Мейнард Вуд - Пепел к пеплу (сборник)

Пепел к пеплу

Готическая и детективная фантастика в переводах Татьяны Адаменко

Предисловие от составителя. Идеальный партнер по преступлению

Хотя детективный жанр – это высокое и раскидистое древо с крепкими корнями, он совсем не чуждается сотрудничества с другими жанрами, и, как правило, от этого выигрывают оба. В самом деле, разве хороший сюжет можно испортить тайной и преступлением?

Составители этого сборника горячо любят готику, фантастику и детектив во всех его обличьях. Готика представляется нам этакой чопорной английской бабушкой множества современных жанров. Ведь сюжетный центр любого готического рассказа – это тайна; а где тайна, там должна быть и разгадка тайны.

Поэтому первые намеки на детектив появляются еще в классической готической новелле «История Черного леса» Мейнарда Вуда, в которой довольно беспутный молодой аристократ, спасаясь от кредиторов, уезжает в глухую йоркширскую деревушку и вскоре убеждается, что она полна тайн, которые могут угрожать его здоровью и жизни.

«Крепкий сон» – классическая история о призраке и семейных скелетах в шкафу.

В маленьком рассказе «Барон-музыкант» сверхъестественное возмездие настигает того, кого в наше время окрестили бы маньяком-убийцей.

Про автора рассказа «Гнев призрака» Джона Китчинга практически ничего не известно, кроме того, что он был знаком с родоначальником мистического детектива Уильямом Хоупом Ходжсоном и по его настоянию опубликовал в журнале «Лентяй» эту дружескую детективную пародию. Других публикаций этого автора нам найти не удалось; возможно, остальные его произведения так и остались известны только в кругу друзей.

Рассказы Герберта Гранта уже полностью принадлежат двадцатым годам прошлого века – а ведь это была не только «бель эпок» всей Европы, но и Золотой Век классического детектива. Расследование, кстати, ведет реальное историческое лицо – глава Скотленд-Ярда времен его становления сэр Чарльз Роуэн. Несмотря на то, что в мире фентези-детективов мистера Гранта существует магия, он соблюдает главное правило классического детектива – дает читателю все ключи к самостоятельной разгадке тайны.

В рассказах миссис Марты Стенхоуп, которая публиковалась с тридцатых по пятидесятые годы прошлого века, действует очень необычная для тех времен героиня: девушка-патологоанатом Элис Тэйл. Прочитав ее биографию, можно понять, чем был определен такой выбор. Произведения миссис Стенхоуп можно назвать судебно-медицинским фентези-детективом, поскольку в мире Элис действует довольно необычная магия Талантов.

И завершает сборник рассказ Фрэнка Торнтона в антураже шестидесятых «Прозрачная история». Автор этого рассказа очень много путешествовал, и его заметки с отчетами об увиденном охотно публиковало большинство второстепенных английских и американских журналов того времени. Все его фантастические рассказы тоже прямо или косвенно затрагивают тему путешествий. В «Прозрачной истории» инопланетян Шабдрунг пытается найти виновного среди экипажа космического грузоперевозчика. Детективная линия размывается, хотя при желании читатель все равно может поиграть в самостоятельный поиск отгадки; главным является описание экзотического мира, где каждый может видеть чувства другого.

Мы надеемся, что этот «ряд волшебных изменений милого лица» покажется Вам, уважаемый коллега по любви к детективу, интересным и увлекательным.

Мейнард Вуд

(1815–1870)

Родом из состоятельной семьи банкиров. Священник, собиратель фольклора, спортсмен, филантроп. Детство и юность вместе с родителями провел в Индии, никогда не учился в школе, что не помешало ему в 1824 году поступить в Оксфорд. Получил степень магистра, затем был рукоположен и назначен в приход Мейхем-парва в Девоншире. Был одним из учредителей публичной бесплатной библиотеки, основу которой составило его личное собрание книг. За гонорар от первого сборника рассказов на основе фольклорного материала отреставрировал фрески в церкви своего прихода. В отличие от сборников фольклора, готические рассказы и новеллы он публиковал под множеством псевдонимов; авторство нескольких вещей, в том числе «Истории Черного леса» он признал в частных письмах друзьям, но предполагается, что на самом деле им написано намного больше. Занимался игрой в крикет, плаванием, фехтованием. Коллекционировал трости и зонтики.

