Михаил Ахманов - Третья стража Страница 6

Обе его половинки соединились, Глеб никуда не летел, стоял на месте и, похоже, мог двигаться. Тьма рассеялась, он протер глаза, поднял голову и осмотрелся. Амфитеатр?.. Да, амфитеатр, но совсем не тот, что в древней Салоне. Ничего общего! Под ногами – не песок, а стальная плита размером много больше цирковой арены, стены круто уходят вверх и опоясаны балконами, прозрачный свод – где-то на огромной высоте, и сквозь него просачиваются слабые лучики света. Балконы забраны решеткой, но если приглядеться, видно, что стены усеяны выпуклыми дверцами или, скорее, люками, и такие же люки идут на первом ярусе вокруг арены. Все – вплотную друг к другу, высотой метра три и вроде бы металлические, из тускло поблескивающей стали. Это походило на внутренность огромной башни, на усеченный конус, перевернутый вверх основанием. Здесь было нежарко – скорее, совсем холодно.

– Куда меня занесло?.. – вслух промолвил Глеб, озираясь в недоумении. – Куда и почему? Пили вроде бы совсем немного… Точно немного – Славо завтра туристов везет, а у меня четыре операции…

Он подождал, прошелся туда-сюда по стальной плите, ощупал крышку ближайшего люка – она оказалась холодной, как арктические льды. В вышине, под самым куполом, что-то мерцало, словно падавший свет сгущался в неяркое облачко. Больше ничего – ни звука, ни живой души.

– Эй! – крикнул Глеб. – Есть здесь кто-нибудь? Покажись!

Его голос раскатился в огромном пустом пространстве. «Ажись!.. жись!.. иссь!..» – откликнулось эхо.

– Выход, что ли, поискать… – пробормотал он. – Должен же найтись тут выход…

Глеб присмотрелся к люкам, но на их выпуклой блестящей поверхности не было ни ручек, ни кодовых замков, ни скважин для ключа. В принципе, за любой из этих стальных заслонок мог оказаться ход наружу, но не исключалось, что такой особый люк пометили знаком или снабдили устройством для входа и выхода. Решив проверить нижний ярус, он двинулся в обход, сделал три-четыре шага и вдруг замер, слушая тишину.

Что-то изменилось. Свет не стал слабее или ярче, с балконов не доносилось ни шороха, стальные двери, как и раньше, стыли в неподвижности и холоде… И все же что-то начало меняться. Что?.. Эту метаморфозу Глеб ощущал с такой же ясностью, как пантера, напрягшая мышцы при виде добычи, как лосось, взметнувшийся над речным перекатом. Человек – дитя Земли, и властвуют над ним законы, подчиняющие все живое…

Спустя мгновение он догадался: в огромной башне все по-прежнему, странный мир вокруг него таков, как минуту назад, а перемены только в нем самом. Выброс адреналина?.. Безусловно! Кортикостероидов?.. Наверняка! Симптомы просты: учащенное дыхание, сердцебиение, лицо горит, давление крови повысилось… Он отмечал все это с бесстрастием врача, которому понятны телесные реакции на бурный всплеск эмоций. Кора надпочечников секретирует гормоны, влияющих на нервную систему, и с этим ничего не поделаешь. Одно из последствий – стресс, сужение кровеносных сосудов, даже асфиксия…

Стресс?.. Что ж, после пляски песчаных вихрей и путешествия из Салоны в эту холодную башню, стресс случился бы у каждого! От ужаса, от внезапности, от непонимания! Но он не чувствовал страха и слабости, не ощущал угнетения – скорее, был возбужден, так возбужден, что энергия била через край. По этой или по иной причине всплыло перед ним такое, о чем Глеб, в своем обычном состоянии, старался не вспоминать. Но сейчас эти картины мнились ясными, зримыми; он видел тела родителей, изуродованные и залитые кровью, видел умирающих солдат спецназа и боевиков, прошитых пулями, видел, как танковые гусеницы перемалывают трупы, вминая их в жидкую грязь, видел своих пациентов, тех, кого не смог спасти. Потом пришло еще одно, самое страшное видение: Марина в больничной кровати, ее погасшие глаза, пергаментная кожа, руки, похожие на палочки…

Внезапно он понял: все это – Зло! Зло, которое сотворили над людьми, – неважно, свои они или чужие! Каждый из погибших в боли и муках был разумным существом, и те, с кем он сражался, и те, кого спасал. А еще были совсем безвинные – мать, отец и пассажиры рухнувшего самолета, были его несчастные больные и Марина, жертвы судьбы и случая… Нет, жертвы Зла! Великого Зла, что затаилось за стенами крепости! Ибо не в башне он, а в цитадели, рядом с армией непобедимых воинов! Он – их предводитель, он поведет их на битву со Злом, растопчет его, уничтожит, искоренит!

