Александр Данковский - Болотные короли Страница 5

К счастью, вопрос с жильем для большинства потерпевших удалось решить довольно быстро. Одна из столичных фирм «крутнулась» и под шумок продала городской власти на корню целый микрорайон. Ибо последствия приснопамятного экономического кризиса еще давали себя знать, и спроса на квартиры все не было. Микрорайон оказался недостроенным, площади жилья завышенными – как же без этого? И за махинации с метрами и ценами потом под суд пошли замминистра строительства, вице-мэр и кто-то из руководства той фирмы, возглавляемой почему-то родственником мэра. Но это уже отдельная и не слишком веселая песня. К тому же давно обсосанная в прессе.

А на оставленной территории постепенно, под натиском разбушевавшейся флоры и фауны, разрушались дороги, эстакады, пяти-, девяти- и шестнадцатиэтажки, канализационные коллекторы, здания цехов давно заброшенных и совсем недавно работавших заводов, трамвайные пути, линии электропередач, наземное метро и прочие элементы городской и пригородной инфраструктуры.

Как ни странно, даже пятиэтажные «хрущобы» не всегда рассыпались грудами бетонного мусора. Порой они сохраняли форму правильных параллелепипедов, хотя окна и двери вываливались (грибок напрочь сжирал деревянные переплеты), а стены целиком скрывались под плотным ковром вьющихся растений. На этажных перекрытиях за пару-тройку лет образовался слой перегноя, на котором буйно росли где трава, где грибы со шляпками размером с суповую тарелку, если не с велосипедное колесо. Фотографии и заспиртованные образцы я своими глазами видел в музее. На одном фото ясно был виден совершенно сюрреалистический пейзаж чьей-то бывшей гостиной. Напротив проросшего поганками дивана на остатках тумбы из стекла и стали все еще стоял древний телевизор с электронно-лучевой трубкой, прямо из полупроводниковых недр которого, проломив пластиковую крышку, росло небольшое деревце, удивительно напоминавшее миниатюрную пальму.

Правда, обнаружить такую пятиэтажную клумбу можно было, либо подойдя вплотную, либо, напротив, пролетев над ЗПБА на вертолете. Ибо деревья тут вымахивали таких размеров и росли так плотно, что секвойи с баобабами должны были помереть от зависти. Обзор они загораживали напрочь, поэтому картографировать все эти площади было ой как непросто. Вот и пользовались старыми картами, при случае корректируя их от руки.

– Давай еще семьсот метров вперед по дороге, а потом влево метров двести. Нас ждет школьный стадион.

Вадик резко крутанул баранку, ныряя в тоннель между стволами (каждый с колонну в хорошем соборе), а потом так же резко ударил по тормозам.

Нам открылось совершенно феерическое зрелище. Часть стадиона уже захватили вездесущие деревья, больше всего напоминавшие сосны, только вышиной едва не телебашню на Сырце[1]. А примерно две третьих покрывал сплошной ковер цветов непередаваемо нежного оттенка. Что-то эдакое с переходом от розового к светло-лиловому. Цветы напоминали львиный зев. А, может, и не напоминали, может, это он и был. Под легким ветром испод бархатистых лепестков чуть приобнажался, и по поляне пробегали мелкие волны цвета сливочного мороженого.

– Красиво, – пробормотал я, совершенно сраженный этим зрелищем.

– А ты, Леха, думал, у нас тут одни ужасы, которые так и норовят тебе откусить… палец? – голос Виктора тоже звучал приглушенно, словно он боялся спугнуть очарование. – Да ради того, чтоб такое увидеть, не жалко и десять раз в рейд сходить. Давай, Вадюша, обратно. Не будем эдакую красоту колесами давить.

Машина мягко сдала назад. Причем я заметил, как слегка примятые бампером растения на краю полянки выпрямились, словно стальные пружинки. И даже, кажется, скрежетнули по пластику обшивки. Здешняя красота умела за себя постоять.

– И часто вам подобные зрелища выпадают?

– Случается, – неопределенно ответил Колосов.

– Но редко, – тут же подхватил-возразил Дорожный. – На моей памяти так в первый раз. Так что, Леша, считай, повезло тебе.

– Ну, в таких масштабах действительно нечасто, – Колосов вынужден был согласиться. – Но отдельные экземпляры встречаются совершенно потрясающие. Такие эпифиты попадаются… Любой коллекционер орхидей за них бы душу продал. Представляешь – цветок размером с футбольный мяч!

– Но, небось, выносить их за пределы Зо… ЗПБА и продавать никто не пытался. Запрещено, биологическая опасность и все такое, – закинул я удочку. Сюжет «чудовище, вырвавшееся из Зоны» неоднократно обкатывала и желтая пресса, и даже создатели трешевых фильмов, выкладываемых в Интернете. Причем чудовища бывали всякие – и животные, и растения, и даже что-то среднее, вроде сказочных шагающих деревьев. Но непременно отталкивающей внешности, жутко опасные и невероятно агрессивные.

