Андрей Уланов - Автоматная баллада. Страница 9

Я смотрел, как, покачиваясь в такт шагам, она проплывает мимо — медленно, неимоверно медленно, по миллиметру в час, в день… в вечность… и при этом все равно ужасающе быстро. Нет, нет, как же так — только ведь она шла навстречу и вот уже проходит мимо… и сейчас окажется позади… и скроется из виду в пестрой галдящей базарной толпе, исчезнет, заслоненная людскими спинами… Нет!

Клянусь последним патроном, если бы она прошла мимо, то я… я бы… сотворил нечто безумное! Например, высадил бы весь рожок прямо в ослепительную голубизну небес — плевать, что в патроннике пусто и предохранитель наверху! Я — автомат, а не какая–то там примитивная мышеловка! Венец прогресса и эволюции, шедевр механики, дитя человеческого гения, рожденное убивать и научившееся думать… чувствовать…

…и любить!

Она не прошла мимо. Тот «АКМС», ее спутник, что–то коротко лязгнул — она остановилась, неторопливо развернулась в мою сторону, приблизилась… окинула взглядом… оценивающе — и одобрительно качнула рукояткой.

Мне казалось, на меня сейчас должно пялиться не меньше трех четвертей базарной толпы. Еще бы — не каждый ведь день увидишь, как ствол спокойно висящего на хозяйском плече автомата вдруг, ни с того ни сего, начинает медленно наливаться краснотой. Словно его положили в невидимый кузнечный горн… или же пытаются одной непрерывной очередью отстрелять сквозь него столь же невидимую и вдобавок неслышимую ленту на пару тысяч патронов. Почти незаметный отлив поначалу… затем цвет все гуще… из кирпично–красного в темно–вишневый…

Если что–то умеет думать, то оно ведь и с ума может сойти? Логично?

А я просто хотел спросить, как ее зовут. Всего лишь. Хотел — и не мог. Как будто расплавленного свинца в ствол залили — щедро так плеснули, не скупясь, полкотелка минимум. Для надежности же еще и прошлись по ствольной коробке электросваркой, намертво приваривая все, что может лязгать, щелкать и вообще сдвигаться хоть на микрон.

Она тоже молчала. Висела прямо передо мной, вся такая стройная, изящная, чуть откинувшись всем телом назад и выпятив при этом приклад, — и не издавала ни звука.

У людей, кажется, такое вот молчание именуется загадочным. Не знаю. По мне, так это была самая натуральная пытка. Да–да, именно так. Мне доводилось слышать, как кричат, корежась и разламываясь, мои собратья, угодившие под беспощадный пресс танковых траков, — сейчас бы я мог кричать так же или даже еще страшнее.

Между нами было всего полметра. Полметра! Качнуться, соскользнуть с Серегиного плеча и, вращаясь, словно бы нечаянно, ненароком дотянуться до Нее кончиком рожка. Одно мимолетное касание — и неважно, что будет после!

Это было на–важ–де–ние . Я избавлялся от него — понемногу, словно бы остывал после жаркого боя. Так же неожиданно вдруг оказывалось, что в мире есть еще звуки, кроме грохота моих выстрелов, какие–то цвета, кроме хлещущего из ствола пламени, и вообще мир отнюдь не ограничен той, единственной, в которую нити выпущенных мной пуль… не ограничен мир — целью.

Прошло — осознал, что пока вид заокеанской красавицы бросал меня в экстремальные термические перепады, наши хозяева вели довольно оживленную беседу. Местами даже переходя на повышенные тона.

Кстати, о хозяевах. Выбор черной красотки меня, откровенно говоря, слегка озадачил. Женщина… слабый пол… ну, допустим… наши с ней три с хвостиком кило к разряду неподъемных тяжестей отнести сложно. Тем более что мускулатура данной конкретной особи, насколько я мог судить по открытым для публичного обозрения участкам тела — открыто было изрядно, коротенькие рукава, шорты… мечта комара во плоти, — так вот, мускулатура была развита вполне достойно. Не комки вперемешку с буграми, но и отнюдь не тряпки. И общее сложение вполне себе пропорционально. А вот стиль прически, вернее сказать, отсутствие такового, будил во мне кое–какие не очень приятные воспоминания. Знавал я одну винтовку, чья хозяйка также предпочитала «свободную до плеч». Ухода эта копна требовала практически ежедневного — и бывали случаи, когда уход сей совершался в ущерб уходу за оружием. Про то, как замечательно вышеуказанная копна цеплялась за ветки, я промолчу и просто скажу, что итог, как и следовало ждать, был печальный — именно тех трех четвертей секунды, которые ушли на откидывание с прицельного глаза непослушной пряди, им с винтовкой не хватило, чтобы опередить вражеского пулеметчика. Три пули в винтовку, пять в хозяйку… их и похоронили вместе.

