Андрей Посняков - Семейное дело Страница 12

— Армяне столько не гонят, сколько мы выпиваем, — хохотнул дикарь. — Да ты не парься, чел, палёные тоже разные, и твой — в нормале.

И, подытоживая лекцию, сделал следующий глоток.

— Вы не представились, — напомнил Столяров.

— Газон, — сообщил дикарь, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Газон — это кличка?

— Типа.

— А зовут вас как?

— Сигизмунд Феоклистович Левый, — слегка напрягшись, припомнил Шапка. — Можешь хоть в справке про свободу поглядеть.

— А. — Слесарь помолчал. Обдумал услышанное. Выпил, промокнул рот грязноватым платком и произнёс: — Я, пожалуй, стану называть вас Газоном.

— Договорились. А ты чо такой культурный, в школе учился?

— Инженер, — вздохнул Столяров. — Теперь — жертва невидимой руки рынка.

— И чо тебе от меня надо, жертва? — спросил, прищурившись, Газон, поскольку прекрасно понимал, что просто так никто его, освобождённого, поить не станет.

— Вам, извините, деньги нужны? — немного смущаясь, осведомился Николай Матвеевич.

— Давай, — тут же среагировал Шапка.

— Дать, извините, не получится, — вздохнул Столяров. — Заработать надо.

— Э-э… — В обычном случае слово «заработать» вызывало у Газона яростную отрыжку, однако прививка, полученная в исправительном учреждении, ещё действовала, и дикарь повёл плечом: — Чо надо?

— У меня связи есть на местном кладбище, — деловым тоном поведал интеллигентный слесарь. — Поступил заказ на захоронение бродяги.

— Сколько? — перебил нового знакомца Газон.

— Пятьсот.

— Где лопаты?

— Смотри, как интересно: в начале XIX века Озёрск считался одним из самых богатых городов губернии…

— Я знаю, — кивнул Бруджа. — В то время здесь селились купцы, развивались мануфактуры… В общем, жизнь кипела.

— Но уже к концу столетия город растерял всё своё преимущество, превратившись в то поселение, которое мы знаем: скромный районный центр. — Эльвира закрыла книгу и выразительно посмотрела на Петра. — Здесь случился мор?

— Здесь не случилось железной дороги, — объяснил вампир. — Мозгами местные купцы остались в екатерининских временах, считали, что водного и санного пути достаточно для нормальной деловой активности, и даже приплатили инженерам, чтобы те не прокладывали сюда пути.

— Но ведь здесь есть вокзал, — удивилась девушка.

— Боковое ответвление, построенное во время Первой мировой, — объяснил Бруджа. — А в XIX веке железная дорога сюда не пришла, и торговля с промышленностью захирела. Ничего личного, просто трудно везти сырье и вывозить товар.

— Озёрск стал жертвой невидимой руки рынка?

— Я бы сказал: стал жертвой глупости и недальновидности своих вождей.

Эльвира рассмеялась.

Сегодня они коротали вечер не на террасе, а в выходящей на неё гостиной, но даже приоткрывать окно не стали — слишком уж свежий ветер дул с озера, — любовались закатом через стекло. Эльвира — на подушках, Пётр — сидя на ковре, опершись спиной на диван. И пальцы девушки нежно перебирали его густые волосы.

— Ты так много знаешь об Озёрске…

— Жизнь заставила.

— Ты мог бы просто приезжать сюда, по делам, но ты…

— Интересовался.

— Да.

— Я… — Вампир усмехнулся. — Само получилось, если честно. Приходилось много общаться с местными, вот и узнал.

— И не забыл.

— Я могу забыть что угодно, но только не то, что связано с Озёрском, — ровно ответил Пётр. — Об этом городе я помню любую мелочь.

— Понимаю… — Эльвира привстала, взяла со столика бокал с белым вином, пригубила. — И…

Ещё один глоток.

— Что «и»? — негромко спросил Бруджа.

— Ничего. Извини.

По тону Эльвиры было понятно — девушка сама не рада, что невольно подтолкнула к продолжению разговора, и данное обстоятельство возбудило интерес Петра.

— Расскажи, — мягко попросил он.

Она слишком хорошо знала любовника, чтобы отнекиваться.

— Тебе будет неприятно.

Ещё глоток вина.

— Уверена?

— На сто процентов.

— Всё равно скажи, — подумав, попросил вампир. И выставил назад руку, в которую девушка аккуратно вложила бокал.

— Мы никогда не говорили об этом, но… — Голос Эльвиры стал очень-очень мягким. — Ты уверен, что твой отец до сих пор жив?

Помрачневший Бруджа одним глотком выпил почти всё вино из бокала.

— Прости, — вздохнула девушка.

