Михаил Ахманов - Третья стража Страница 7

У горизонта возникла сверкающая линия. Ее концы расходились в обе стороны точно так же, как в воинстве Глеба, и шум при ее приближении, пока еще чуть слышный, был похож: топот тысяч и тысяч ног, звучащий в мерном ритме. Глеб ускорил шаги, затем побежал, и вся стальная армада, лязгая и громыхая, ринулась следом, копируя каждый его жест, каждое движение. Он вскинул верхние конечности и растопырил клинки, готовясь нанести удар, метнуть молнии, пронзить врага шипами. Расстояние между его войском и противником стремительно сокращалось, и на какой-то миг у Глеба мелькнула мысль, что он глядит в зеркало, в огромное зеркало, что тянется от края до края небес и земли. Из этого зазеркалья накатывал такой же строй бронированных гигантов с воздетыми вверх руками, блестящими лезвиями мечей и жерлами стволов. Впереди мчался предводитель, и какое-то шестое или десятое чувство подсказывало Глебу, что это он сам, что сейчас он и его alter ego сойдутся в смертельном бою, и безразлично, кто одержит победу – он все равно умрет. Он сознавал неизбежность кончины, но бушевавшая в сердце ярость была сильнее страха. Ярость – умоисступление, как утверждали древние; ярость не рассуждает, но действует.

Два грохочущих вала стремились друг к другу. Две стаи чудовищ, металлических монстров, готовились выдохнуть пламя, сомкнуть клыки и терзать, терзать… Земля стонала под их шагами.

Глеб столкнулся с предводителем, ударил, сталь зазвенела о сталь, стволы нацелились в грудь врага. Но выпустить молнии он не успел; серая равнина и мглистое небо начали таять, а вместе с ними исчезали шеренги воинов, обе армии, едва не вступившие в бой. Какая из них была реальна, какая – лишь отражением реальности?.. И что подвигло их к борьбе – стремление к Злу, Добру или просто вечная тяга к кровавым сварам?..

«Это же роботы! – подумал Глеб, выплывая из дурмана. – Только роботы! Какое там Добро и Зло, какая кровь?..»

Неодолимая сила сковала его и повлекла в черную бездну.

Очнулся он на каменной скамье в третьем ряду древнего амфитеатра. Перед ним в вечернем полумраке простиралась арена, в центре которой стеной стоял песок – должно быть, там сгрудилась целая сотня вихрей, бешено вращавшихся и непрерывно менявших очертания. Но все же Глеб сумел рассмотреть, что посреди этого призрачного хоровода маячит человеческая фигура, словно бы точка притяжения для песчаных демонов. Они выросли до трех-четырех метров, их вершины колыхались, загибались, будто смерчи желали заключить человека в непроницаемый кокон, шелест взвихренного песка напоминал змеиное шипение.

Нужно помочь, засыплет его! – мелькнула мысль у Глеба. Он приподнялся, но в эту секунду человек на арене сделал резкое движение – вроде бы взмахнул руками. Яркое огненное кольцо родилось в его ладонях и тут же начало расширяться, подрезая вихри словно острой косой. Шелест сделался сильнее, но уже не мнился угрожающим; демоны исчезали, песок жалкими кучками падал на арену, а световое кольцо, слегка бледнея, неторопливо двигалось дальше. У нижнего яруса оно пропало, как бы всосалось в камень или растворилось в воздухе, и теперь Глеб ясно разглядел стоявшего внизу мужчину, босого и полностью обнаженного. Светлые волосы, гладкая бледная кожа, крепкий торс с внушительной мускулатурой… Пришелец! Не иначе как его пришелец! Уже стемнело, но у дороги зажглись фонари, света было достаточно, и ошибиться Глеб не мог. Точно, его странный гость! Восстал недужный и явился усмирять демонов!

Повернув голову, пришелец поймал взгляд Глеба. Лицо его казалось неподвижным и абсолютно бесстрастным – никакого следа только что затраченных усилий. Вероятно, борение с песчаными вихрями не отняло у него много сил.

Он направился к скамье ровным скользящим шагом. Глеб замер, чувствуя, как отхлынула кровь и сердце начало биться в ритме набата. Нереальность происходящего потрясла его; минуту назад он пребывал в каком-то чуждом мире, готовился к битве и смерти, а сейчас наблюдал борьбу – если то было борьбой! – между двумя непонятными сущностями. Одна из них приняла вид взметенного ветром песка, другая выглядела как бы человеком, но это ничего не меняло: обе они – не от мира сего. Не творения Земли, а нечто инородное, такое, для чего не найдется понятий и объяснений ни в одном языке! И сейчас сущность в обличье человека шагала прямо к нему.

На висках Глеба выступил холодный пот. Он не боялся, нет, он просто не знал, чего ожидать. Вдруг это существо, эта сущность, создание, инопланетный монстр отправит его куда-нибудь – к той же банде воинственных роботов или к звезде Бетельгейзе, что, по слухам, скоро взорвется, превратившись в сверхновую.

Но пришелец, кажется, не собирался выкинуть какой-то фокус.