– А смысл? Особенность тамошняя в том, что за пределами ЗПБА ее эндемики не выживают. Чахнут буквально в течение нескольких часов. Иначе чего это бы все эти ботаники и прочие грибники с Запада сюда бежали, а не просили выслать им посылку с биологическими образцами наложенным платежом? И контроль по периметру, если приглядеться, не слишком строгий. Так, чтоб праздные любопытствующие сюда не лезли, задницу хищным грибам не подставляли. Ну, и чтоб всяк желающий исследовать флору-фауну честно отстегивал в казну, откуда мы зарплату получаем, а не лез самостоятельно в дебри. А наши подопечные за колючку ни ногой, ни корешком, – Вадик говорил об этом с такой гордостью, словно сам был творцом ЗПБА.

Я об этом обстоятельстве не слыхал. Хотя, если бы дал себе труд подумать, наверняка сообразил бы, что никакими спиралями Бруно и прочими поделками из колючей проволоки, никакими патрульными бэтээрами и конными пикетами невозможно удержать в пределах Зоны ни семена, ни корни, ни даже птичек-бабочек. Разве что крупное зверье, и то не факт. Кстати, надо бы наведаться, посмотреть то место, где ЗПБА переходит в местность с обыкновенной биологией. Наверняка есть там некая полоса отчуждения. Интересно, переход там резкий или имеет место смешения двух систем?

– Ты, Вадя, давай за дорогой следи, – Виктор опять заговорил строго и даже чуть язвительно, словно стесняясь недавно проявленной сентиментальности. – Между прочим, и из тех цветиков-семицветиков могла какая-нибудь пакость явиться.

– Надо было образец взять, – невпопад ответил Вадим.

– Ну, фото я сделать успел. Скажем ребятам из второй лаборатории, пусть специально съездят. Им любопытно будет. Очередная аномалия. Швед этот, Юхансон, небось заинтересуется. Ты ему намекни. А нам, если его на этот поход раскрутим, – премия.

– Каждая вылазка в лес тарифицируется для иностранцев отдельно, – предваряя мой вопрос, пояснил Вадик, следуя, впрочем, рекомендации следить за дорогой в зеркало заднего вида, пока мы пятились сквозь тоннель в лесу. – А тому подразделению, которое нашего дорогого зарубежного гостя на такой вот поход сагитировать сумеет, процент идет. Небольшой, но приятный. Такая вот коммерция на науке.

– Свинство это, – вдруг заявил Колосов, не замечая, что противоречит сам себе. – Ученые всего мира, если они настоящие ученые, должны помогать друг другу, а не пытаться денег слупить за каждый погляд в микроскоп.

Я ничего постыдного в такой практике не видел. Как по мне, говорила в Викторе советская закалка, остатки коммунизма. А ведь будешь так помогать бескорыстно шведскому коллеге, из любви к чистой науке, – глядишь, он Нобелевку огребет, а ты с носом останешься. Тем более, платит он все равно не из своего кармана, а за счет соплеменных налогоплательщиков, которым и так денег девать некуда. Пусть лучше идут на украинскую науку, на зарплату Вадиму с Виктором, чем на пособие по безработице какому-нибудь курду, чей дедушка когда-то перебрался в Стокгольм. По-моему, так. Наука – наукой, коммерция – коммерцией, и они прекрасно уживаются, если ко всему подходить разумно и без фанатизма.

Фургончик, наконец, перестал пятиться и встал на щербатой бетонке, где, наконец, можно было развернуться, пусть и царапая борта о разросшиеся кусты.

– Куда теперь?

Наш штурман, он же научный руководитель, снова зашелестел картой, защелкал клавишами.

– Давай налево, потом вперед метров пятьсот, там перекресток с клумбой круглой. На нем – направо и через двести метров налево. Там автостоянка была. Открытая, забетонированная. Хозяин ее собирался крытой сделать, даже столбы начал по периметру вкапывать, да, вишь, не успел. А нам для доброго дела сгодиться. Ночевать уже пора, а мы все по лесам раскатываем.

Ломая усиленным бампером сухие стебли (под днищем будто рвались мелкие петарды) машина выкатилась на бывшую стоянку, а теперь просто поляну.

– Маски! – скомандовал Виктор сзади. Вадим мгновенно натянул «свиное рыльце» респиратора, а я замешкался, запутался в ремнях и резинках – и тут же почувствовал, как чужие пальцы расправляют их на затылке. Наконец, маска, подогнанная еще перед выездом, заняла положенное ей место, и я засипел сквозь жутко высокотехнологические фильтры, которые призваны были защитить мой организм от всякой внешней бякости. Пропущенный через все эти мембраны и абсорбенты воздух оставлял на языке сильный и достаточно мерзкий привкус – словно в рот насыпали медных опилок пополам со стиральным порошком.