История Черного леса

Пролог

Уже второй час Билли Спенс обходил кругами рождественскую ель, главное (и единственное) украшение площади Блэквуда. Высотой эта ель была не менее сорока футов – стройная красавица-великанша, и нижние ветви опоясывали гирлянды из небрежно отшлифованных ярких камешков. На каждом камне красовался причудливый знак, похожий на скандинавские руны, выписанные готическим шрифтом; а между гирляндами ангелы из фольги, пряничные человечки, разноцветные шары и позолоченные массивные кресты увешивали ее так густо, что трудно было даже рассмотреть цвет хвои. Тем более трудно в зыбком свете луны было определить, действительно ли иглы и ствол этой ели имеют причудливый фиолетово-черный оттенок, или это всего лишь забавная оптическая иллюзия.

Даже не всматриваясь слишком пристально, можно было заметить еще одну странность: в неподвижном морозном воздухе ель легонько покачивала лапами, словно кокетливо приглашая собой полюбоваться.

Билли смотрел на движения ели равнодушно, с философским спокойствием повторяя круг за кругом. Только когда его взгляд возвращался к желтым прямоугольникам окон в домах, окруживших площадь, на его лице проступала тоскливая зависть.

Время от времени в окнах появлялись силуэты: мать поднимала ребенка на руки, чтобы он еще раз мог полюбоваться сияющей рождественской елью и ее дозорным. Иногда к ним подходил еще и отец семейства, и, вынув изо рта трубку, дружески кивал сторожу. В такие моменты Спенс вспоминал, что его обязанность не только скучна, но и почетна; Билл Спенс выпрямлял спину и изображал воинское приветствие в собственной интерпретации.

Но знаки внимания скрашивали его дежурство все реже и реже, пока все окна в домах не закрылись ставнями, как глаз спящего закрывает веко. Поверх грязно – белого, истоптанного сапогами всех обитателей Блэквуда, снега на площадь уже ложилось белоснежное покрывало, становясь все толще с каждой минутой.

Сторож делал один круг за другим молча, досадливо пыхтя; останавливался он только для того, чтобы достать массивную флягу, отвинтить крышечку и плеснуть под корни ели жидкость темно-красного цвета. Она упругими толчками лилась из широкого горла фляги вниз, и ель вздрагивала, словно женщина, которая брезгливо подбирает юбки от уличной грязи. На белом снегу лужицы казались то пурпурными, то черными, похожими на кровь; но далеко расходившийся в звонком морозном воздухе запах подсказывал, что это обычное вино.

Но когда все окна погасли, а снег на площади сиял по-прежнему, Билли Спенс нарушил молчание. Теперь тишину зимней ночи разбавляло не только похрупывание снега под его сапогами, а еще и его жалобное, невнятное бормотание, из которого иногда с поразительной отчетливостью вырывались слова «вино… лучшее… церковное…», «чертов жребий», и «дряная деревяшка!».

Прислушавшись к ним, можно было сделать вывод, что Билл Спенс недоволен своим жребием не в метафорическом, а в самом что ни есть буквальном смысле – именно он из всех мужчин Блэквуда вытащил жребий на это странное дежурство. Кроме собственной катастрофической неудачливости, его страшно возмущало то, что «лучший кагор» идет не ему в глотку, а впустую под корни «деревяшки». Так он бормотал довольно долго, находя все новые краски для описания своих несчастий. Он уже позабыл о том, что каких-то пару часов назад, во время представления, он был героем для всей детворы Блэквуда; и видел только нынешние свои страдания, с каждой минутой становившиеся все нестерпимей.

Наконец на одной из своих остановок он, воровато оглянувшись, часть содержимого фляги отправил под корни, а часть употребил внутренне. С каждой новой остановкой он обделял ель все больше и больше, пока на ее долю не пришлась пара последних капель, а на долю Билли Спенса – остальное содержимое фляги.

Ель теперь не просто раскачивалась, а дрожала, игрушки на соседних лапах сталкивались с мелодичным звоном; наконец один из хрупких стеклянных шаров не выдержал, и его осколки брызнули Билли прямо под ноги. Он бестрепетно, словно не заметив, наступил на них сапогом.

– Ты… стой здесь, а я домой пойду… греться! – внушительно помахал Билли флягой. Сказано – сделано, и, слегка загребая ногами, Билли пошел с площади прочь. Видимо, вспомнив о долге, он обернулся:

– Никккуда! Не уходи… ик! Я с утра… приду, проверю!

И, больше не оборачиваясь, отправился домой, к жаркому камину и уютной постели.