Жмурки - Татьяна Зимина Страница 14

Что-то происходит.

Мысли были тяжелыми, как бетонные блоки.

Лениво вращались они в голове, с ободьев их капала густая чёрная жижа…

Что-то необычное, выходящее из ряда вон.

Что-то, о чём мы с Алексом не имеем ни малейшего понятия.

На воротах еврейского кладбища висел громадный амбарный замок.

Такого на моей памяти тоже ещё не было: кладбище было открыто круглосуточно, семь дней в неделю.

То, что здесь давно никого не хоронили, ещё не означало, что сюда никто не ходит.

Шеф потрогал замок — словно хотел убедиться в его реальности. Пар вырывался облачками из его рта, каплями оседал на шелковом чёрном цилиндре, на набалдашнике трости, на кованой решетке ворот…

— Я не чувствую присутствия Мириам, — сказал я.

С тех пор, как у нас была… связь, я всегда чувствовал, если Мириам была где-то поблизости. Специально расстояние я не замерял, но уж в пределах кладбища я бы её почуял.

Алекс кивнул.

— Этого следовало ожидать, — сказал он скорее себе, чем мне. — Поехали.

— Три пополудни, — напомнил я.

Имея в виду, что если мы хотим припрятать от людей Котова что-то из арсенала, то самое время двигать домой.

— Ещё одно место, — мягко сказал шеф. — Надо убедиться наверняка, — Звезда моя, — обратился он к стригойке. — Отвези нас к Мастеру.

Суламифь зажмурилась и мелко затрясла головой. Машина вильнула в сторону, чуть не врезавшись в столб. Девушка этого даже не заметила.

— Стой, — скомандовал шеф, и тут же его бросило на спинку переднего сиденья: Суламифь вдавила педаль в пол.

— Спокойно, подруга… — я уже был позади неё. Положив руку на плечо девушки, осознал: её сотрясает крупная дрожь. Губы Суламифь посинели, вокруг глаз обозначились фиолетовые тени. — Паркуйся на обочине, — мягко сказал я.

Алекс уже обрёл равновесие и занимался своим гардеробом: поправлял примявшиеся манжеты…

Как только машина остановилась, я вырастил клык и проткнул себе вену на запястье. А потом протянул его стригойке.

— Пей, — повелительно сказал я. Та припала сухим ртом к моей коже, раздался неприятный сосущий звук…

— Входит в привычку, ты не находишь? — казалось бы, небрежно заметил Алекс.

— Её высосали почти досуха, — ответил я. — И запретили питаться. Суламифь на грани истощения, ещё немного, и она, забыв про запрет, набросилась бы на первого встречного.

— Базовый рефлекс, — кивнул Алекс. — Она бы набросилась, а её бы за это приговорили к смерти.

— Возможно, на это и был расчёт.

Наконец стригойка откинула голову. Она была древней — гораздо старше меня. И не нуждалась в слишком частой и обильной кормёжке.

— Кровь Владыки… — прошептала она. — Спасибо, Мастер. Я этого не забуду.

Даже неудобно, — я перетянул запястье платком. — Живя в Петербурге, я забыл, какое прозвище мне дали московские стригои.

— Ты что-то знаешь, верно? — тут же набросился на девушку Алекс. — Расскажи. Иначе мы не сможем тебе помочь.

— Я не могу, — простонала Суламифь. — Иначе они убьют Сола.

Сол — это брат Суламифь, не только по гнезду, но и по крови. Насколько я знаю, у них очень сильная родственная связь.

— Так, — взгляд шефа лихорадочно забегал по салону. — Это уже кое-что. Значит, — он снова посмотрел на стригойку. — Твоего брата взяли в заложники?

Девушка закусила губу, по подбородку потекла тёмная густая кровь.

— Не надо отвечать, просто моргни, — быстро сказал шеф. — Ведь моргать никому не запрещено, правда? Всего лишь функция организма, ничего особенного.

Суламифь с облегчением прикрыла глаза. А потом распахнула их и требовательно посмотрела на шефа.

В гляделки играли через зеркало заднего вида — она так и сидела, вцепившись в руль обеими руками, ногти на пальцах сделались неприятно-серого трупного цвета.

— Так… — повторил шеф. — В заложники взяли не только Сола, — предположил он. — Ещё… Что, всех? Всё ваше гнездо?

Суламифь зажмурилась так сильно, что на виду остались лишь кончики чёрных ресниц.

— Теперь ясно, почему Тарас голосовал «за», — сказал я.

Накатило облегчение.

