Сага о Годрланде - Наталья Викторовна Бутырская Страница 57

— Нашел! — крикнул Рысь откуда-то из глубины.

Там, видать, стояли еще жаровни, а мне от вони становилось всё хуже. Нос распух и не дышал вовсе, глаза ничего не видели из-за пелены слёз, еще и в горле зачесалось. Если не уберусь отсюда прямо сейчас, вскоре вовсе задохнусь.

— Та… кхе-хе, — закашлялся я, — тащи его к двери!

Я брел обратно наощупь, уже слепой и дурной, пока меня не подхватил под руку Квигульв и не выволок наружу. Рысь, увидев мое лицо, охнул и повел в ближайшую купальню, где я долго полоскал голову в воде, прежде чем смог хоть что-то разглядеть.

— Разве это не яд? — всё еще покашливая, выдавил я. — Они же потравятся все!

Но Леофсун и Синезуб выглядели обычно, у них даже глаза не покраснели.

— Не яд, — сказал Милий. — Это дурман, от которого люди забывают о заботах и лучше засыпают. У нас такой часто жгут в спальнях или возле маленьких детей. Тут, конечно, слишком много надымили, но никто не травится.

Почему же тогда я чуть не помер? А ведь даже однорунный Милий ни разу не кашлянул? Может, на тот дурман особый наговор на меня наложили? И Феликса утащили нарочно, чтоб я за ним пришел? Еще немного, и меня даже младенец смог бы прирезать.

— Что Пистос?

Голова трещала, как будто мне обухом топора затылок проломили.

— Жив! Вон лежит, — сказал Рысь. — Он снова нажрался этим непентесом. Вон как его срубило! Еле двигаться может.

Я оглянулся и увидел Феликса на лавке, он покачивался из стороны в сторону, щерил зубы и что-то бормотал себе под нос.

— Вот же погань, — выругался я.

Для того Пистос нас и звал, чтоб такого не было.

— Надо его искупать в ледяной воде! И уходим отсюда. А ведь только человека из него сделали…

Рысь с Милием пошли приводить Пистоса в чувство, а я залез в воду целиком, оттирая с кожи и волос въевшийся дым. Вскоре они вернулись, и мы поспешили к выходу. Больше я тут не хотел оставаться, на ходу потянулся к стае, больше ради дара Дударя, так как дурнота проходила слишком медленно. Коли придется драться, так лучше бы здоровым.

Мы уже почти подошли к комнате с нашей одеждой и оружием, как до моей больной головы дошло, что слышу поблизости еще одного ульвера. Лундвар?

Я остановился, глянул на Пистоса, что висел на плече Синезуба, на встревоженного Леофсуна.

— Отчаянный здесь. Прямо в терме! — сказал я. — Квигульв, дотащишь Пистоса к нам? Ни с кем не говори, никуда его не отпускай. Там Тулле с Вепрем разберутся. Милий, ты нужен как толмач.

— Сделаю! Он легкий! — пробасил Синезуб.

— Рысь, помоги переодеть его. Потом найдешь меня!

Леофсун кивнул.

А я схватил Милия за плечо и поволок за собой. Из-за всех этих колонн, статуй и множества комнат я не понимал, где именно Лундвар, чуял лишь направление, потому отыскал его не сразу.

Отчаянный стоял на песке арены, где уже не осталось и следа от крови убитого раба. А рядом с ним возвышался здоровенный черный хускарл, тоже на шестой руне, с коротким мечом и таким же коротким железным прутом. Лундвар держал свой прежний меч, который нынче был ему тяжеловат, и уже изрядно измочаленный щит.

Он бросил мимолетный взгляд на меня и снова уставился на своего противника. Вокруг арены стояли гости и криками подбадривали бойцов.

Я рванул было на арену, но Милий повис на моих плечах, яростно шепча:

— Это не настоящий бой! Лундвар же сам пошел на арену! Ему за это платят!

— Что? Но это же…

До меня медленно дошла мысль Милия. Верно! Лундвар же стал воином арены. Я вроде бы слышал, что они дерутся не только на большой арене, но и на всяких мелких пирах для увеселения. Их выкупают на время, а потом возвращают обратно. И раз Отчаянный не раб, то его и убить не должны. Или не так? В то время я мало интересовался ареной, ибо не собирался идти туда или тащить ульверов.

Единственное, чем я мог помочь, так это держать стаю. Отчаянный до сих пор не привык к своей шестой руне, ему казалось, будто он сильнее и ловчее, чем есть сейчас, и толика сил от хирдманов ему никак не повредит. Да и исцеления Дударя лишним не будет, Лундвар уже был в порезах и пятнах своей крови. Впрочем, это меня мало встревожило: с его даром он сам всегда нарывается на меч с самого начала битвы.

— И как дерутся наемные бойцы арены? Те, что не рабы. Ну, сколько они дерутся? Пока гостям не надоест или до первой серьезной раны?

Милий сглотнул и сказал:

— Смотря какая договоренность. Если запросят бой до смерти, то будет бой до смерти одного из бойцов. Плата за такой гораздо выше, потому на пирах, как этот, смерти бывают редко. Ну и свободные бойцы сами решают, соглашаться им на это или нет. Рабов, понятно, не спрашивают.

Я потер ноющий висок.

— Значит, этот бой может быть и до смерти?

Милий кивнул.

— И если так, то Лундвар сам на него пошел? Ему что, золота мало?

— Он же хотел поднять руны. Если он убьет противника, то получит благодать.

Верно! Отчаянному хватит дури согласиться на такое.

Я не стал спрашивать, что будет, если я помешаю бою. Не хотел знать. Не хотел выбирать между наказанием и возможной смертью своего хирдмана, причем тупой и бесполезной смертью. Лучше я сам потом прибью дурня! А пока я крепко держался за стаю и надеялся, что дары Сварта, Квигульва и Дударя помогут Лундвару.

Но он явно проигрывал.

Даже несмотря на свой собственный дар и немалую потерю крови, Отчаянный не был ровней чернокожему хускарлу. Тот и выше, и руки у него длиннее, а вёрткость вообще не хуже, чем у Черного мечника. Хускарл зло скалил крупные белые зубы, громко вскрикивал, когда бил, постоянно прыгал, уворачивался, а иногда принимал удары меча на железный прут. Если бы не примеси твариных костей в Лундваровом мече, тот бы уже растрескался.

Отчаянный же