Андрей Быстров - Если останемся живы... Страница 68

— Мы не подозреваем вас, Геннадий Николаевич, — спокойно сказал Ласкеров. — Речь пойдет не столько о вас, сколько о вашем дублере.

— О Ратникове? Вот теперь озадачили, — Данилин сел на диван напротив гостя. — Его можно обвинить разве что в эффектном самоубийстве…

— Да? Он что, обладал настолько неустойчивой психикой?

— Да нет, — усмехнулся Данилин. — Такие люди к нам не попадают… Просто я не возьму в толк, почему мертвый интересует вас больше живого…

— Мы собираем информацию, только и всего.

Вы же понимаете, эта катастрофа выглядит не совсем обычно. Будь там один «Атлантис», ладно, но «Элиминейтор»…

— Какой «Элиминейтор»? — поднял брови Данилин. Его гость вздрогнул.

— Вы ничего не знаете?

— Нет.

Ласкеров был более чем ошарашен. Ему и в голову не могло прийти, что о секретной миссии «Шаттла» был осведомлен дублер, а основной претендент оставался в неведении.

— А, да, — вспомнил Данилин. — Андрей Шалимов говорил что-то такое, но меня не успели разыскать, а потом я заболел, и нужда во мне отпала.

— Может, и так?.. — Ласкеров мысленно сделал отметку в воображаемой записной книжке: запросить генерала Рубинова, кого командировали в Звездный для оповещения экипажа об изменениях в программе полета. — Чтобы вы не мучились: «Атлантис» снял с орбиты отработанный военный спутник американцев. Официально предупреждаю, что это секретные сведения.

— И только-то? Я-то думал…

Ласкерова обрадовало, что Данилин не придал особого значения его словам.

— Так я о Ратникове, — возвратился он к исходной теме. — Вы хорошо его знали?

— Как сказать, — задумался космонавт. — Его никто не знал хорошо. Он был… Немного особенным.

— Подробнее, пожалуйста, — потребовал Ласкеров.

— Я не хочу бросать на него тень типа того, что это был человек с двойным дном и все такое. Но отряд космонавтов — маленькое сплоченное сообщество. Каждый уверен, что на орбите и на земле его не подведут, понимаете? И Ратников никогда никого не разочаровывал. Но все же была в нем какая-то закрытая дверь. Он жил по правилам.

— Что же тут особенного? — не понял Ласкеров. — Люди определенных профессий, и вашей, и моей, живут по правилам. Никто нас за уши не тянул и не мешал идти в свободные художники.

— Нет, — Данилин сморщил гримасу досады. — Наверное, я неточно выразился. Как бы вам объяснить… Вот закон, уголовный кодекс. Одни не нарушают его из страха наказания, а другие Просто не мыслят, как можно причинить человеку вред.

— Ага, — подключился Ласкеров. — Следовательно, Ратников был поставлен в рамки и держался под их силовым давлением?

— Вы спросили мое мнение о Ратникове, я вам ответил. К несчастью, он погиб. И мы никогда не узнаем, как бы он повел себя вот в такой ситуации…

Или мне следовало повествовать о мертвых по римскому принципу: хорошо или ничего?

— По роду деятельности мне важна истина, а не античные принципы… Теперь давайте вспомним день, когда вы заболели.

Подполковник отложил карандаш.

— День как день… Проснулся, позавтракал…

— Минуту. Завтракали где?

— Здесь, дома.

— Придется изъять посуду, которой вы пользовались, для экспертизы.

— Мне подсыпали какой-нибудь дряни? — недоверчиво улыбнулся Данилин. — Кто же это сделал, привидения? Я с неделю жил один, жена ездила к матери в отпуск, и в гости никто не приходил.

А экспертиза — чепуха. По-вашему, я никогда не мою посуду?

— Покажите мне ее, — попросил Ласкеров. Он не стал объяснять подполковнику, что такой пустяк, как мытье посуды, не создаст препятствий для экспертов ГРУ, а открыть простенькие замки квартиры мог бы и смекалистый пэтэушник.

Они прошли на кухню. Данилин открыл буфет.

— Вот тарелки. Они все одинаковые, и, как вы догадываетесь, я не помню, какую взял в то утро. С вилками, то же самое. А вот моя чашка, я всегда пью чай только из нее.

Он осторожно передал Ласкерову огромную треснувшую синюю чашку с отбитой ручкой и золотистыми узорами.

— Кто знал об этой вашей привычке? — профессор разглядывал ветхий антиквариат с преувеличенным почтением.

— Да надо мной весь отряд смеется. Эта чашка — притча во языцех. Она у меня вроде талисмана. Космонавты — народ суеверный…

Может статься, подумалось Ласкерову, что талисман на сей раз уберег вас от смерти в буквальном смысле, Геннадий Николаевич.