Подошел к Глебу, коснулся ладонью груди и произнес на русском:

– Присутствуем. Функциональная адаптация завершена. Мы готовы.

– Мы? – переспросил Глеб, переводя дух и озираясь.

– Мы, – отозвался его гость. – Мы, Защитник.

Некоторое время они взирали друг на друга. Пришелец был совсем как человек, если не считать, что никакими ароматами от него не тянуло. Люди всегда пахнут, и у каждого свой запах, неприятный или сладкий, как у детишек и юных девушек, о чем всякий медик знает преотлично. Впрочем, отсутствие запаха не было новостью для Глеба – гость, пролежавший у него в подвале больше двух недель, не пах, не ел, не пил и почти не дышал.

Он отвел взгляд, вытер о рубаху вспотевшие ладони и поинтересовался:

– Можешь объяснить, что случилось со мной? Эти песчаные вихри… потом меня куда-то потащило… башня, там была башня с армией роботов… И я вдруг решил, что…

– Стасис, – вымолвил пришелец. – Портал трансгрессии. Мираж. – Подумал секунду и добавил: – Иллюзорная не-жизнь. Так есть.

Голос его звучал глуховато, но слова он выговаривал с удивительной четкостью и выглядел бодрым. А прежде хрипел, вспомнилось Глебу, и качало его как утлую лодку в бурном море. В день их встречи гость, будто ниоткуда, возник на дороге поздним вечером и шел – вернее, еле ковылял – от фонаря к фонарю, потом замер напротив дома, постоял пять секунд и направился к дверям. Бывало, заходили к Глебу соседи, кто за лекарством, кто за советом, и больные из города тоже случались, но не в таком плачевном виде и не в этот неурочный час. Может, избили его или сам изувечился?.. – подумал Глеб, выскочил в палисадник и подхватил недужного. Тот едва держался на ногах, но сознания не потерял и прохрипел на русском: «Быть в покой… ты не сообщать… никто, ничего, никому… не сообщать, не извещать, не информировать…» Так и пролежал в покое семнадцать дней, а теперь – орел! Не качается, огонь из пальцев пускает и говорит не запинаясь! Стасис… трансгрессия… мираж… иллюзорная не-жизнь… Понять бы только эти речи!

Transgressio, произнес Глеб про себя, повторил на привычной медику латыни. Это означает «переход» и, вероятно, относится к его путешествию, а с остальным разберемся позже. Надо бы в дом вернуться, а то пришелец – в чем мать родила, хотя насчет матери есть сомнения… Но кто бы его ни родил, нельзя держать мужика голым на улице, в общественном месте! Неприлично! Слава богу, уже сумерки, ночь наступает…

Совсем успокоившись, он коснулся холодного мускулистого плеча.

– Идем домой. Тебе надо одеться. У нас не принято ходить в таком виде.

С этими словами Глеб направился к дороге. Пришелец послушно шагал следом, бормоча: «Одежда, облачение, платье, наряд… не принято в таком виде… принято в одежде…» Они быстро пересекли улицу и палисадник перед домом, Глеб распахнул дверь и втолкнул гостя в прихожую. Марина с фотографии удивленно посмотрела на голого человека и даже будто бы с неодобрением покачала головой.

– Ничего, милая, сейчас мы его приоденем, – сказал Глеб. – Комбинезон его где? Правильно, в шкафу… вот он лежит… Ну, натягивай свое платье-облачение-наряд.

Наряд в самом деле походил на черный комбинезон с разрезом от шеи до паха и болтавшимися внизу башмаками. Пришелец влез в него, не спуская взгляда с портрета Марины. Затем произнес с вопросительной интонацией:

– Женщина?

– Да. Моя жена.

– Где?

– Здесь ее нет. Умерла.

– У-мер-ла… – задумчиво повторил пришелец. – Старая?

У Глеба перехватило горло.

– Нет, совсем молодая, – выдавил он. – Умерла от болезни.

– Мы поняли, – сообщил гость. – Ты молодой и тоже мог умереть. Не-жизнь в стасисе – иллюзия, но смерть там реальна. Мы тебя извлекли/вытащили.

Вот оно что! – подумал Глеб. Значит, вытащили! И попытался уточнить:

– Кто вытащил? Ты?

– Мы.

– Каким образом?

– Есть метод. Контроль волн причинности, развоплощение возможных событий и лучевой удар, – последовал ответ.

Хмыкнув, Глеб повел его в комнату на первом этаже, где обычно занимался с больными. Кроме письменного стола с компьютером и кресла здесь находились большое зеркало, напольные весы, кушетка, пара стульев и диванчик у окна для посетителей. Стену напротив дивана занимали полки с лекарствами и нехитрым медицинским инструментом: тонометр, глюкометр, три стетоскопа и прочее в том же роде. Включив свет, Глеб внимательно осмотрел гостя, отметил, что дышит тот как положено, раз в две-три секунды, затем взял его за руку и попытался нащупать пульс. Пульса, как и прежде, не нашлось. Он покосился на тонометр, но решил, что измерять давление крови – бессмысленное дело. Какое давление, раз пульса нет?