Ирина Баранова - Свидетель Страница 11

Только вот не захочет он никогда.

Алекс сел на ступеньки трибуны, что устроил для себя Рат (хлебом не корми, дай перед народом покрасоваться). К себе идти не хотелось. Душно-то как! С остервенением рванул ворот свитера…

Нет, такого не может быть! Он, Алекс Грин, не ошибается никогда! Он просто не может ошибиться! Или все-таки может? Ведь сейчас-то он точно знает — тогда, год назад, он показал на невиновного… Откуда пришло к нему это знание? Чуня… Вещь, которая принадлежала беглецу. Человек может лгать другим, но не себе, не в этом случае, по крайней мере. Брошенная беглецом обувка рассказала Алексу больше, чем, наверное, смог бы рассказать сам беглец: она впитала в себя все его отчаяние, недоумение, злость, а потом выплеснула все это на Алекса.

Но как же так? Он же точно видел этого парня там, у трупа. Все было как обычно, но… Он ошибся! Судьба посмеялась над ним, жестоко посмеялась… Что ни говори, а за столько лет сложно не уверовать в собственную непогрешимость! Алекс Всемогущий! Господь Бог местного разлива!

— Ч-черт!.. — Алекс не удержался, выругался вслух.

Ведь что получается-то? Если ошибся один раз, где гарантия, что не ошибется и второй? Так, может, Кристи и права? Ч-черт!!! Одно дело — знать, что на «Дачу» отправляются по заслугам, и совсем другое: понимать, что твоими стараниями там оказываются те, кто этого ну никак не заслужил! Такого он себе позволить не может. Больше не может. Хватит с него! Пусть он пропащий человек, но не убийца!

Алексу вдруг стало холодно, захотелось забраться под одеяло и просто уснуть.

Дома он нарочито медленно, стараясь сосредоточиться на процессе и отвлечься от тяжелых мыслей, разделся, лег. Но одеяло не спасло от озноба: наверное, это уже просто нервы. В голове промелькнула неожиданная мысль, но тут же исчезла, и вспомнить, про что она, Алекс уже не смог. Что-то не так. Но что? Ответ, кажется, вот он, рядом… Но это только кажется. Ладно! Пусть так. Ясно одно — он должен с этим разобраться. Дело чести. А теперь — спать!

Но сон не шел. Алекс попытался считать слонов, потом — от десяти до нуля и обратно… Не помогало ничего. Оставалось единственное, проверенное средство — вискарь. Заодно и согреется. Достал драгоценную бутылку: «Ну, будем здравы, бояре»…

— Машка-а! Жена, — а я дома! И на завтра отпросился. Поедем в Петергоф, а? Позвоним твоему начальнику…

Последнее время все у них идет наперекосяк. Казалось, что тут такого — проблемы на работе? Другие семьи они сплачивают, а вот у них… У них все наоборот. Когда все это началось, Маша стала отдаляться, замыкаться в себе. Сколько раз Саша просил ее отвлечься или хотя бы рассказать, что конкретно там случилось, но она только отмахивалась. Он обижался: почему муж не имеет право знать, что такого там произошло? Проблемы — вот весь ответ. Судя по ее виду и поведению — проблемищи!

— Что, совсем худо?

— Совсем. Поедем завтра в Петергоф. И звонить никому не надо, меня пока в отпуск отправили.

— Может, расскажешь, что случилось-то? Хватит в себе держать.

— Потом. Ужинать давай.

Наутро был дождь, и о Петергофе можно было бы забыть. Но жена неожиданно для него заупрямилась и настояла: поедут. Не сахарные, не растают… Это была их последняя совместная поездка. И как же им было хорошо! Промокли, замерзли, но были безмерно счастливы. А по дороге домой купили бутылку виски. Водку Машка не переносила, коньяк — тоже не очень, а согреться-то надо? На вкус напиток показался ей той же водкой — фи, мерзость! — но она пила его, добавляла в горячий чай. И быстро напилась, смеялась и плакала… А потом вдруг, в одночасье, протрезвела и рассказала ему все.

Как ни странно это было, но Саша воспринял новость почти с радостью. Только страх быть не понятым женой остановил его от того, чтоб высказать это ей напрямую. Сам же он ничего страшного не увидел: ну, подумаешь, уволят! Будет сидеть дома, ребенка заведут, в конце-то концов. Он зарабатывает достаточно, и на двоих, и на троих хватит. Да и кому она нужна, такая работа?! Ни выходных, ни проходных, сутки эти гребаные, после которых, поспав пару часов, опять бежать на работу…

— Машк, а давай ты расстраиваться не будешь, а? Дома посидишь, ребеночка заведем?

— Саш, ты дурак или ничего не понял?! Я не дома могу посидеть, а очень даже в Крестах!!! Ты что думаешь, пропажа арестантского дела вместе с вещдоком — это шуточки?

— Я действительно в этих ваших делах понимаю мало. Но если порассуждать, то кому охота подставляться? Не, начальнику проще тебя втихую уволить, без скандала.

— Не получится без скандала, Саш, дело арестантское — это одно. Плохо, конечно, но восстановить все равно можно. Наркота пропала. И тут я по уши виноватая — не сдала вовремя на хранение. Так что статью я уже заслужила…

Обухом по голове. Да уж, влипла ты, Мария Павловна… Вслух он, однако, сказал:

— От сумы да от тюрьмы… Машк, я тебе, честно, самые свежие сухари носить буду!

Но жена попытки разрядить атмосферу не оценила. Это была их первая серьезная ссора…

Грин с удивлением смотрел на бутылку: «Ого! Да ты Александр Иваныч, оказывается, алкач!». Сам того не замечая, он выпил почти половину. Просто так, без закуси. Точно, алкач. Вот бы Рат порадовался: сколько раз споить-то его пытался… Надо хоть водичкой запить да убрать бутыль подальше. Для другого случая. И спатеньки…

Алекс огляделся: куда бы засунуть? Как назло, куда ни сунься — все под рукой! А, ладно, в шкаф. Вниз, в самый угол, чтоб лениво было наклоняться лишний раз…

— Я провожу тебя сегодня. Можно?

— Угу. Саш, я боюсь…

Вообще-то отпуск Маша еще не отгуляла, отозвали. Оба понимали: ничего хорошего это не предвещает. Но, с другой стороны, все к одному концу! Скорей бы уж…

Вместе они дошли до дверей райотдела; оба были на взводе, поэтому дорогой почти не разговаривали.

— Ну, все. Я позвоню.

— Маш, я так не могу. Я тут тебя дождусь.

— Тогда лучше в кабинете.

— Не прогонят?

— Нет, нормально, у нас не пропускной режим. Пошли.

— «Ну вот, я и в Хопре!» Сорри, в мусар… опять не то, в полицейском участке, вот!

— Гринев, перестань ерничать! Люди же слышат.

— Мань, это нервы, прости. И ты такая грустная, мне ж хоть чуток развеселить тебя охота.

— Угу.

— Маш, а что за амбре такое? — он поморщился. — Как вы все это выносите?

— Это из-за дежурки, сюда же кого только не таскают — и пьянчуг, и бомжей.

— Хоть бы проветривали!

— Не помогает. Да это еще ничего, бывает и хуже.

Пока шли коридорами, Саша с любопытством крутил головой: вот уж действительно, сколько раз не говори «халва», во рту слаще не будет. Ну стали теперь полицией. А здание как было мусарней, так и осталось. Хоть бы подремонтировали…