Палящая ярость обхватила его, сердце жаждало отмщения. За всю несправедливость, что творилась на Земле, за боль и ужас, смерть и кровь врагам воздастся сторицей! Немедленно! Сейчас! Бой будет беспощадным! Зло в плен не берут, ибо из каждого его зерна, из крохотного побега прорастает со временем нечто чудовищное и страшное. А потому…

Крышка ближайшего люка со звоном отскочила. Стальной гигант выступил из тьмы: бронированное туловище, ноги, подобные колоннам, плоский нарост головы над мощными плечами. Верхние конечности, руки или манипуляторы, тоже забраны в металл, а их сочленения у локтя и кисти прикрывают ребристые щитки. Овальную приплюснутую голову кольцом охватывает светлая полоска, из плеч торчат стволы, вместо пальцев – клешни и веер блестящих длинных лезвий. Вид у этого монстра был устрашающий, но почему-то Глеб не испугался, даже бровью не повел. Словно подсказали ему – кто и как?.. – что перед ним робот, машина, а не живое существо. Машина для убийства!

Гигант повернулся к нему спиной, разошлись броневые пластины, и Глеб, двигаясь точно сомнамбула, полез внутрь. Очень удобная конструкция: сразу нашлись опоры для ног, руки охватили плотные перчатки, на лицо надвинулось что-то вроде маски, чуть холодившей кожу. Вероятно, полоса на голове робота являлась зрительным органом с круговым обзором – он видел то, что перед ним, и то, что сзади, все пространство башни, все ее балконы и ярусы с тысячами люков.

Броневые пластины сдвинулись с лязгом. Глеб приподнял ногу, опустил ее – ступня робота грохнула о металлический пол. Он пошевелил руками, коснулся пальцами каких-то клавиш или кнопок, и лезвия втянулись в верхние конечности, потом раскрылись снова – дюжина слегка изогнутых клинков метровой длины. Колени, локти и запястья ощетинились острыми шипами, дрогнули торчавшие из плеч стволы. Движение головой – слегка вперед, будто он пытался что-то разглядеть – и из стволов вырвались молнии, ударили в плиту под ногами, прожгли глубокие борозды. Вся убийственная машинерия действовала преотлично.

Но кто управлял ею? Глеб Соболев, выпускник медицинской академии, ведущий хирург госпиталя Сплита? Пожалуй, нет – такого Глеба Соболева будто оттеснили на задний план, заслонив другой личностью. И этот человек, тоже вроде бы Глеб, был охвачен гневом и жаждой мести. Чувство абсолютно иррациональное – ведь он не представлял, с каким Великим Злом готов сразиться, и что его ждет за стенами крепости. Кто там будет, Сатана и легионы падших ангелов, что явились из ада, пришельцы с Сириуса с лазерными мечами или флот боевых звездолетов?.. Это его не занимало. Он получил оружие и хотел добраться до врага.

– Пора, – промолвил Глеб или тот, кто владел его устами. – Пора, воины! Просыпайтесь!

Тысячи люков грохнули разом, тысячи стальных фигур шагнули на балконы. Сколько их было? Не сосчитать и не окинуть взглядом! Все одинаковые, такие же, как робот Глеба, закованные в броню, с пальцами-мечами и целой батареей мечущих молнии стволов. Доля секунды, и башня наполнилась лязгом и грохотом – гиганты начали спускаться вниз. Шеренга за шеренгой они становились за спиною Глеба, вжимая плечо в плечо, но арена могла вместить лишь малую их часть, не больше двух-трех сотен. Едва он подумал об этом, как стена впереди растаяла на высоту нескольких метров, и открылась серая равнина под мглистым бессолнечным небом. Равнина уходила к горизонту, и не виднелось в ее просторах ни скалы, ни холма, ни оврага, ни иного препятствия, даже кустика или пучка травы. Похоже, землю закатали в бетон или асфальт, чтобы не чинить помех грядущей битве.

Глеб сделал шаг, другой, и стальные бойцы повторили его движение. Армия покатилась на равнину, растягивая фронт налево и направо; сверкали панцири, грозили незримым врагам жерла стволов, топот множества ног сливался в мерные звуки, подобные ударам грома. Впереди по-прежнему зияла пустота, но за спиной Глеб видел башню, тянувшуюся к небу и облакам, широкие ворота и неиссякающий поток механических воинов. Все они были едины; он властвовал над ними, пребывал в каждом из них, соединяя армию в целое, в кулак со множеством стиснутых пальцев.

У горизонта возникла сверкающая линия. Ее концы расходились в обе стороны точно так же, как в воинстве Глеба, и шум при ее приближении, пока еще чуть слышный, был похож: топот тысяч и тысяч ног, звучащий в мерном ритме. Глеб ускорил шаги, затем побежал, и вся стальная армада, лязгая и громыхая, ринулась следом, копируя каждый его жест, каждое движение. Он вскинул верхние конечности и растопырил клинки, готовясь нанести удар, метнуть молнии, пронзить врага шипами. Расстояние между его войском и противником стремительно сокращалось, и на какой-то миг у Глеба мелькнула мысль, что он глядит в зеркало, в огромное зеркало, что тянется от края до края небес и земли. Из этого зазеркалья накатывал такой же строй бронированных гигантов с воздетыми вверх руками, блестящими лезвиями мечей и жерлами стволов. Впереди мчался предводитель, и какое-то шестое или десятое чувство подсказывало Глебу, что это он сам, что сейчас он и его alter ego сойдутся в смертельном бою, и безразлично, кто одержит победу – он все равно умрет. Он сознавал неизбежность кончины, но бушевавшая в сердце ярость была сильнее страха. Ярость – умоисступление, как утверждали древние; ярость не рассуждает, но действует.