Макс Кроу - Лучший стимпанк-детектив Страница 12

– На минус первом. Он всегда проводил там много времени и никого не впускал.

Дом и впрямь походил на склеп. Картины и вазы были прикрыты бесцветными тряпками и чем-то напоминали застывших в полете призраков, широкие лампы в виде колеса раскачивались от сквозняка, тихо поскрипывая цепями. Столько вокруг добра пропадает.

– Вы не возражаете, если я немного осмотрюсь? – спросил я, с горечью подсчитывая, сколько дверей осталось без моего внимания.

– После того, как откроете сейф, – ответила она жестко.

На середине лестницы я остановился: впереди находилась приподнятая половица. Дом ухоженный, хозяин умер недавно. Запустением и плохой погодой этого никак не объяснить. Присмотревшись, я заметил, что точно так же подняты доски на других ступеньках. Черт меня подери, если это случайность.

– Здесь у нас немного меняется маршрут, – сказал я, перепрыгивая через перила вниз. Илайн последовала за мной.

– Стойте! – воскликнула она, когда я направился к решетчатой двери лифта. Палец девушки указал на два параллельно расположенных друг напротив друга отверстия в проеме. Заметив мою озадаченность, она улыбнулась. – Я не так уж бесполезна.

– Разумеется, миледи, – милостиво согласился я, и указал на коврик под ее ногами. – Но только что вы бы изжарили нас обоих…

Она отступила на шаг, брезгливо оттолкнула носком сапога цветастую тряпку и посмотрела на доску, служащую рычагом для запуска ловушки. Лишь воткнутая мною отмычка, мешающая педали закрыться, спасла нас от разряда электричества, дуга которого и стала бы смертельной ловушкой.

– А вы и впрямь мастер, – в ее голосе было такое удивление, будто до сих пор я делал что-то из ряда вон бестолковое.

Управление лифтом было спрятано за дверцей, пришлось несложной манипуляцией вскрыть замок. Клетка повезла нас вниз, и я невольно вспомнил посещение замка, из которого чудом выбрался живым. Странное воспоминание. Меня редко накрывает во время задания, обычно я не думаю ни о чем, кроме работы. Но было что-то, мешающее сосредоточиться.

Слишком много ловушек. Этот Люсси должен был и впрямь ненавидеть дочь или воров, чтобы придумать столько дрянных шуток. Всё это нелепо. Я искоса посмотрел на сосредоточенную Илайн. Ни тени сомнения. Немного тревоги, чуть взмокла кожа над верхней губой, но во всем остальном – сама безупречность. Либо ей часто приходилось бывать в таких местах, либо девица многое повидала, по сравнению с чем наше ночное приключение – сущий пустяк.

– Вот он!

Сейф и впрямь стоял чуть ли не посреди комнаты. Мы увидели его, едва Илайн подкрутила вентиль и спичкой подожгла фитиль в висящей на стене лампе.

Большой металлический куб с двумя рычагами и замком. Похоже, в наследство леди Илайн должна была достаться лошадь, или даже парочка. Или самоходная карета. Для чего еще нужен такой огромный ящик размером чуть ли не с сарай? Он похож на армейский или…

Я снова искоса глянул на Илайн. Она обошла ящик вокруг и нахмурилась:

– Здесь цифровая комбинация. Я не знаю, что отец мог выдумать. Это могли быть любые цифры, он же все равно умирал и не собирался открывать сейф.

Я достал из сумки специальную трубку, которой медики прослушивают сердцебиение. Приложив ее к стенке сейфа возле замка, принялся подкручивать ролики. Мне не были важны цифры, которые проходили под подушечками пальцев. Главное, когда раздастся щелчок, остановиться. Эти замки еще менее надежны, чем те, что запираются на ключ. Быстро их не взломаешь, но в тишине и при достаточном времени – запросто. А времени у нас было много, в этом я уже не сомневался.

Илайн молча ждала, когда же я уберу трубку и отойду от сейфа. Она выглядела нервно-возбужденной, что было бы куда понятнее в начале нашего пути. Впрочем, теперь меня это не удивляло, а лишь подтверждало догадки.

И вот замок поддался! Мы встали с разных сторон сейфа и на счет «три» потянули на себя рычаги. Механизм был тугим и шел тяжело, но все же дверь открылась.

– О, это прекрасно! – воскликнула Илайн.

Я не видел ее, и вместо того чтобы идти к двери, обошел куб сейфа с другой стороны и взобрался на его крышу.

Отсюда мне было видно девушку, которая стояла перед открытой сокровищницей с пистолетом в руке. Она явно ждала меня не для того, чтобы поблагодарить. Мелочная стерва. С Патриком еще придется побеседовать на эту тему.

Пригнувшись, я крался вперед. Она не могла меня слышать, но почувствовала движение воздуха. В момент, когда девушка обернулась, я уже прыгнул на нее. Пуля едва не задела мою щеку. Я сбил Илайн с ног и отбросил в сторону оружие.

