Эдуард Катлас - Точка заката Страница 5

Чаще всего утерянные бланки обнаруживались в другом конце склада. Или оказывалось, что ошибка присутствовала еще при изначальной доставке. Всего этого можно избежать, конечно, и склад, я думаю, вполне мог работать без ошибок вообще. Но такой подход требовал снижения скорости обработки грузов. Так что программа всегда предпочитала действовать где-то в районе золотой середины, не позволяя, с одной стороны, ошибкам накапливаться, но и не замедляя слишком сильно работу склада ради его совершенства.

Вот так выглядело мое первое поле боя.

То, что теперь я работаю на очень ответственной должности, мне пришлось почувствовать сразу. Прошло лишь два рабочих дня, как ко мне пришли.

Сначала я подумал было, что это проверка самой корпорации. Но если это и так, то либо в ней участвовали великолепные актеры, либо для проверки наняли настоящих громил, а не подставных персонажей.

Я возвращался домой. Во всем доме горел свет, и я рискнул воспользоваться лифтом. Конечно, подобные эксперименты опасны — один раз, пару месяцев назад, я так и просидел в этом лифте несколько часов, пока вновь не подключили электричество и меня из него не вызволили. С другой стороны, потратить почти час, чтобы подняться на свой этаж по лестнице, абсолютно не приспособленной для колясок, тоже казалось занятием не из самых приятных.

На этаже меня ждали трое.

Они заметили меня сразу, но даже не пошевелились, когда я въехал на площадку. Лишь молча смотрели, как я разворачиваюсь, а потом, как осознаю, что, возможно, что-то не так. Возможно, этот вечер пройдет не совсем по тому расписанию, которое для него планировалось.

Лишь через большую паузу один из них, тот, что прислонился к косяку моей двери, оттолкнулся от него и неторопливо отошел в сторону.

— Ну чего, открывай, — сказал он. — Зайдем к тебе, поговорить бы надо.

Я не двигался. Понятно было, что вызвать лифт, который, возможно, еще не уехал, и заскочить в него обратно я не успею. Никак — не на коляске. Не смогу и прорваться на лестницу. Не смогу открыть дверь и каким-то образом умудриться запереться изнутри, оставив гостей снаружи.

А раз так, то лучше бы нам поговорить здесь. Как-то не хотелось мне уединяться с ними в квартире, там, где у меня не останется даже малейшего шанса на появление случайного свидетеля-спасителя. Или же свидетеля, который быстро превратится во вторую жертву.

Видя мою медлительность, от стены отделился второй.

Я чуть катнул коляску назад, неосознанно, отнюдь не рассматривая всерьез возможность физического сопротивления, лишь рефлекторно пытаясь избежать столкновения с угрозой.

— Нелюбезный, — неожиданно влез третий. В отличие от остальных, так и не шевельнувшийся на своем месте на подоконнике коридорного окна. — И молчаливый. Плохо, что нелюбезный. Может, хорошо, что молчаливый.

— Ключи давай, — сказал второй. — Помогу тебе, калека, добраться до койки. Или до гроба, как уж захочешь.

— Это он правильно сказал, — подтвердил третий. — С этим у нас просто. Не надо ключей.

Третий неожиданно поднял руку, останавливая своего «коллегу»:

— Не надо. У нас к тебе очень короткое сообщение. Можно и здесь, дольше в квартиру заходить. Слушай сюда. Мы знаем все. Где ты работаешь, кем работаешь, где живешь, когда приходишь домой, когда уходишь. В принципе мы знаем даже, когда ты умрешь. Неверно — лучше скажу так…

Третий спрыгнул с подоконника. Самый крупный из всей компании. Два метра минимум, сто двадцать кило опять же — минимум. Но спрыгнул он так тихо и грациозно, что не оставалось никаких сомнений, что в этих килограммах нет ничего лишнего.

— Скажу тебе так: мы быстро назначим дату и даже причину твоей смерти, если у тебя возникнут какие-то нездоровые мысли. Теперь слушай сюда еще ближе. Через пару дней мы зайдем. Подготовишь планы склада, подходы, где что лежит. Какая охрана, когда меняется, сколько человек. Какое оружие, где, в каком режиме. Все подготовишь. Как сделаешь — мы хорошо заплатим. Так хорошо, что даже в этом кресле тебе будет жить комфортно. И бухло и девочки — на все деньги будут. У тебя только ноги отнялись? Остальное-то как, способно еще на что?

Оказывается, вопрос не являлся риторическим. Ему действительно было страшно интересно, не повлияла ли моя болезнь на потенцию. Он ждал ответа. Пауза затягивалась. Я же, лишь поддерживая уже выбранную тактику полного молчания, продолжал смотреть на него и тоже ждать.

