Вальтер Моэрс - Лабиринт Мечтающих Книг Страница 17

– Потом все внезапно завершилось! – продолжал говорить Овидос тихим голосом. – Одно мгновение сменилось другим. В моих легких не оставалось воздуха даже на одну секунду. Я поднялся из кипящей жижи, дымясь в охлаждающемся воздухе, который оставлял за собой волну пламени. Я стонал, и ревел, и махал руками, как сумасшедший, который сорвал с себя смирительную рубашку. А-а-а-а! Я не был способен ни на какую цивилизованную речь. Я испытал нашествие огня апокалиптического размера, чуть было не сварился, почти умер и вновь воскрес – неплохой баланс для обычно бедного на события вечера, мой дорогой! Но это были еще пустяки. Истинное событие того дня только еще должно было произойти.

Овидос откинулся назад и ухмыльнулся. Его глаза засверкали, и боковым зрением я заметил, что гномы за соседним столом напряженно навострили уши, чтобы слышать рассказ.

– Я стер ил с глаз и посмотрел наверх. Через длинный прямоугольник отверстия моей ямы я увидел небо. Оно было черным. Я не знал, была ли это уже наступившая ночь или черный дым. Было также непонятно, мерцали ли в небе звезды, или это были искры от горящих книг. А может быть, и то, и другое. Я знал только, что никогда еще не видел такое небо. Я увидел алфавит звезд. Небосвод, полный мерцающих знаков, неразборчивый, но великолепный почерк из света, старый, как вселенная.

– Ты тоже это видел? – спросил я. – Алфавит?

Овидос некоторое время внимательно смотрел на меня. То ли он потерял нить, то ли вообще меня не слышал. Наконец, он продолжил:

– Потом в меня ударила невидимая молния. Луч, волна, удар, шок – не знаю, прямо из космоса, и меня чуть было вновь не швырнуло в ил. Прямо-таки расщепило посередине, как топор полено. Я не испытывал ни боли, ни испуга, ни страха. Я почти смеялся, как будто был заряжен совершенно незнакомой до сей поры энергией, творческой силой, которая чуть не разорвала мой мозг. Мне казалось, что из моих ноздрей пробивалось пламя. Не знаю, было ли это на самом деле. Я знал только одно: неожиданно здесь, внизу, в яме, оказалось два динозавра – прежний Овидос в своей изношенной одежде и новый Овидос, которого ты видишь сейчас перед собой. Мне оставалось только решить, кем из них я хочу быть.

Овидос, усмехаясь, развел руки. Новая одежда ему в самом деле очень шла. Он понизил голос.

– Я знаю, что именно так описывают в протоколах о состоянии душевнобольных начало их помешательства. И я не каждому рассказываю эту историю. Но я точно знаю, что ты пережил нечто подобное. Потому что именно в этот момент меня посетил Орм.

Глаза Овидоса все больше и больше наполнялись слезами, которые текли по его лицу. Но, казалось, он этого не замечал или ему было все равно. Он протянул руку и над моей головой указал ею куда-то в дым.

– Я мог заглянуть прямо в будущее! Я смог увидеть, что произойдет, если я поймаю это мгновенье и воспользуюсь им. Я мог бы начать все сначала и все повернуть к лучшему, так как через мой мозг проносились знаки, еще с трудом различаемые и беспорядочные, мерцающие буквы из алфавита звезд. Но они быстро сортировались, связывались и обретали ясный смысл. Что-то неповторимое и вечное образовывалось в моей голове. Какое-то высокохудожественное творение из слов и предложений, которое материализовалось в моем мышлении, как внеземное создание необычайной красоты, обращавшееся ко мне в великолепных стихах! Да, это были стихи, которые не имели никакого отношения к моему собственному мышлению. Это были мысли из вселенной! Подарок звезд!

Овидос неожиданно строго посмотрел на меня. Он наклонился вперед и схватил меня за руку с такой силой, что я испытал боль.

– Поверь мне, Хильдегунст, я не сошел с ума, и я не отношусь к тем отличающимся леностью ума эзотерикам, которые верят в необъяснимые феномены, гадают на кофейной гуще или слушают голоса умерших предков. Я доверяю только строго научному мировоззрению. Я верю в измеримый порядок цамонийской природы и не верю в спиритизм. Я не приемлю ничего, что связано только со слепой верой. Потому что та самая сила, которую называют Орм, реальна, как ничто иное. Даже несмотря на то, что ее нельзя увидеть! Она действительно существует! Хотя ее познали лишь немногие.

Он отпустил мою руку и откинулся назад, затем поправил свой костюм и, кажется, успокоился.

– Но кому я могу об этом рассказать! – сказал он со смехом. – Ни один другой писатель, кроме тебя, не испытал подобную силу Орма!

Я опять несколько сник. К счастью, Овидос заговорил вновь.

