Ирка Хортица и компания - Кирилл Кащеев Страница 29

Придерживая простыню на чреслах, рыцарь потрусил к скамье. Так же быстро, как только что пытался сбежать. И с готовностью вытянулся. Неужели? Неужели здесь в монастыре владеют чудным искусством богопротивных османских банщиков? Неужели матушка-настоятельница сама… своими ручками…

Женские ладони мягко легли ему на плечи, легко пробежали по напряженным мышцам, придавили и…

— Аааааа! — рыцарь заорал, высоко и звонко, точно тенор в папской капелле! Его дернули, потянули, перевернули, загнули ногу к спине, а руку вывернули чуть не до самого седалища, и принялись месить, будто тесто в кадушке. — Что… вы… де…лаете… — с трудом изогнув шею, он сумел оглянуться через плечо… и с жалобным возгласом отвернулся, узрев обрамленную апостольником круглую добродушную физиономию и редкие усики над пухлой верхней губой. — Сестра Феодосия!

Статная фигура в рясе мелькнула в дверях, да и пропала.

Могучая сестра Феодосия, радостно взревев, сложила несчастного рыцаря пополам и принялась отбивать его об лавку, точно свежевыстиранное белье. Во всяком случае, самому рыцарю так казалось.

— А я-то думал, тут за мое здравие молиться будут! — наконец отпущенный из адского котла сестры Агнесс и из рук сестры Феодосии, намазанный какой-то пахучей дрянью и укутанный в овчину, рыцарь сидел на скамье у дверей лечебницы и морщась, прихлебывал из деревянного кубка редкой густоты и отвратности отвар.

Рядом послышалось звучное и злое фырканье. Рыцарь с трудом поднял голову — и уставился на сестру Аполлинарию, согнувшуюся под тяжестью ведра с помоями.

— Какие уж тут молитвы, если сама мать-настоятельница не является ни на утреню, ни к обедне! И нынче ее не было, и вчера. Доносили Владыке, что она и вовсе ни на одной дневной службе не бывает, да он не верил, а выходит, правда!

Рыцарь только головой покачал: вот же зловредная баба, а еще святая сестра!

— Она всю ночь проводит с больными! Грех вам не знать об этом, если уж даже я видел, как она глаз не смыкала над выловленной из воды несчастной дамой.

— Да-амой! — противно протянула сестра, перекладывая ведро из руки в руку. — А вы, монсьер, если уж такой… защитник дам, помогли бы ведро донести!

— Нельзя мне тяжести таскать, пока лечусь! Строго-настрого запрещено! — мстительно усмехаясь, развел руками рыцарь. Неужто думает, он позабыл, как она его последние деньги отобрать пыталась? — Уж простите, сестра!

— Господь простит! — хмуро буркнула сестра Аполлинария и пошла прочь, все также кренясь под тяжестью ведра. Потом вдруг обернулась и крикнула на весь двор. — Только вы ведь не лечиться сюда приехали, монсьер! Вовсе не лечиться! — и пошла дальше, не обращая внимания на устремленные на нее со всех сторон взоры.

Рыцарь вскочил… и тут же уселся обратно на скамью, принужденно улыбаясь, и всем видом давая понять, что не стоит слушать злоязычную монахиню.

«Откуда она узнала? Откуда? — мысли в голове метались точно рыбья мелюзга у берега. — И что сумела разузнать?»

* * *

— Я тебе мало плачу? — золотая монета скользнула по скобленом дереву и глухо стукнулась о глиняную тарелку с кашей. Рыцарь стиснул кошель в кулаке, а кулак спрятал под столешницей, чтоб хитрый плут не углядел, как мало денег там осталось.

— А что ли много, монсьер? — рыбак поглядел на тускло поблескивающий золотой, пальцы его дернулись непроизвольно… но остановились. Рука сменила направление — он выгреб из соседней миски горсть оливок и принялся закидывать их в рот одну за одной, смачно сплевывая косточки. — На всю жизнь вы меня обеспечить не обещаете, а ежели узнают, что я с вами… что я вам… Места мне в деревне не будет! Да и на всем Кава Греко!

— Ты выжига и плут, Вралис, и просто хочешь заполучить побольше денег! — рыцарь подался вперед, так что край столешницы больно врезался ему в грудь. — Местные жители счастливы будут, если мой меч избавит их от чудовища!

— Тишшше, монсьер! — Вралис воровато оглянулся, не слышат ли их. Но хорошенькая чернокосая подавальщица как раз скрылась на кухне, а из всех посетителей по раннему часу был лишь старый рыбак, уныло купающий вислые усы в кружке с молодым вином. — От нашего чудовища нам никакого вреда, одна сплошная польза! В каждой семье, почитай, есть те, кому в шторм помогли к берегу вернуться. Не самого — так деда, не деда — так прадеда. Один раз, говорят, даже целый корабль притащил — в снасть запрягся и как поволочет! Но то, может, врут. — на лице Вралиса на миг промелькнуло сомнение. — А остальное все — правда! — торжественно заверил он. — Вот и думайте теперь: что наши рыбаки сделают с тем, кто его жизни лишит?

— Да ты, никак, грозишь мне, пройдоха? — рыцарь откинулся на скамье, недобро щурясь и выразительно поглаживая рукоять кинжала у пояса.

— Ни Боже мой, монсьер рыцарь, как можно! — продолжая невозмутимо грызть оливки, пожал плечами Вралис. — Я говорю, что грозит мне! А потому… да, вы платите мало. Совсем мало. — и с видимым сожалением он подвинул монету обратно к рыцарю.

Тот коснулся кончиками пальцев золота, подумал… и тяжко вздохнул:

— Ладно… — он погладил монетку, из-под полуопущенных ресниц отслеживая жадный взгляд, которым Вралис ласкал золотой. И наконец выдавил. — Если выйдет… от сокровищ получишь часть. Небольшую часть! — тут же предостерегающе вскинул ладонь.

— Ах во-от оно что! — Вралис отстранился от стола, разглядывая рыцаря с таким видом, что тот снова схватился за кинжал. Как смеет этот простолюдин так на него смотреть? Да еще и хихикать? Потому что Вралис вдруг заквохтал, точно курица, а потом и расхохотался во все горло, так что из кухни выглянула испуганная подавальщица. — Извиняйте, монсьер… — все еще похрюкивая от смеха и вытирая навернувшиеся на глаза слезы, наконец, пробормотал он. — То вы о нас хорошо думаете… — и опасливо глянув в покрасневшее от бешенства лицо рыцаря, торопливо пояснил. — Будь тут сокровище, разве он бы уцелел? Не одни, так другие — а все добрались бы! Нет у него ничего! Уж мы бы знали. — Вралис кинул на стол медяк, а на золотой — еще один жадный взгляд, и поднялся.

— Подскажи хоть что-нибудь! — рыцарь сам чувствовал, как жалко и моляще звучит его голос.

Видно было что Вралис отчаянно колеблется, то открывая рот, то снова накрепко сжимая губы. И наконец жадность победила.

— Наши давно уж перестали ставить сети на северной оконечности Кава Греко.

— Почему? — только и успел спросить рыцарь.

— Рвут их часто. — буркнул Вралис, ловко выхватывая золотой, и бегом кинулся вон, точно боясь, что рыцарь бросится за ним вдогонку.

Но