— А не сделаешь, как сказали, или решишь стукануть, или еще чего выдумаешь смешного — мы тебя грохнем. Только сначала я лично проверю, что там с твоими причиндалами. И оторву их до того, как ты сдохнешь. Понятно?

Он наклонился и посмотрел прямо на меня, близко-близко. Красивые у него были глаза, такие серо-стальные. Женщины от таких глаз должны просто млеть.

Видя, что я не отвечаю, он тряхнул коляску, словно пытаясь меня разбудить.

Я кивнул, давая знак, что все слышу. Разговаривать очень сильно не хотелось. Девочки, это ж надо. Комфортная жизнь в коляске, как же. Если бы знали, какое предложение поступило от другой стороны, то поняли бы, что я им отвечу.

Но, похоже, вот как раз этого они и не знали. И наивно полагали, что их деньги для меня хоть что-то значат.

— Хорошо, — удовлетворенно заметил третий и отодвинулся от меня — так, будто ему было неприятно находиться в такой близости с калекой. — Ты думай, быстро. Готовься. Через пару дней чтобы все собрал, записал. У нас времени нет, чтобы тебя ждать.

Они ушли по лестнице. В отличие от меня, эти парни явно не любили полагаться на волю судьбы. И веерных отключений электричества.

Включать телевизор не хотелось, потому что ничего хорошего говорить там не могли. Время вечерних новостей. А хороших давно никто не ждал. Но нужно было как-то отвлечься, просто для того чтобы перевести дух. Так что я все же его включил и выбрал канал новостей международных. Когда новости плохие везде — лучше узнавать о бедах, произошедших где-то далеко. Можно хотя бы попытаться абстрагироваться, сделать вид, что к тебе это никак не относится.

— …На Лазурном побережье Франции зафиксировано удивительное явление. Град — это вообще большая редкость для французов. Однако к ней они уже начали привыкать. Но на этот раз осадки выпали в виде града в форме оплавленных кристаллов льда значительно крупнее обычного. Град не просто обрушился на прибрежные города и курорты, но и продолжал падать несколько часов подряд. Это вызвало как минимум один крупный пожар, когда взорвалась газозаправочная станция в центре города. Жертвами стихии стали более тридцати человек.

Я потянулся к пульту, чтобы выключить телевизор. Как раз в этот момент лицо диктора сменилось видеорядом с места событий. Град действительно был крупный, падающие и бьющие стекла машин ледышки видно было даже в записи. Пожар, видимо, от той самой заправки, полыхал где-то впереди, за домами. Видны были лишь сполохи пламени и черный клубящийся дым.

Камера сменила фокусировку. На ближнем плане стояли машины «скорой помощи», кто-то бежал с носилками, кто-то грузил людей внутрь. Одни носилки остались брошенными прямо на асфальте. Человек, лежащий на них, видимо, был уже мертв — его закрыли одеялом с головой.

Струи воды, текущие вдоль дороги, вымывали из-под носилок кровь, и она текла тонкими струйками по асфальту, быстро бледнея и прячась в воде, падающей с неба.

Но оператор приблизил вид, и кровь опять стала заметна отчетливо. Кровь, текущая по дороге, смешивалась с градом, бьющим все вокруг, — град пытался достучаться до мертвого тела, укрытого одеялом, лупил по живым, и видно было, как санитары периодически вздрагивают от особо сильных ударов.

Град падал на асфальт и смешивался с кровью, так же, как и огонь, на фоне которого все это происходило.

Эта картинка долго не уходила из моих глаз. Наверное, надо было не выключать телевизор, чтобы заместить ее чем-то другим. Хотя замещение вполне могло оказаться еще хуже.

Конечно, я подумал.

И начал готовиться.

Прежде всего в одной из подворотен я купил простенький восемнадцатизарядный «викинг»[2] и даже успел отполировать пару движущихся деталей, которые, по моему мнению, этого требовали.

Хотя нет — еще раньше я собрал вещи, все, что смог. Все, что стоило собирать, а таких было совсем мало, и ут-ром следующего дня — не моя смена — вывез их на вокзал, положив в ячейку камеры хранения. Совсем немного вещей. Память о родителях. Фотографии, пару флешек с детскими видео, где родители снимали и себя вместе со мной. Две любимые книги матери. Ноутбук отца, старый, но он с ним не расставался до самой смерти.

Там же, в привокзальной подворотне, я и разжился оружием.

В свою квартиру я больше не возвращался.

Сначала я доехал до офиса корпорации, позвонил по внутреннему Петру Семеновичу и попросился на разговор. Рассказал ему все, что произошло прошлым вечером.