Ирина Баранова - Свидетель Страница 10

— Я что-то не пойму, куда ты клонишь? — Алекс лукавил, все-то он прекрасно понимал: девочка решила в сыщика поиграть. Нашлась тоже, Агата Кристи! Это и злило его, и забавляло одновременно.

Но Кристи даже не заметила его недовольного тона: на самом деле все то, что она сейчас высказывала Алексу, не давало ей покоя с самого начала, и она была рада, что хоть с кем-то может это обсудить. О том, как к этим ее домыслам может отнестись Алекс, она даже и не подумала.

— Знаешь, не вяжется одно к другому. Проще говоря — мотив где? Что такого сделал сторож Вексу, если он выбил ему зубы, сломал нос, а потом еще и истыкал всего ножом?! После чего пошел и ни с того, ни с сего придушил девушку. Да еще раздел ее, а одежду припрятал, да так, что не нашли. Это на незнакомой-то станции!

— Маньяк. А станции все равно одна на другую похожи.

— Угу. Может, и маньяк, конечно. Только странный — Мазай его раза в полтора крупнее. И уж всяко — не слабее. Ты таких маньяков видел, которые на мужиков нападают? Да еще и на таких, которые их одним пальцем в порошок сотрут?!

— Я вообще никаких не видел. А Векс впечатление беспомощного младенца тоже не производит, знаешь ли!

Все-таки она его разозлила! «Какого черта? Какого черта она мне все это втирает?! Да какая разница, что сделал этому уроду Мазай! И что взбрело ему в голову, когда он увидел Лору! Я видел его! И этого достаточно!» — Алекс, казалось, уже забыл, что совсем недавно ради этой женщины готов был горы свернуть. Сейчас он рвал и метал.

Кристи наконец-то заметила его состояние и испугалась: «Дура-дура, какая же я идиотка! Ведь даже мечтать не могла, что он вот так возьмет и придет. А наговорила черт знает чего! Обидела… Какое ему дело до моих умозаключений? Я ведь его, получается, обвинила в оговоре? В том, что он на самом-то деле ничего не значит? Но это же не так! Я же не виновата, что не вяжется тут одно к другому, я хочу только разобраться!».

Не совсем отдавая себе отчета, не понимая, зачем она это делает (а, семь бед — один ответ!), Кристи произнесла:

— Ответь мне на один вопрос.

— Спрашивай, — буркнул Алекс. Разговор уже тяготил его.

— Скажи, ты точно уверен, что Векс убийца?

— А ты — нет?! — Грин встал, намереваясь уйти.

— Бежишь? — Кристи устало усмехнулась, она все сама испортила, воистину: язык мой — враг мой.

— Тебе пора спать. Завтра тяжелый день.

Сказал — как отрезал.

— Бежишь…

— Ты грибы-то доешь. И ложись! — Алекс улыбнулся, пытаясь загладить невольную грубость. В конце концов, судьба этого подонка — не повод для ссоры. — На самом деле поздно уже. И я устал сегодня тоже…

От табуретки до двери — пара шагов.

— Ч-черт! Ты чего вещи-то свои разбрасываешь, где попало? Так и шею свернуть недолго. На, убери, — Алекс нагнулся и поднял с пола какой-то предмет.

Боль резанула…

Бетонные стены туннеля, кабель, длинный кабель по стене. Если держаться за него, то идти легче. Холодно, зуб на зуб не попадает. Хорошо, что он знает туннели, охране его не найти, не догнать. А если заблудится и не выберется отсюда? Сдохнет. Ну и что? Пусть и сдохнет, но свободным! А может, и повезет? Не-не, он выберется, обязан! Он должен еще разобраться, кто его упек туда, и почему он должен отвечать за чужие грехи?..

— Саша, Саша, да очнись ты! — Кристи хлопает его по щекам. — Что, плохо? Может, Мамбу позвать?

— Нет, не надо, прошло все. Подожди, ты это где взяла? — мужчина протянул ей нечто, похожее на башмак, сделанный из коры дерева.

— В сторожке, на растопке лежало, у печурки. Выпал из сумки, надо же, а ты об него чуть шею не свернул.

