Проникающий в сны - Женя Ли

Женя Ли

Проникающий в сны

I. ВИКТОР. СОН ИЛИ ЖИЗНЬ

Должно быть, я единственный человек на свете, для которого звонок будильника — звук приятный и желанный. Глас реальности. Зов жизни. Однажды он не прозвучал — батарейки «сели». И я проспал почти трое суток, очнувшись лишь от удара по щеке. Я открыл глаза и увидел над собой взволнованное лицо Джеффри, моего крёстного:

— Извини. Я звал тебя и тряс — не помогало. Так что, пришлось…

— Который час? — я сонно огляделся: за окном было сумрачно.

— Уже семь. Семь часов вечера.

— Вечера?! — я сел в кровати.

— Я звонил тебе несколько раз. Но ты не отвечал, — Джеффри обеспокоенно смотрел на меня.

— Странно, я не слышал звонка.

— Ничего странного: твой телефон лежит внизу, в мастерской. Так что, ты не зря отдал мне запасные ключи, — крестный осторожно присел рядом.

— Да уж, — я рассеянно моргал, пытаясь сбросить остатки сна.

— Как ты? — Джеффри пытался прочесть ответ на моем лице. И, похоже, увиденное его не радовало.

— В порядке. Дай мне пару минут.

Голова кружилась. Во рту пересохло. И другие естественные потребности тоже напомнили о себе.

— Прости, Джеффри, я сейчас.

Но встав с кровати и сделав шаг, я пошатнулся — ноги едва держали.

Джеффри закинул мою руку себе на плечи и, придерживая меня, сказал:

— Пойдём. Я помогу.

Доковыляв так до туалета, я буркнул:

— Дальше я сам, — и уединился за дверью. А когда вышел — Джеффри ждал со стаканом воды:

— Держи.

Я почти залпом осушил стакан — и почувствовал себя лучше.

— Или ты болен, или… — его карие глаза внимательно смотрели на меня.

— Или что?

— Когда ты последний раз ел и пил?

— Вечером накануне. Я устал и лёг спать почти сразу после того, как ты ушёл.

— Я ушёл? Это было во вторник, — Джеффри потрясенно развел руками.

— Да. А сегодня…

— Вечер пятницы!

Я рассеянно заморгал:

— Не может быть.

— Но это так. Пойдём, я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — Джеффри чуть улыбнулся и положил руку мне на плечо. В его голосе было столько мягкой заботы, что я почувствовал себя признательным и виноватым. И улыбнулся в ответ:

— Спасибо. Только умоюсь сначала.

— А ноги как, держат?

Я сделал шаг-другой по направлению к ванной:

— Вполне.

Крёстный кивнул и отправился на кухню.

Я плеснул в лицо воды. Вот как, значит — проспал три дня и не заметил. А если бы Джеффри не разбудил меня? Конечно, это маловероятно — или он, или Оливер обязательно бы устроили розыски, куда я пропал. Но всё же? Я так и спал бы — пока не умер от истощения?

Я ненавидел сны и при этом не хотел просыпаться. Во снах я был царь и бог. Я мог сотворить себе любой мир; вернуть тех, кто ушел. Создавать иллюзии. Но они разбивались, едва я просыпался и возвращался в реальность. Всё такой же одинокий и беспомощный. Я мог найти любовь во сне, быть счастливым. Но единственная возможность продлить это счастье — не просыпаться. Спать вечно. Что значило умереть. Но умереть счастливым.

Была и другая причина. Стоило мне расслабиться и перестать контролировать видения — в мой мир вторгались сны других людей. Все их нелепые или кошмарные образы. Я не хотел видеть чужие кошмары — мне хватало своих. И я смотрел эти сны словно зритель, не желая вмешиваться. Но когда кошмары видят дети… Я не мог оставить их один на один с ужасом и болью. Утешал и успокаивал, как мог. И создавал для них маленькое чудо. Хотя бы во сне.

Взрослые должны сами справляться со своими кошмарами. Хотя и в таких случаях я редко оставался равнодушным. И потому ненавидел сны. Я считал этот проклятый дар причиной гибели нашей семьи.

И всё же, умирать мне не хотелось — хотя бы потому, что я знал: двух близких мне людей это бы очень расстроило. Один из них ждал меня на кухне и, судя по запаху, жарил тосты с сыром. Я машинально взглянул в зеркало: оттуда встревоженными тёмными глазами на меня смотрел кто-то лохматый и бледный. Наверное, это я. Утёршись полотенцем и пригладив волосы рукой, я вышел из ванной.

— Выглядишь уже лучше, — Джеффри, полуобернувшись от плиты, улыбнулся мне и помахал лопаточкой, — Делаю тебе омлет с гренками и сыром, если ты не против.

— Совсем не против, — я улыбнулся в ответ, — но не знал, что ты умеешь готовить.

Непривычно было видеть крёстного, джентльмена и аристократа, в фартуке и со сковородкой в руках — хотя держал он её вполне уверенно.

Джеффри рассмеялся:

— Не особо умею, на самом деле. Но надеюсь, что получится съедобно.

Я хмыкнул:

— Готов съесть в любом случае — просто умираю от голода.

— Кстати… о голоде… и прочем, — Джеффри положил омлет на тарелку и поставил передо мной, — Ты не собирался просыпаться? — он смотрел на меня чуть исподлобья, снова пытаясь читать по моему лицу.

— Конечно, собирался! — хотя я не был в этом так уверен, — Наверное, что-то случилось с будильником.

Крёстный молча смотрел на меня.

— Джеффри… я… у меня и в мыслях нет умирать. Да и спать вечно тоже — я ненавижу сны! Я их ненавижу, — закусив губу, я уставился на тарелку с едой, пытаясь успокоиться.

Я ненавидел сны за то, что обречён скитаться по ним. Но просыпаться не всегда хотел: иногда жизнь казалась мне еще более кошмарным сном.

Почувствовав руку Джеффри на своём плече, я поднял глаза.

— Прости. Я беспокоюсь за тебя, ты знаешь, — крестный смотрел на меня так… как отец смотрел когда-то. Когда просил быть осторожным.

— Я знаю. И обещаю проверять будильник прежде чем ложиться спать. Я даже два буду ставить — если хочешь.

Джеффри улыбнулся:

— Я могу звонить тебе и будить.

— Если тебе делать больше нечего…

— Так мне было бы спокойней.

— Я буду рад. Я всегда рад слышать тебя, — и это было правдой.

— Надо же. Я ещё не надоел? — Джеффри рассмеялся.

Я фыркнул:

— И не надоешь.

— Надеюсь, — Джеффри мягко улыбнулся. Но во взгляде его всё еще сквозило беспокойство и сомнение. И потому я со всей убедительностью сказал:

— Всё хорошо, Джеффри. Всё просто отлично.

Он хотел ещё что-то сказать, но промолчал. Сел рядом за стол и, кивнув в сторону тарелки, произнёс:

— Лучше съешь, пока инеем не покрылось. Поговорить и потом можно.

Я кивнул и принялся за