Зло той же меры - Михаил Григорьевич Теверовский Страница 11

– Оружие на изготовку! – донёсся до меня будто издалека крик напарника, и, понимая, что ничего не остаётся, я взялся за пистолет обеими руками и направил на приближающуюся толпу.

Опасная внутренняя злость откуда-то из глубины преподнесла мне столь притягательную и одновременно отталкивающую мысль: стрелять в туловища… или в голову. Но я сумел взять себя в руки и целился по ногам. Раздался выстрел, затем ещё один. Они не остановили толпу. Почувствовавшие вкус крови и близость смерти, те, словно берсерки из древнескандинавской мифологии, не чувствовали больше страха. Их цель – убить нас, чего бы это ни стоило.

Внезапно, прорезая воздух, до моего уха донёсся вой сирен. Кавалерия прибыла… Дорога перекрыта в обоих направлениях, но парни в диспетчерской не идиоты – они провели водителей так, что три огромных бронеавтомобиля теперь летели к нам на помощь по встречке. Большая часть толпы, вмиг отрезвев и образумившись, бросилась врассыпную, точь-в-точь как тараканы, когда человек включает свет на кухне. Осталось с десяток совсем отмороженных ублюдков, которые то ли от крайней степени слабоумия, то ли от критического превышения адреналина в крови всё же пытались добраться до меня и напарника. Двоих мы сбили остатками патронов в магазинах, после чего напарник перезаряжался, а я, выхватив вновь телескопическую дубинку, готовился задержать их. Но это всё же лишнее. Крайнего, бегуна, располагавшегося ближе всего к приближавшимся бронеавтомобилям, сбила мощная струя водомёта, а из первой машины уже выбегали четверо, передёргивая затворы автоматов.

– Думаете, вы победили? – сорвав с себя противогаз, прокричал мне один из этого чёртового клана с татуировкой на лице. – Хрен там. Клянусь, что завтра мы соберём всех своих братков. Здесь, на нашей улице. Нашей улице! Мы отомстим за Тёмного и Сиплого, которых вы повязали. И за Эдика… Запомни эти имена, сволочь! Завтрашнему патрулю здесь хана. Понял, а?! Я клянусь, мать твою!

Даже с расстояния десяти-двенадцати метров я отчётливо видел, как брызгала с каждым словом его слюна, а щёки тряслись. Казалось, что его всего трясло вместе с ними от бессильной ярости. Мне стало смешно. Смешно от того, каким уверенным тоном кричал этот тип, напоминавший тонкую палку, чьи ручки, кажется, вот-вот надломятся под очередным порывом ветра. А также потому, что, слава богу, я буду со стопроцентной вероятностью направлен для несения службы в любое другое место, но не в этот треклятый квартал. Дважды подряд в одно место не посылают. Хорошо, что он не видел моей улыбки под затемнённым забралом шлема, иначе наверняка бы бросился на меня, завершив тем самым своё жалкое существование у меня на руках. Ещё бы и пришлось пытаться его откачивать, чёрт бы его побрал… И лишь в глубине души мне было немного жаль тех, кому завтра не повезёт – чуяло моё сердце, что эти отморозки обещание своё сдержат. Или как минимум попытаются.

Арестованный напарником за ношение ножа-бабочки, а также добавившийся к нему напавший на меня с битой, теперь мучавшийся с простреленной ногой чуть повыше колена, были рассажены по двум разным бронеавтомобилям. С них не сводили глаз четыре конвоира в полной амуниции и даже лучшей, чем мы с напарником, боеготовности. Мы же разместились в третьей машине. В кузове места было немного, особенно с учётом нашей довольно объёмной защитной амуниции – мы называли её между собой «скафандрами». По бокам были прикреплены два длинных сиденья, больше похожих на лавочки. Железные, обитые поистрепавшимся материалом, сильно напоминавшим искусственную кожу, они были помимо того что короткие, ещё и довольно узкие. И всё же, как говорит народная мудрость, «в тесноте, да не в обиде». Я бы вполне согласился поехать даже на крыше, если бы единственной альтернативой было и дальше сбегать от толпы отморозков на своих корявых двоих.

Мой напарник сидел прямо напротив меня. Я осознавал, что этот анонимный идиот раздражает меня одним только фактом своего дурацкого существования.

Вместе с нами в машине ехал командир этой спасательной для нас колонны. Стоит отметить, что особым радушием он не отличался, да и нами был явно недоволен очень и очень сильно. Я прекрасно понимал его, да и был благодарен за спасение единственной и драгоценной моей жопы, а потому первые минут пять послушно, словно нашкодивший ученик перед учителем, выслушивал его не прекращавшийся ни на секунду крик, направленный в наш адрес. После же начал подзакипать – тяжело получать несправедливые обвинения и сомнения в своих умственных способностях с учётом того, что твоей вины нет никакой. Особенно сложно терпеть после того психологического накала – проще говоря, ада, – который мы только-только пережили:

– Вы чё, мать вашу! Бессмертные, что ли, нах? А? Вчера забирали отсюда парней, дня два назад, с неделю… По три-четыре происшествия в неделю, и это минимум, нах! У вас что, в этот грёбаный квартал специальный отбор проходит, а?! Самых тупых, храбрых и отбитых? Вот на хрен вы лезете в конфликт?! Ты мне можешь сказать, чувырла, а?

– Во-первых, не «ты», а «вы». Так в уставе написано, – не выдержал всё же я. – Во-вторых, с хрена ли ты меня спрашиваешь, если вон – сидит герой сегодняшнего дня? Вот дружище, объясни мне, чем тебе этот с бабочкой так помешал?

– Человек был в неадеквате и нарушал закон. Мы как полицейские должны были остановить его, чтобы оградить общество от сумасшедшего… – отчеканил мой напарник, не запнувшись ни на мгновение, словно репетировал этот текст не один раз.

Интересно, он прокручивал его у себя в голове с самого ареста? И для чего? В попытке оправдаться перед собой же или позже, передо мной и начальством, представляющим из себя голос из динамиков? Я чувствовал, как весь закипаю где-то глубоко внутри.

– Да заткнись ты со свой мантрой на хрен, – сказал ему я, чуть наклонившись вперёд, сидя теперь на самом краешке «лавочки» и сверля из-за забрала взглядом эту однообразную, точь-в-точь как остальные полицейские в машине, чёрную фигуру с шлемом на голове. – Ты полез и меня за собой потянул в такую жопу только потому, что мозги у тебя к чёрту набекрень. Не знаю, ты там что-то хочешь доказать себе или просто-напросто отбитый, скажу одно – иди ты на хрен. Спасибо за внимание.

– То, что ты не хочешь делать свою работу – твоя проблема, а не моя.

– Не хочу делать работу?! – всё тлеющее и искрящееся в моём сознании и душе вмиг взорвалось, вырываясь наружу с такой мощной силой, словно извергался вновь сам Везувий. –