Конечно, польза от волос тоже есть, признаю. Голова — это одна из важнейших для хозяев деталей, и возможные удары по ней желательно как–то амортизировать. Однако должна быть какая–то разумная достаточность… или можно в косу заплести… да хоть бы в «конский хвост» собрать!

Нет, не понимаю я иногда людей. Впрочем, мне и не положено. Мое дело — дырки в них делать, чем несовместимей с жизнью, тем лучше.

Глава 3

Медленно ракеты уплывают вдаль,

Встречи с ними ты уже не жди.

И хотя Америки немного жаль,

У Китая это впереди.

СЕРГЕЙ

Девка была чокнутая — совершенно точно. Красивая, но с та–акой придурью в башке. За десять минут разговора с ней у Айсмана уже раз пять возникало желание плюнуть, послать ее за Дальний Лес, развернуться и уйти. Но каждый раз он это желание давил.

Лет ей было на вид шестнадцать–восемнадцать — в самом, что называется, соку. Больше — навряд ли, слишком уж свежо выглядит. Не потасканно, как любит говорить в подобных случаях Дон Жуан де Лешка Максимов, первый, по общему мнению, спец по женской части среди следопытов. А явилась она сюда, судя по выговору, откуда–то с востока… то–то вырядилась так, что местные на нее уже все шеи посворачивали. Ладно еще, руки голые, но штаны эти обрезанные… как их… шорты… при том, что у здешних баб юбки до пола, строго. А тут… от бедра и ниже, до самых сапог. Хороших таких сапожек, черной кожи, толстая подошва…

— Эй. Ты вообще меня слушаешь?!

— А?

— Бэ! Я тебе что, туша на прилавке? Тебе куда врезать, чтобы в глаза начал смотреть, когда с людьми разговариваешь?!

Можем и в глаза, мысленно усмехнулся Сергей, благо тоже есть на что посмотреть. Левый голубой и зеленый правый — не доводилось пока такой вот штуки видеть. Мутация? Хрен знает. В остальном–то лицо у нее вполне правильное… разве что под волосами, этой волной цвета меда, скрывается третье ухо или еще чего — и такое, говорят, бывает.

А времена сейчас такие, что веришь во все это, даже и не рассуждая особо.

— По–моему, мы зря теряем время, — неожиданно сказал спутник разноцветноглазой.

До сих пор этот среднего роста и возраста мужик в потертой светло–коричневой полуброняшке — куртке с нашитыми железными пластинками — занимался тем, что молчал. И с каждой секундой этого молчания не нравился Айсману все сильнее.

Это был собак. В смысле псина мужского рода — опытный, перегрызший на своем веку не одну волчью и человечью глотку, заработавший уйму отметин о кровавых схватках… выигранных. Неподвижность его скуластого лица могла бы ввести в заблуждение многих — но Шемяка был уверен, что бесстрастность эта мнимая, а на деле же спутник девки чуть ли не с первых минут разговора очень сильно хочет его убить. Жаждет. Выхватить саблю, рукоять которой торчит у него над плечом, и располовинить. Именно так, не выстрелом в упор, а чтоб фонтан кровищи на полбазара.

— Надо же, — нарочито удивленно произнес Сергей, — а я уж начал думать, что ты немой.

Жаль, патрон не дослан, мелькнула у него мысль, ну да ничего. Пусть только дернется. Прилавок позади, как по заказу, завален шкурами, если что — прыжок, перекат… да я его три раза очередью перекрещу, прежде чем он до меня своей железякой дотянуться сумеет. Даже если у него под курткой еще какой пакостный сюрприз — пули в полуметре от ствола не держали даже старые, довоенные броники, а уж нынешние и подавно.

— Теряем мы время или находим его, Энрико, — решаю я!

О как! А нотки–то в голосе резкие, командные нотки. Переругиваясь с соседками, такому не научишься, хоть с рассвета до заката со всей округой лайся.

Причем даже не обернулась на него. Уверена, значит… в прочности поводка и ошейника.

«Не–е, — с трудом сдерживая рвущуюся наружу злорадную ухмылку, — подумал Сергей, — определенно ты, Энрико, собак! Волк бы на такое враз рванул клыками, не задумываясь. А ты сам себя посадил на цепь и потому молчишь. Молчишь, хоть и внутри тебя сейчас все клокочет, словно в перекипевшем чайнике.

Понять бы еще, чем именно эта краля с сумасшедшинкой тебя держит. Вряд ли телом… не верю, чтобы она уже умела так вот запросто вить из битого–перебитого мужика веревки. Странно все это».

— Не знаю, чего решаешь ты, — вслух произнес он, — но лично я собираюсь развернуться и пойти по своим глубоко личным же делам. Если, конечно, ты прямо сейчас не скажешь чего–нибудь впрямь интересного. Пять секунд, время пошло!