Вальтер Моэрс - Лабиринт Мечтающих Книг Страница 16

– Понимаю, – сказал он. – Тебя ведь здесь каждый знает! Твое изображение напечатано во всех твоих книгах. Многие антикварные и букинистические лавки украшают твоими портретами, написанными маслом. В городском парке стоит твоя статуя. На ней ты, правда, еще весь в зеленой чешуе. Ты сейчас как раз линяешь?

Как ни странно, но динозавру всегда становится несколько неловко, когда с ним заговаривают о его линьке, даже если это делает другой динозавр.

– Да, – ответил я коротко.

– Боже мой… – вздохнул Овидос. – Когда мы виделись в последний раз? Это было…

– На Кладбище забытых писателей! – сказал я откровенно и сразу пожалел об этом.

Но он только громко засмеялся.

– А-ха-ха! Точно! На проклятом кладбище! – Упоминание об этом, кажется, вовсе не было для него неприятным. – Ты даже описал это в своей книге, – сказал он.

– Ты ее читал? – спросил я.

– Конечно! Ты шутишь? Каждый в Книгороде читал ее. Что же тебя сюда привело? Последним, что я слышал, были слухи, что ты опять вернулся в Драконгор. Назад к своим корням и так далее.

Овидос общался со мной, как со старым близким другом, от чего я быстро расслабился. Я подумал, следует ли мне показывать ему письмо, то есть сразу раскрывать все карты. Он был динозавром, поэтому у меня не было никаких сомнений в его лояльности, но разве я не поклялся себе быть на сей раз значительно осторожнее? При первом приезде в Книгород я попал в затруднительное положение главным образом потому, что и друга, и врага с готовностью тыкал носом в рукопись, которая послужила поводом к моей поездке. На сей раз я хотел подходить к вещам не так вспыльчиво и наивно.

– Ну да, Драконгор… – сказал я. – Ты ведь знаешь, как это бывает. Если ищешь покоя и мира, мечтаешь о том, чтобы побольше поспать и полакомиться хорошей драконьей едой, тогда это лучшее место в Цамонии. Я отказался от суматохи и упорядочил свою жизнь – так я, во всяком случае, думал. Но однажды там, наверху, я почувствовал дыхание здорового воздуха. И когда я по двенадцать раз на дню встречался в переулке с тем или иным динозавром, мне хотелось смахнуть с головы идиотский колпак. Ты понимаешь, что я имею в виду? Ночами я чувствовал, как растут когти на моих ногах.

– Я знаю, – ухмыльнулся Овидос. – Драконгорское неистовство! «Окаменевший брахиозавр» все еще единственная гостиница в городе?

– Точно! И каждый проклятый вечер на горячее подают мини-сурков под глиняной шубой в соусе из эдельвейсов. Вот уже миллион лет. Там, наверху, я поправился на полцентнера. Там остановилась цивилизация, навсегда.

– Это напоминает те же причины, по которым и я в свое время сбежал из Драконгора, – сказал Овидос. – Однажды мне стало плохо от свежего воздуха. И я испытывал страх высоты всякий раз, когда смотрел через зубцы стены.

Я улыбнулся.

– Надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу: почему ты тогда просто не вернулся в Драконгор, когда у тебя так плохо шли здесь дела? Я всегда задавал себе этот вопрос. И имею в виду, что это было бы все же лучше, чем Кладбище забытых писателей.

– Как сказать! – вздохнул он. – Юность упряма! Я был слишком горд. И слишком глуп. Я бы скорее умер, чем вернулся на эту скалу динозавров безуспешным, каким тогда был. Сегодня я смотрю на это иначе. Но тогда… я был совершенно другим динозавром! И моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому, если бы я не основался на Кладбище забытых писателей. Наверняка более скучно. И, в конечном счете, не так… радостно.

Он чокнулся со мной своей чашкой.

– Сразу видно, что у тебя все в порядке, – ухмыльнулся я. – Что же произошло?

Овидос внимательно посмотрел на меня.

– Орм, – сказал он потом серьезно. – Это Орм.

Я невольно выпрямился, как собака, которой свистнули.

– Орм? – прошептал я.

– Гм… Да. Это произошло через некоторое время после нашей встречи. Если говорить честно, то наша короткая встреча оставила во мне довольно глубокий след.

– В самом деле?

– Разумеется. После этого я ушел в еще большую депрессию. – Овидос мрачно посмотрел на меня.

– О!.. – воскликнул я, чувствуя, как меня прошиб пот. Разговор принимал неприятный оборот.

– Выражение в твоих глазах тогда, Хильдегунст… я не забуду никогда. Никогда! Это был неприкрытый ужас. Чистый страх. В них отразился весь кошмар моего положения. Во взгляде моего собрата, ты понимаешь? Никогда я не чувствовал себя более униженным и более одиноким! – Мне показалось, что глаза Овидоса наполнились слезами печали. Или это был всего лишь дым?

