Квадробер в законе - Алим Онербекович Тыналин Страница 3

Митя, прихрамывая, подошел к старому кожаному креслу и тяжело опустился в него. Теперь, в тусклом свете энергосберегающих ламп (да, похоже, даже в этом волшебном мире экономят на электричестве), я смог лучше разглядеть своего спасителя.

Хромой Митя выглядел как человек, который прожил как минимум три жизни, и все они были чертовски тяжелыми. Его лицо напоминало рельефную карту какой-нибудь горной местности - настолько оно было изрезано морщинами и шрамами. Один глаз был скрыт под кожаной повязкой, а второй - ярко-голубой - смотрел так пронзительно, будто видел меня насквозь. Седые волосы торчали во все стороны, как у сумасшедшего ученого из мультфильма.

— Ну что, красавец, полюбовался на себя? — хмыкнул Митя, заметив мой изучающий взгляд. — На вот, прикройся, — он кинул мне какие-то тряпки.

Пока я облачался в этот наряд от кутюр (который, кстати, пах так, будто в нем похоронили, а потом откопали целый цыганский табор), Митя не сводил с меня глаз. В его взгляде читалось удивление, любопытство и что-то еще... страх? Неужели этот видавший виды старик боялся меня?

— Знаешь, Лёха, — наконец произнес он, почесывая щетинистый подбородок, — я на своем веку повидал всякого. Черти, домовые, оборотни - это у нас как собаки бездомные. Но чтобы пацан превратился в леопарда, а потом обратно... Это что-то новенькое. Ты часом не перебрал вчера настойки болотного мага?

Я вздохнул, чувствуя, как реальность этого безумного мира наконец-то начинает до меня доходить.

— Слушай, Митя, — сказал я, присаживаясь на шаткий стул напротив старика, — я сам в шоке. Еще вчера я был обычным бродягой, а сегодня я вдруг Лёха Бродяга, который может превращаться в большую кошку.

Не буду же я говорить ему, что раньше был полубогом в другом мире, где мог превращаться почти в кого угодно, обретая его силы и способности.

Митя присвистнул, его единственный глаз расширился от удивления.

— Так ты что, на ровном месте обрел способности, что ли? Ох, ё-моё, вот это поворот!

Внутри у меня все сжалось. Я вдруг остро осознал, насколько я здесь чужой и насколько опасна может быть эта информация. Но что-то в Мите, может быть его потрепанный вид или этот пронзительный взгляд, внушало доверие.

— Да, похоже на то, — ответил я, нервно усмехнувшись. — Знаешь, бывает ведь по-разному. А теперь... теперь я даже не знаю, чего ожидать. И вдобавок ничего не помню, хоть пытай.

Митя задумчиво покачал головой, словно решая что-то про себя. Затем он встал, прошаркал к одному из шкафов и достал оттуда бутылку с мутной жидкостью и два стакана.

— Ну, раз так, — сказал он, разливая содержимое бутылки, — давай-ка я тебе устрою краткий экскурс в нашу действительность, а то пропадешь ведь, как швед под Полтавой. А пытать тебя еще успеем.

И Митя начал рассказывать. Оказалось, что я попал в альтернативную версию Санкт-Петербурга, где Российская Империя не только не развалилась, но и дожила до 2020 года. Здесь история пошла совсем другим путем: не было ни революции, ни войн, но зато случился Великий Магический Прорыв в начале XX века.

— Представь себе, — говорил Митя, размахивая руками так, что жидкость из его стакана выплескивалась на пол, — Распутин оказался не шарлатаном, а настоящим колдуном. И не просто колдуном, а чуть ли не Мерлином нашего времени. Он открыл врата в мир магии, и понеслась... Теперь у нас тут и технологии на уровне киберпанка, и магия как неотъемлемая часть жизни.

Я слушал, открыв рот, и пытался уместить все это в своей голове. Мой внутренний историк рыдал в углу, пытаясь совместить все, что я знал, с тем, что рассказывал Митя.

— А теперь о твоем, то есть Лёхином, положении, — продолжил Митя, внезапно став серьезным. — Ты у нас, братец, мелкая сошка, но с амбициями. Крутишься между разными бандами, приторговываешь налево-направо, иногда выполняяешь особые поручения. В общем, классический представитель криминальной фауны.

— Прекрасно, — вздохнул я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Из полубога в бандита. Прямо как в том анекдоте: хотели как лучше, а получилось как всегда.

Митя внимательно посмотрел на меня своим единственным глазом, и я почувствовал, как этот взгляд проникает прямо в душу.

— Слушай сюда, салага, — сказал он, подавшись вперед. — Наш мир - это не шутки. Тут каждый второй - маг, оборотень или еще какая-нибудь сверхъестественная херня. И все они хотят кусок пирога. Так что будь осторожен. Особенно с боссом Глыбы и Шныря - он тот еще садист, говорят, любит превращать должников в чучела для своего кабинета.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Отличная перспектива, — съязвил я, пытаясь скрыть страх за сарказмом. — Всегда мечтал стать предметом интерьера.

Митя усмехнулся, но в его глазу я увидел искреннее беспокойство.

— Шути-шути, — сказал он. — Но запомни: в нашем мире только магия может быть и щитом, и мечом. Главное, знать, когда им пользоваться.

Попрощавшись с Митей и получив адрес «моей» квартиры, я отправился изучать свое новое жилище. По пути я не переставал удивляться этому странному миру. Улицы Санкт-Петербурга выглядели одновременно знакомо и чуждо. Величественные здания в стиле барокко и классицизма соседствовали с футуристическими небоскребами. По мостовым, вымощенным брусчаткой, сновали не только автомобили, но и какие-то странные механизмы, похожие на помесь паровоза и космического корабля.

Квартира Лёхи находилась в старом доходном доме на Лиговском проспекте. Снаружи здание выглядело так, будто его построили еще при Николае II и с тех пор ни разу не ремонтировали. Внутри оказалось не намного лучше.

Переступив порог, я почувствовал себя Индианой Джонсом, открывающим древнюю гробницу. Квартира Лёхи оказалась именно такой, какой я ее себе и представлял - маленькой, обшарпанной и с таким специфическим запахом, будто здесь недавно сдохло что-то крупное и вонючее.

— Ну что ж, дорогой Лёха, — сказал я сам себе, оглядывая свои новые владения, — добро пожаловать в музей разбитых надежд и несбывшихся мечтаний.

Я начал изучать квартиру, и каждая вещь рассказывала мне историю жизни Лёхи. Обстановка была спартанской: продавленный диван, который, казалось, помнил еще времена Петра Великого; шкаф, перекошенный так, словно его