— А взяла зачем?

— Да не знаю. Предмет странный! Лежит у печки, на дровах, на обувь похоже. Вопрос: а чья? И как попала туда? Вот и взяла, на всякий пожарный.

— Точно, угадала. Обувь это, чуня называется. Дело годичной давности помнишь? Парень девчонку задушил в туннеле к Академической?

— Такое забудешь… Он тогда так орал, что не виноват и что еще разберется, что и почем!

«Так он и не виноват!» — подумал Алекс, но вслух произнес:

— Сбежал он. Это его чуня.

— Так что же, получается, он был у Мазая? Так это значит…

— Ничего это не значит. Все, давай спать. Утро вечера мудренее. Завтра договорим. Пока!

— Спокойной ночи…

Интересное кино! Но Алекс прав: она подумает об этом завтра. А сейчас — спать!

Перед тем как погасить свечку, Кристи сняла трубу с телефона. В конце концов, она имеет право выспаться…

Глава 4

«ПО ВОЛНАМ МОЕЙ ПАМЯТИ…»

Вы можете запереть двери. Вы можете закрыть окна.

Но сможете ли вы пережить эту ночь?

10 ноября. После полуночи и до утра. Станция Гражданский проспект

Алекс брел по платформе. Ночь, никого, пусто. Можно сколько хочешь гулять по узкой полоске посередине между жильем и торговыми палатками. Полоска эта имела официальное название — «Проспект Надежды», но оно как-то не прижилось, и между собой обитатели «Гражданки» называли «главную улицу» по старинке, Невским.

Утром станция проснется, и тут вновь закипит привычная жизнь: забегают дети, запахнет едой, народ потянется на кухню, в хозблок, на работы… Потом опять все утихнет до вечера. Днем тут, разве что, парочка совсем уж немощных стариков, что не годны ни для каких работ, выползут из своих нор пообщаться. Да еще мамочки с грудничками выйдут «погулять на улицу». Ну, неугомонные дошколята еще — от этих, если разойдутся, только треск стоит. Вечером… Вечером станция оживала вновь. Вот Эдик Ладыженко, если настроение есть, конечно, вытаскивает свой аккордеон и начинает тихонько наигрывать. Как бы для себя, но грустная мелодия проникает в самые дальние уголки станции. Кому-то это нравится, и они готовы слушать это, а кто-то раздраженно бурчит: опять тоску наводит! Вот умаявшиеся за день женщины собираются «на лавочке» посплетничать — как без этого? Влюбленные парочки, шумные подростки… И так — до девяти, когда тушат половину ламп. Это напоминание: вечер заканчивается, скоро огни погасят совсем, и на Невском опять воцарится тишина.

Тогда наступит его, Алекса, время. Днем, а особенно вечером, он старался не появляться на платформе: его чурались, отворачивались при встрече, а потом разглядывали исподтишка, или того хуже — шептались вслед. Пожалуй, так относились только к жителям Мурино, к мутантам. Правда, муринцам не досталось той ненависти, что достается ему. При всем том, что некоторые готовы тратить огромные средства на его содержание. Эх, люди, люди… Хотя, за что их судить? Разве можно по-иному относиться к человеку, который в этом мире имеет все, что пожелает? Если исполняется любое его желание касаемо еды, одежды, удовольствий. Все самое лучшее. Любой каприз. Остальные работают, из кожи вон лезут, чтоб обеспечить достойное существование себе и остальным, а он получает все «безвозмездно, то есть даром»? Не ударив для этого палец о палец. По людским меркам он неплохо устроился, и просто обязан быть счастливым. Если бы они узнали, что это не так, то возненавидели бы Грина еще больше. Да, у него есть все. Но никому невдомек, что Алекс лишен того единственного, что на самом деле имеет значение и что есть практически у каждого из них — свободы. Свободы передвижения. Свободы любить, кого любится. Свободы распоряжаться своей жизнью. Но пока он, Алекс Грин, распоряжается их жизнями. Их счастье, благополучие их семей в его руках. Стоит только захотеть… И они знают это.