– Так вот, – продолжал он, – это была космическая прелюдия. Увертюра. Далее следует непосредственно история. Итак! Постепенно ко мне возвращался рассудок. Я знал: если мне удастся поймать и упорядочить в моем мозгу эти мерцающие знаки, и если я их запишу в правильной последовательности, то они составят предмет Орма. Совсем просто. Правда, проблема заключалась в том, что я все еще стоял на дне илистой ямы и совершенно промок. Так как там, снаружи, бушевал огонь. Наступила ночь. Люди кричали и плакали. Не всегда нужны идеальные условия для того, чтобы написать значимое литературное произведение, не так ли?

Гномы за соседним столом настолько открыто наклонились в нашу сторону, что я стал опасаться, что они вот-вот упадут со стула. Овидос взял свой блокнот и помахал им перед моим носом.

– Бумага! – воскликнул он. – Мне срочно нужна была бумага! Карандаш я нашел в своих лохмотьях, но бумага в моих карманах полностью размякла. Мне нужно было вылезти из этой проклятой ямы! Но дождь за последние дни размочил глиняные ступени, которые вели к моей могиле, и они разваливались под ногами. Все было как в кошмарном сне! В моей голове родилось эпохальное стихотворение, баллада о последнем пожаре в Книгороде, которая пережила века. И подо мной рассыпались ступени.

Овидос уронил блокнот, и в этот момент один из гномов действительно свалился со стула. Он мгновенно поднялся на ноги, а его приятель бесчувственно захохотал.

– Здесь неожиданно кто-то бросил в яму канат, – хладнокровно продолжал Овидос свой рассказ. – Я моментально ухватился за него обеими лапами, и меня потащили наверх. Это были мои друзья и товарищи по несчастью! Мои соседи по Кладбищу забытых писателей. Они так же, как и я, пережили пожар, погрузившись в илистую жижу. Мы бросились друг другу в объятия и взаимно поздравили друг друга с освобождением, но я помчался дальше. Мне нужно было найти бумагу! Стихотворение, большая бессмертная баллада о пожаре в Книгороде, отчетливо стояло перед моим внутренним взором – двадцать четыре строфы чистого Орма! Мне оставалось ее только записать. Бумага, бумага! Я блуждал по дымящимся руинам. Все горело, дымилось и тлело, земля была горячей, как плита. Если я в своих карманах нашел бумагу, которая была слишком мокрой, чтобы на ней что-то писать, то в окрестностях Кладбища можно было увидеть или полуобгоревшую бумагу, или настолько высохшую, что она распадалась, едва лишь ее касались пальцы. А стихи в моей голове начинали бледнеть. Я был на грани отчаяния. Я был готов все бросить, оставить и забыть стихи, которые родились в моем мозгу и которые не слышал никто кроме меня самого. Но вдруг мне в голову пришла мысль. Ты любишь хоровую музыку?

– Что? – спросил я, сбитый с толку неожиданным вопросом. – Э-э… да. Нет. То есть… я не знаю. Э-э… хоровая музыка?

– Это дело вкуса, я знаю, – сказал Овидос. – Но я люблю песнопения. И это было решением моей проблемы: мне нужен был хор.

Оба гнома с недоумением смотрели на динозавра, да и у меня было ощущение, что он потерял нить рассказа.

– Я побежал, – продолжил он повествование, – нет, я помчался назад к своей яме и собрал вокруг себя своих товарищей по несчастью. Всех обитателей Кладбища забытых писателей. Потом я обратился к ним. «Послушайте! – воскликнул я. – На меня только что снизошел Орм!» «Ну, понятно!» – крикнул кто-то и рассмеялся. «Со мной такое постоянно случается!» – крикнул другой. Раздался всеобщий смех и хихиканье, потом все опять успокоились. Я поднял руку и начал сначала: «Я знаю, друзья, это звучит несколько странно, особенно при нынешних обстоятельствах. Хотите верьте, хотите – нет, но ситуация такова, что перед моим внутренним взором стоит эпохальное лирическое стихотворное произведение, которое, если его каким-то образом не зафиксировать, вскоре будет потеряно навсегда, так как нигде нет бумаги, и оно уже меркнет в моей памяти. Это произведение родилось в моей голове, когда на нас обрушилась огненная волна, и я уверен, что это подарок Орма. Но я также знаю, что многие из вас не верят в Орм и соответственно в безумную историю. Поэтому я просто хочу попросить вас о дружеской услуге. Даже если вы считаете, что я потерял рассудок. Просто сделайте то, о чем я вас попрошу. Это не очень трудно». «Ну, хорошо, – сказал кто-то. – Что мы должны сделать?» «Все очень просто: прямо сейчас я прочту вслух это стихотворение. Строфу за строфой, и я хотел бы, чтобы каждый из вас запомнил одну из строф. Я буду останавливаться перед каждым из вас и декламировать строфу громко, отчетливо и медленно. Пожалуйста, сохраните эти строфы в вашей памяти до тех пор, пока вы не найдете возможность их записать. Это все».