Паучья хватка тотчас разжалась. Добил я его без затей, размозжив череп каблуком, будто гнилую картофелину.

Самка, волоча парализованную нижнюю часть, медленно ползла к выходу. Я шел за ней, подсвечивая диодом зажигалки. Той самой, что дал мне Эмин возле пещеры Медвежьего камня. В коридоре наступил ногой на шею твари (она, неестественно вывернув руки, пыталась вцепиться в штанину) и подобрал отвертку. Потом перевернул упырицу и вбил крестообразное жало на длинном блестящем стебле в основание шеи. Чуть выше ключиц.

От вони меня уже мутило. Ударом кулака я распахнул входную дверь.

На капоте «УАЗа» спиной ко мне сидел здоровенный, словно вожак павианьего стада, кровосос и крушил лобовое стекло каким-то патрубком. Сорванная крышка капота валялась на земле. Нарисованная Мурка смотрела на меня с хмурым осуждением.

Упырь запустил руку в недра автомобильного организма и без малейшего усилия выдрал толстенный пучок не то проводов, не то шлангов. Луддит хренов.

Я тихонечко попятился, изо всех сил надеясь, что сумею отыскать в учиненном бардаке ключ от ружейного ящика. Надеясь, что он там вообще остался, этот ящик, и что он не пуст. У меня не было ни малейшего сомнения: вурдалаков заботливо впустили в мой дом. Пригласили туда – иначе им не войти. И я абсолютно точно знал, кто это сделал. Тот, кто приказал мне сдать все оружие и избавиться от Мурки. Росомаха легко учуяла бы притаившихся упырей и порвала всех, не дав мне даже испугаться.

Луддит обернулся.

Я захлопнул дверь и задвинул засов. В тот же миг в дверь врезалось что-то крупное, очень тяжелое и твердое, словно шлакоблочный кирпич. Штабель таких блоков – каждый размером с водочный ящик, находился у меня за домом. Но возле машины я не видел ни одного. Дьявольщина, неужели и у этого громилы имеется напарник?

Второй удар пробил дверь. Меж расщепленных досок показался угол «тарана». Это был аккумулятор. Развернувшись, я бросился в дом. Миновал разгромленный первый этаж, двинулся по лестнице в мансарду.

Оружейного ящика на месте не оказалось. Из стены сиротливо торчали искореженные кронштейны.

Удары тем временем прекратились. Донесся жалобный стон сорванных петель, а следом – торжествующий вой упыря.

– Стоять, пидор! – заорал я. – Я здесь хозяин. Пшел вон!

Срал он на мои слова. Он их даже не дослушал. Послышались быстрые тяжелые шаги, затем что-то опрокинулось. Раздался звон бьющейся посуды. Упырь хозяйничал на кухне. Какой же я идиот, что не сообразил заскочить туда. Отличный набор кухонных ножей фирмы «Хаттори» позволил бы мне решить все проблемы буквально играючи.

Если мне их там оставили.

Проверять поздно. Отбиваться нечем. Разве что…

Я сорвал с подзорной трубы накидку, торопливо открутил крепежные винты. Штатив с шумом опрокинулся, когда я полез через окно на крышу, держа тяжеленькую медную трубу под мышкой.

Луддит услышал шум, о чем известила новая серия воплей. Не прекращая завывать, он помчался наверх. Забежав в мансарду, в ярости разодрал кресло (прочная обивка лопнула с треском ружейного залпа), а потом мячиком выскочил в окно.

Удару, который я нанес по балансирующей на крутом скате твари, позавидовал бы любой чемпион-бейсболист. Вурдалак сгинул за срезом крыши, будто его здесь сроду не было. Снизу послышался глухой стук.

– Вот это и называется крутизна в полном значении слова, – пробормотал я и, держась одной рукой за раму, опасливо выглянул вниз.

Встреча моего незваного гостя с тем самым штабелем шлакоблоков закончилась плачевно для обеих сторон. Штабель развалился, а Луддит сломал хребет. Существуй он в шкуре кровососа чуть подольше, имел бы шанс со временем оклематься – как давешняя самка, которую я покалечил о столешницу и добил отверткой. Но он был совсем еще свеженький, сохранивший большую часть человеческой физиологии. Физиологии, основанной на исключительной важности спинного мозга.