— Не за что. — Пётр повертел в руке стекляшку. — Я ведь понимаю, почему ты спросила.

— Я…

— Ты боишься, что я окажусь не готов к тому, что может… — Голос предательски дрогнул. — К тому, что я могу найти…

— Да. — Эльвира наклонилась и поцеловала вампира в макушку. — Спасибо, что понял меня.

— Я всегда понимаю. — Его холодные пальцы нежно пробежали по руке девушки. — Я тоже думал об этом. И даже ставил эксперименты, испытывал… — На его губах заиграла жестокая усмешка. — Я загонял масанов в туман, запечатывал в ёмкости и оставлял на много-много лет…

Бессердечно, безжалостно, жестоко… Но какое это имеет значение? Ведь он должен был понять, что будет с отцом! Жизни сородичей не имели для Бруджи никакого значения — отец, вот кто стоял на первом месте.

— И что? — спросила Эльвира.

— К сожалению, никто из подопытных не был даже вполовину так силён, как мой отец.

— Чем закончились эксперименты?

— Не очень хорошо, — не стал врать Пётр. — Потом я узнал, что несколько столетий назад эрлийцы, с позволения Тёмного Двора, разумеется, проводили аналогичные опыты… Самый сильный масан продержался девяносто три года… Так что время у меня есть.

Он допил вино и резким жестом отставил бокал.

— Масаны стареют в тумане?

— Да.

— А память? Сознание…

— Естественно, — вздохнул Бруджа. — И об этом я тоже думал. — Пауза. — Отец совсем один. В темноте. Он всё понимает. Ждёт помощи, а я… Я схожу с ума… Ведь это я во всём виноват… Я!

— Ты ни при чём. — Эльвира соскользнула с дивана, положила руки Петру на плечи и заглянула в глаза: — Ты — хороший сын. Ты делаешь всё, чтобы его спасти.

— Но пока не спас.

— Рано или поздно спасёшь.

— Рано или поздно. — Вампир справился с собой, и теперь в его голосе звучала не паника, а лёгкая грусть. — Давай кого-нибудь убьём?

— Нельзя убивать слишком часто, — улыбнулась девушка. — Нас могут вычислить.

— Давай убьём так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Эльвира провела рукой по щеке Петра.

Громкие раскаты музыки, прерываемые утробным речитативом диджея, били по ушам отбойными молотками, цветные лазеры расстреливали глаза, молодёжь на танцполе орала, размахивала руками и обливалась шампанским. Полуголая девушка на шесте извивалась потной змеёй.

Всё шло здесь как обычно.

— Это кто? — осведомилась Эльвира, с деланой небрежностью глядя в глубь зала, в темноту, в которой укрылись «тихие» столики, обитатели которых не желали громкой музыки и танцев.

— Ещё не знаю, — промурлыкал Анисим, в очередной раз посмотрев на яркую брюнетку, компанию которой составлял известный озёрский опер.

— Что?!

Тон белокурой красавицы ясно дал понять, что ответ оказался неверным, и Чикильдеев, кашлянув, заставил себя отвести глаза от незнакомой прелестницы:

— Не знаю, кто это. Возможно, новая учительница…

— Школьная мымра?!

— Ага. О ней весь город говорит…

— То есть ты о ней слышал? — возмутилась блондинка.

— Э-э… — Чикильдеев понял, что спалился. — Краем уха.

— Анисим!

— Честное слово.

— Правда?

— Озёрск невелик, тут каждый новый человек как на сцене, и все начинают его обсуждать…

При этом Анисим умолчал, что появление самой Эльвиры потрясло городок не меньше, чем пришествие новой учительницы. Эффектная блондинка, да к тому же богатая, и вдобавок — деловой партнёр самих Чикильдеевых в деле создания элитного курорта, да к тому же — через несколько дней — не просто деловой партнёр, а почти официальная спутница Анисима… В общем, пищу для сплетен Эльвира дала калорийную, но теперь её время прошло…

— А что за парень с ней? — осведомилась девушка, поймав на себе пристальный взгляд спутника учительницы.

— Ройкин, — коротко ответил Анисим. — Полицейский…

— Выпьем ещё? По коктейлю? — Дима — в бежевом пиджаке и узеньких, тёмных, с отливом, брюках — деликатно прикоснулся к плечу девушки. Он вёл себя сдержанно, однако иногда, когда момент благоприятствовал, не отказывался от намекающих прикосновений. Лера относилась к подобным проявлениям с пониманием и замечаний кавалеру не делала.

— Согласна! Ещё по одному!

— Всего по одному? — притворно удивился Ройкин.

— Там видно будет, — в тёмных глазах девушки мелькнуло обещание.