Братья ветра - Тэд Уильямс Страница 63

Еще раз я видела тебя сегодня в Зале Тысячи Листьев и даже позвала, но то была лишь тень, которая на миг приняла твои очертания. Когда я произнесла твое имя, многие вокруг посмотрели на меня с жалостью.

Я часто ищу тебя по ночам на Дороге Снов, но, если нахожу, ты никогда не поворачиваешь ко мне лицо. Когда я говорю с тобой, складывается впечатление, будто ты стоишь где-то очень высоко, ветер шумит у тебя в ушах и ты меня не слышишь.

Ты призрак, Хакатри, а я вдова, наш ребенок сирота. Я чувствую себя как заблудившийся в чужих землях пилигрим, который стоит на коленях перед древними руинами храма и молится ушедшему призраку, но тот его не слышит…»

– Достаточно, – печально сказал мой господин. – Сейчас я не в силах это слушать. Оставь письмо до того дня, когда я смогу сам его прочитать. – И он отвернулся лицом к стене.

Я положил письмо на скамью и взял послание из Вороньего Гнезда, но мое сердце сжималось от жалости к моему господину и его семье.

«Дорогой Кес, —

начиналось мое письмо, —

я надеюсь, что ты здоров и твой господин Хакатри нашел средство, облегчающее его страдания.

У нас наступили трудные времена. Во время последней Луны моя дорогая Шоли слегла с жестокой лихорадкой».

Как только я прочитал эти слова, у меня так заболело сердце, что несколько мгновений я даже не мог дышать. Мне стало страшно узнать, что написано дальше, но я набрался мужества и продолжал.

«Я очень боялась, что потеряю Шоли. Но теперь с радостью сообщаю тебе, что худший период ее болезни миновал и она начала выздоравливать, хотя все еще слаба и остается в постели. Но Шоли снова начала есть, и теперь я уверена, что она поправится. Она просила передать тебе привет, что я и делаю. Я испытала ужас не только из-за Шоли, ведь она так молода и в ней столько жизни, но и за себя. Как ты знаешь, иногда я по несколько дней не вижу своего мужа, и – как я говорила прежде – Воронье Гнездо бывает невероятно одиноким местом. Конечно, это ужасно эгоистично, но я не знаю, что бы я делала, лишившись общества моей милой Шоли.

Я надеюсь, что, после того как вы с твоим господином вернетесь, мы сможем рассчитывать снова увидеть тебя. Ты стал дуновением свежего ветерка в нашем доме, который часто кажется слишком душным».

Я не знал, когда у меня в следующий раз появится возможность, поэтому написал ответ леди Оне в тот же вечер, надеясь, что найду способ его отправить. Я знал, что она будет расстроена, когда узнает о нашей встрече с Фен, воровским кланом тинукеда'я, которые попытались обмануть моего господина, и очень кратко рассказал про этот неудачный эпизод нашего путешествия. Я также передал привет и пожелания скорейшего выздоровления леди Шоли и попросил, чтобы следующие письма они отправляли в Асу'а, поскольку не сомневался, что мы вернемся домой, как только мой господин снова сможет путешествовать.

Глупый Кес! Или не столь глупый, сколь невезучий. Как я мог знать, что пройдет четыре сезона, прежде чем мы увидим блистающие башни Асу'а и я вновь побываю на Лестнице Тан'джа? Как такое мог предугадать хоть кто-то?

По мере того как луна неспешно скользила по небу, а Сезон Сбора перешел в Сезон Увядания, мы продолжали поиски в южных землях целителей, которые могли бы помочь лорду Хакатри. Это показывало, насколько сильно страдал мой господин, согласившись провести столько времени в землях смертных. Я сомневаюсь, что кто-то из его клана столько путешествовал среди них или так хорошо узнал эти мало живущие народы. Мы обращались к смертным ученым, и некоторые старались нам помочь, но еще больше их интересовала возможность общения с аристократом зида'я из главенствующего клана. В конце концов нам удалось кое-что узнать в самых разных местах, но не стану утверждать, что поиски стоили затраченных усилий, во всяком случае среди смертных философов Наббана.

Зида'я спят мало, но тинукеда'я не могут обходиться без сна, и я очень уставал к концу долгого дня, когда наступала ночь, и мне приходилось спать урывками под стоны и тяжелое дыхание моего господина. Быть может, это странные для меня слова – и они приводят меня в замешательство, – но я начал уставать от жизни с моим господином и его почти непрерывными страданиями.

В результате я чувствовал себя предателем. Хакатри выбрал меня еще ребенком и дал место в своей жизни, которое следовало занять юноше из его народа. Он сделал меня своим оруженосцем – честь, которой не удостаивался прежде ни один тинукеда'я.

И всегда был добр ко мне, что далеко превосходило обычную снисходительность. Однажды, еще до смерти моего отца, лорд Хакатри даже отобедал в нашем доме, похвалил скромное угощение и сделал комплименты моему отцу за то, что он вырастил такого доброго и любезного сына. Я уверен, что отца переполняла гордость, хотя он редко показывал свои чувства, в особенности в присутствии наших повелителей зида'я.

Мой отец Памон Сюр отличался старомодными взглядами, был немногословен и всю жизнь отдавал тяжелой работе, мать Энла очень сильно от него отличалась. Я плохо ее помню – она умерла от лихорадки, когда я был совсем маленьким, но любила жизнь во всех ее проявлениях. Она приходила в конюшни выхаживать больных жеребят даже в тех случаях, когда отец говорил, что они обречены и она напрасно тратит свое время. Иногда он оказывался прав, но в других случаях мать вырывала лошадок из рук смерти благодаря своей любви и заботе.

В те долгие одинокие вечера, когда я ухаживал за своим хозяином, или бессонными ночами я думал о своем детстве и матери, которую потерял. Однажды, когда мой господин сражался с отвратительными снами, ко мне вернулись воспоминания, словно отворилась дверь в прошлое, и я внезапно вспомнил, что моя мать говорила о Море Снов.

В тот день я попытался присоединиться к игре детей зида'я, они принялись меня обзывать, и я страшно обиделся. Мать посадила меня на колени и сказала: «Не нужно стыдиться, Кес, что ты не такой, как другие. Однажды, когда это потребуется тебе более всего, ты почувствуешь у себя внутри Сад – и биение сердца Моря Снов». Тогда, вспомнил я, мое детское воображение сделало ее слова вполне реальными, и я представил огромную волну, которая вырывается из меня, пульсируя живой сутью великого океана (хотя я, конечно, никогда не видел Моря Снов или открытых пространств воды,