— Я заберу ее, — сказал он. — Не беспокойтесь, через пару дней вы получите ее обратно. Тарелки и вилки тоже.

— Ну да…

Ласкеров попрощался с Данилиным и покинул квартиру. До ресторана «Космос», где Шебалдин назначил рандеву, было недалеко, и, несмотря на пасмурную погоду, он предпочел автобусу прогулку. Надо было проанализировать полученные сведения.

Но приводить в систему было почти нечего, а то, что наличествовало, ни. как не приводилось. Ласкеров начинал склоняться к внутреннему убеждению, что нападение на «Атлантис» — чисто американская гангстерская выходка. Он допускал участие российских фигурантов, но русские космонавты, очевидно, выступили в пассивной роли жертв.

Привыкший к точности и лаконичности итогов, Ласкеров честно ответил себе и на вопрос, в какой точке находится расследование. В той же, где и начиналось. Но два хвоста все же торчали наружу, и, возможно, за какой-то из них удастся ухватиться — чашка Данилина и человек, присланный Рубиновым для инструктажа космонавтов по поводу спутника.

21

Вечерний Чикаго играл брызгами подмигивающих, зовущих, броских огней, как рождественская елка на Пенсильвания-авеню. Пыхтящий «Додж», отвыкший от городской суматохи, с трудом прокладывал путь среди важных лакированных «Фордов» и «Шевроле», нетерпеливо толпящихся у светофоров и подгоняющих друг друга суетливым кваканьем клаксонов. Саманта, отстранясь, с плохо скрываемым страхом смотрела в окно машины. Ей чудилось, что каждый прохожий и тем более полицейский пристально разглядывает именно ее. Шалимов вел себя внешне невозмутимо, сосредоточившись на борьбе со скрежещущей коробкой передач, но на душе у него было не легче. Он уводил «Додж» подальше от шумного центра в поисках одинокой телефонной будки и вспоминал планы Саманты, вначале показавшиеся ему осуществимыми, а теперь все более казавшиеся чистейшим безумием.

— Есть один человек в Чикаго, — говорила ему Саманта в доме миссис Ларрены. — Если он нам не поможет, остается только уповать на Господа Бога.

Его зовут Барни Флойд. Он пилот международных авиалиний.

— И он спрячет нас в грузовом отсеке своего самолета?

— Ты не дослушал, — укоризненно сказала Саманта. — У нас был с ним роман четыре года назад.

Ему можно верить, он классный парень.

— Вот как, — Шалимов ощутил удививший его самого укол ревности. — Тогда почему же ты ушла от мистера Флойда?

— Я не ушла, — девушка опустила голову. — Мы расстались. Это не одно и то же. Он был женат и сделал выбор, но мы по-прежнему друзья.

Шалимов в раздумье гонял стрелку по шкале настройки выключенного приемника.

— Саманта, если ты веришь в надежность Флой да, я не буду оспаривать то, что очевидно для тебя…

Подумай, а не могли бы мы воспользоваться его связями здесь, в Америке, вместо того чтобы лететь во Францию?

— У него нет никаких связей. Откуда они у рядового пилота «Транс Уорлд»? Но он не выдаст нас и, при возможности, поможет бежать. Разве этого мало?

— В нашем положении это очень много, — согласился Шалимов.

Больше они не говорили о Флойде, а теперь прибыли в Чикаго, чтобы встретиться с ним.

Саманта вышла из машины на перекрестке замызганных окраинных улиц и открыла дверь телефонной будки. Шалимов последовал за ней, они втиснулись вдвоем в узкую кабину. Саманта набрала номер и чуть отстранила трубку от уха, чтобы Шалимов мог слышать весь разговор.

— Хелло, — мембрана задрожала от низкого мужского голоса.

— Барни, это я.

— Здравствуй, Саманта, — произнес Флойд как ни в чем не бывало. Ни одна нотка не изменилась в его тоне, а ведь для него это был звонок с того света.

— Барни, ты один? Можно приехать к тебе сейчас?

— Я один, Сэм. — Флойд назвал ее ласковым именем из их прошлого. — Мэгги в Вегасе до конца недели, а Пол и Джон (он окрестил близнецов в честь блистательных «Битлз») у бабушки в Манкейто.

— Со мной один парень… Барки, мы попали в чертовский переплет.

— Догадываюсь, — так же тепло и ровно пророкотал Флойд. — ,Вы далеко?

— Кварталах в пяти. У нас машина.

— Ну так подъезжайте, — заключил он и положил трубку.

За руль села Саманта. Когда «Додж» тронулся, Шалимов всем корпусом повернулся к девушке.

— Этот Флойд или каменный, или откуда-то узнал, что ты жива. Я бы на его месте упал в обморок.