Слава Богу, хоть что-то начало проясняться.

Кто-то шантажирует питерских суперов. Кто-то, не побоявшийся ни Алекса — дознавателя класса «архангел», ни майора Котова с его почти всесильной конторой на Суворовском…

Любопытно: а чем могли припугнуть отца Прохора? Всё время, что мы были знакомы, чудо-отрок казался существом совершенно бесстрашным — и не потому, что страдал безрассудством.

Просто мне трудно было измыслить силу, способную его напугать.

— Значит, к Тарасу ехать смысла нет, — сказал я. — Он нам всё равно ничего нового не скажет — как не сказал и в театре.

— Интересно: почему не забрали тебя? — спросил Алекс стригойку, всё так же через зеркало. И сам же ответил: — Потому что ты была с нами, — Суламифь моргнула. Она уже пришла в себя, отпустила руль и теперь бессильно сидела, опустив руки на колени. — Тарас СПЕЦИАЛЬНО определил тебя к нам: чтобы защитить, — девушка вновь опустила глаза. — Потому что ты что-то знаешь. И мы должны это знание из тебя извлечь.

По моей спине пробежала неприятная дрожь. То, как он это сказал… будто лягушку собрался препарировать.

— Не бойся, — я положил руку ей на плечо. — Мы сможем тебя защитить.

Суламифь только усмехнулась и покачала головой.

— Я не боюсь, — хрипло сказала она. — Не за себя.

— Ладно, поехали домой, — скомандовал Алекс.

Мне пришлось перебраться за руль — у Суламифь совсем не осталось сил. Несмотря на подпитку моей кровью, она выглядела серым сдувшимся шариком.

Дома нас ждал сюрприз.

Нет, не в виде орлов Котова, прибывших конфисковывать наше имущество раньше срока.

На кухне, нервно сжимая в тонких пальцах горячую кружку, сидела наша соседка.

Аврора Францевна, — вспомнил я. — По профессии, кажется, физик.

Глаза у женщины были больные. Как у собаки, которую только что сбила машина.

Глава 7

Тётка радужного пятна не заметила.

Проверив, что Маша поела и наскоро осведомившись, как дела, она тут же умчалась.

И каково же было Машино удивление, когда оказалось, что тётка поскакала к соседям!

Ну всё, — решила девочка, запихивая скатерть подальше, с глаз долой, в шкафчик для обуви. — Теперь Антигона ей точно наябедничает.

Как приклеенная, торчала она в окне своей спальни — в надежде увидеть хоть что-нибудь. Но не вышло: тётку, видать, проводили на кухню, а та часть дома из окна не просматривалась.

Тётки не было довольно долго и Маша вся извелась. Где-то она прочитала такую фразу: ожидание смерти хуже самой смерти.

И теперь как раз выдалось время над ней поразмышлять…

Маша уже была согласна на любую головомойку, на любые санкции, когда к дому подъехал длинный, как вагон метро, лимузин, из которого вылезли важные, как пингвины, Алесан Сергеич и Сашхен.

На похороны ходили, — со знанием дела решила Маша.

Как-то она уже видела Алесан Сергеича в таком специальном костюме, как будто он пингвин. Мыш Терентий объяснил, что так люди одеваются лишь по особым случаям: или в театр, или на похороны.

И так как в театр взрослые ходят вечером — дедуктивно вычислила Маша, тётка брала её однажды на взрослый спектакль. Значит, были на похоронах.

Услышь её логические выкладки старший сосед, он бы закурил свою любимую вишнёвую трубку, скорбно покивал и нашел бы, что девочка, в общем и целом, права.

Устами младенца глаголет истина, — сказал бы он и поморщился: говорить стёртыми от долгого употребления фразами господин Голем не любил.

Алесан Сергеич и Сашхен прошли по тропинке в дом, за ними тащилась совершенно офигенская девица с причёской шариком и такой чёрной кожей, что Маше она показалась глянцевой, как крышка рояля в актовом зале школы.

Девица была грустная: пухлые губки поджаты, глазки смотрят в землю…

Интересно: а как её зовут?.. — завистливо вздохнула девочка. — Уж конечно не Машей.

У такой фифы ТОЧНО самое, что ни на есть, КОРОЛЕВСКОЕ имя…

Некоторое время Маша предавалась размышлениям об именах. Твёрдо она была уверена лишь в одном: чем ЭКЗОТИЧЕСКЕЕ было имя, тем интереснее у человека жизнь.

А людям с такими именами и волосами, как у неё, даже на театре