Я глубже уселся на своем стуле. Что за круглый дурак! Теперь я расплачивался за свои старые грехи.

– И это кое-что значило! – прохрипел Овидос. – Можно ли опуститься ниже, если ты сидишь на самом дне могилы? Гм? Я перестал даже испытывать самые элементарные потребности. Я больше ничего не хотел. Я больше ничего не ел. Я пил только дождевую воду. Я больше не писал стихи для проклятых туристов, не собирал деньги, которые из сострадания бросали в могилу. Я хотел умереть.

Я тоже! Умереть и вместе со стулом опуститься в пол этой проклятой дымительной, в которую я лучше бы никогда не входил! Почему этот назойливый идиот вольпертингер не дал мне просто выкурить мою последнюю безобидную трубку? Почему люди постоянно так осложняют друг другу жизнь? И почему, собственно говоря, никогда не получают инфаркт, когда он действительно нужен?

Но Овидос продолжал свой безжалостный постыдный рассказ:

– Я просто лежал, скрючившись, в своей могиле. Дни. Недели. Я не знаю точно. Мне было все равно. Моя воля к жизни иссякла. Я хотел сгнить. Раствориться в иле.

Последние слова Овидоса просто повисли в воздухе, и он замолчал. Возникла самая неловкая пауза в моей жизни. Я внутренне сжался, как червяк на крючке. Где-то в отдалении кто-то хрипло закашлял.

– Потом я услышал колокол, – сказал, наконец, Овидос.

– Колокол… смерти? – спросил я глупо.

– Нет, пожарный колокол.

– Пожарный колокол?

– Да, начался величайший пожар в Книгороде! Который разжег Призрачный Король. Последняя глава твоей книги была первой главой моей новой жизни.

– Что? – Я опять выпрямился. Мне показалось, что в его голосе прозвучали примирительные нотки. И вообще: я почувствовал себя как-то совсем иначе. Это были какие-то необычные и приятные ощущения. Неужели это было действие чая?

– Итак: я лежу внизу, в яме и жажду смерти, ты понимаешь? – спросил Овидос. – В день перед великим пожаром шел сильный дождь, и, несмотря на защитные брезенты, которые мы натянули над нашими пещерами, большинство ям наполовину было заполнено водой. Я скорее плавал, чем лежал. Я услышал звон пожарных колоколов, панический крик жителей Книгорода, треск огня. Но меня это мало заботило, потому что я простился со своей жизнью. Потом я обжегся. И что?

Овидос зажег спичку и стал рассматривать пламя.

– И, наконец, все покрыл небывалый жар. Я не знаю, приходилось ли тебе когда-либо видеть гигантскую волну огня, подпитываемую миллионами горящих книг. Только я могу сказать тебе, что в жизни нет ничего страшнее этого! Я глубже погрузился в жижу, в которой лежал, и она в тот же момент начала закипать! Теперь я знаю, что испытывает тот, кто погибает, сварившись заживо.

Я склонился над столом. Он был довольно хорошим рассказчиком.

– Что же? – спросил я шепотом.

– Жажду жизни, черт подери! – воскликнул Овидос. – В нем вспыхивает воля к жизни, о силе которой он не имел никакого представления! Каждая клеточка его тела наполняется такой жизненной силой, какой он не испытывал никогда прежде! И потом…

Он замолчал.

– Что?.. – спросил я, затаив дыхание.

– Потом он умирает. – Овидос задул пламя спички.

Я откинулся назад и почувствовал, что моя голова стала необыкновенно легкой. Казалось, что она в любой момент может отделиться от моего тела и улететь, как воздушный шар.

– Но, прошу заметить, – продолжал Овидос, – как я сказал, вода начала закипать. Нет, она начала бурлить. Оставался максимум один градус, один штрих размером с волосок на ртутной шкале термометра, который, возможно, уберег меня от самой страшной смерти! Было так жарко, что я думал, мои зубы расплавятся. И хотя я закрыл глаза, было настолько светло, что я видел, как пульсируют вены в моих веках в такт бешено бьющегося сердца! И даже находясь под водой, я слышал оглушительный рев! Ты в своей книге использовал очень точную формулировку при описании пожара в Книгороде: Мечтающие Книги проснулись! Да, это было именно так! Раздался такой грохот, что, казалось, мимо меня мчится стадо обезумевших животных. Но это был беспощадный огненный молох, поглощавший кислород надо мной!

Овидос барабанил обеими лапами по столу, воспроизводя топот тысячи животных. Несколько посетителей дымительной повернули головы в нашу сторону. Два гнома с нескрываемым любопытством посмотрели на нас, и я увидел, что их глаза с красными прожилками застыли.