– Стой, вор! Ты не знаешь, что… – начала она, но я, схватив ее за шею, толкнул во мглу сейфа и тут же захлопнул дверь.

– Благородные дамы так не поступают, – отдышавшись, заметил я, надеясь, что Илайн меня услышит.

Из-за толстой двери доносилась такая отборная ругань, что высший свет Асилума умер бы в судорогах, услышав хоть часть этой эмоциональной речи. Посмеиваясь, я подобрал ее револьвер и положил на крышку сейфа. Завтра же сообщу о ней Имперским егерям. Пусть достанут девчонку. В конце концов, Лоринг вор, а не садист. Похоже, крошка была из ловцов. Не знаю, зачем она придумала эту гнусную легенду о наследии, и зачем провела по такому маршруту, но другого объяснения у меня пока не было.

Патрик ответит за своё поручительство. Меня нельзя так подставлять.

Чтобы вечер не был полностью испорчен, я проверил остальные помещения. Улов был беден, но хотя бы покрывал расходы. Разумеется, предоплата Илайн осталась у меня в качестве компенсации.

Выбравшись тем же путем, что и попал в дом, я отправился восвояси, справедливо полагая, что со всеми бедами разберусь утром.

Мой дом служил убежищем столько, сколько я прожил в Асилуме. А это без малого тридцать лет. Солидный срок. Трудно считать родной ту крохотную лачугу, где я родился. Не помня отца и матери, запаха дома, мебели, не имея ни малейшей зацепки, чтобы появилось то самое щемящее чувство, которое вызывают давние воспоминания, разве могу я тосковать о той конуре? Или приют. Место, больше похожее на тюрьму для детей. В детстве одни наивны, а другие – жестоки, и оба этих чувства пронзительно искренние, заполняющие всю сущность. Я помню, как повесился мой одногодка, затравленный старшими детьми. Знал, что случалось с теми девочками и мальчиками, которых комендант уводил к себе после восьми вечера, когда большинство надзирателей расходилось по своим теплым домам. Я умел прятаться от волчат, в которых превращали детей жестокость и безнравственность взрослых. Помню кандалы и розги, трехдневные голодания, унижения и побои. Так было ли это место мне домом?

Нет, настоящей норой для побитого жизнью лиса стало именно это место. Чудесная комната в едва уцелевшем доме, с обветшалым камином, где зимой горели поленья, а на решетке можно было запечь рыбу и яблоки. Я знал голос каждой половицы, замечал появление новых пауков, всегда был рад, когда ласточки лепили свои гнезда у меня под крышей. И именно поэтому я никак не ожидал, что кто-то посмеет нарушить границы моих владений.

Я проснулся тогда, когда скрипнула первая ступенька. Времени на раздумья не было. Бросив в сумку все, что по случайности было не сложено, я отодвинул комод и юркнул в запасной ход. Когда начали ломиться в запертую дверь, я уже был в расщелине лопнувшей стены и начал спуск. Спрыгнув на землю, я кинулся к ограде. Повис, подтянулся, перегнулся и замер. В лицо мне со всей строгостью смотрело дуло тридцать второго калибра. Вероятно, они не ожидали, что увиденное заставит меня прыгнуть не вперед, а назад. Я фактически свалился на спину, но тут же вскочил на ноги и рванул обратно к дому, намереваясь обойти его с другой стороны.

– Стойте, Лоринг! – из-за угла навстречу вышел молодой мужчина в гражданской одежде. Он передернул затвор ружья, направляя его на меня. – Вы арестованы.

– На каком основании? – вежливо поинтересовался я, понимая, что бежать бессмысленно. Слева и справа появились люди в мундирах. Чертовы егеря, загнали-таки зверя. И сдается мне, без подлой собачонки, способной пролезать в норы, дело не обошлось.

– В кандалы его, – натянуто улыбнулся сыщик.

Я для вида еще возмущался и требовал проявить уважение к закону, но глубоко в душе понимал, что содержимого моей сумки достаточно, чтобы состряпать какое-никакое обвинение. А в суде его можно подать под любым соусом. Воров никто не любит, и едва ли судье будет дело до того, на чем меня взяли.

В участке воняло дешевым табаком, сырым деревом, пылью, горелой бумагой и грязными ногами. Один из моих конвоиров явно перестарался с чесноком на завтрак, и теперь от него разило так, что слезы на глаза наворачивались. У второго был ужасный насморк, и всякий раз, как он утирал нос, у меня всё сжималось от мысли, что сейчас эти руки прикоснутся ко мне.

Они усадили меня на стул посреди кабинета. Тут было три стола: один у стены, два по бокам. На одном из них печатная машинка, на другом – чернильница и перьевые ручки. Консерватор и новатор. Третий стол был практически пуст, если не считать табакерки и увеличительного стекла.