Макс Кроу - Лучший стимпанк-детектив Страница 13

– Так-так-так, прыткий вы, Лоринг, но и на таких управа имеется, – со спины меня обошел тот самый сыщик с ружьем, что присутствовал на задержании.

Высокий, худощавый, с довольно узкими плечами и потому крупной головой, он был болезненно-бледным, каким-то даже зеленоватым. Пристрастие к дешевому табаку его погубит. У него были впалые щеки и сухие губы, длинный узкий нос, глубоко посаженные глаза, и волосы, почти доросшие до плеч. Сняв пальто, он остался в клетчатой рубашке кирпичного оттенка и коричневом жилете, который был ему явно короток.

Вторым зашел мужчина лет пятидесяти или старше, с седыми бакенбардами, которые вливались в бороду. При этом под нижней губой было тщательно выбрито, чтобы визуально увеличить подбородок. Его лицо было мясистым, с рыхлой кожей, а брови длинные и причесанные, хотя пару волосков торчало невпопад. Этот был невысок и крепок, как осенний гриб.

Второй принес мою собственную сумку и самым бесстыдным образом высыпал ее содержимое прямо на стол. Стоит ли рассказывать, какие интересные вещи появились оттуда? Отмычки, парочка серебряных побрякушек из дома Люсси, револьвер, дротики, колчан с болтами…

– Меня зовут Гилберт Вилсон. Всё еще хотите знать, на каком основании вас задержали? – усмехнулся старший, смерив меня презрительным взглядом.

– Разумеется, – ничуть не смутившись, ответил я. – Всё, что вы мне показали – это содержимое сумки. Кстати, сама сумка принадлежит мне, а вот вещи я вижу впервые. Подозреваю, что вы перепутали их. Ненароком.

– Прекрати паясничать! – сощурился младший. – Все мы знаем, кто ты, Лоринг. Долго водил за нос Двор Венаторов, но игры кончились.

– Как жаль, – искренне вздохнул я, – жаль, что вы так думаете. Ведь на основании этого…

Мой кивок указал на стол.

– … меня даже самый строгий судья не упрячет за решетку. Мало того, что вы продемонстрировали мою сумку без понятых, так еще и с набором, который в наше неспокойное время может принадлежать хоть столяру, хоть обувщику.

– Вы правы, – нахмурился старший. – С этим к судье было бы смешно идти. Другое дело – если бы у нас нашелся свидетель, подтверждающий ваши преступные намерения.

– Ох, ну это уж вряд ли…

Я почувствовал запах духов еще до того, как увидел ее. И сердце ухнуло в пятки. Забивая каблучками гвозди в крышку гроба моей свободы, вошла прекрасная Илайн. Вот что мне не нравилось в этой девушке, хоть она и само совершенство. Но как, как это создание могло быть ищейкой? Разве похожа она на подлую коротконогую собачонку, загрызающую зверя в его норе?

– Нападение на Венатора при исполнении, попытка убийства, – бархатным голосом произнесла она, подошла к столу напротив моего стула и прислонилась к нему, почти присаживаясь на столешницу.

О, сегодня она выглядела и впрямь как леди. Строгое платье цвета модного нынче шоколада, молочный шелковый платок, тонкие перчатки с игривой вставкой из черного кружева на запястье. Волосы лежали на плече простой косой, дамский цилиндр с вуалью дополнял образ. Прекрасная амазонка и при этом подлая стерва. Как банально.

– Я не имел чести знать кто вы, миледи, – ответил я со всей учтивостью, поклонившись, насколько позволяло сидячее положение, чтобы это не выглядело комично. – Иначе бы поступил по-другому.

– Убили бы меня? – ее губы насмешливо дрогнули.

– Всё это неважно, – прервал нашу беседу младший сыщик, и по его неприятному резкому взгляду не на меня, а на Илайн, я сделал безошибочный вывод, что кое-кто здесь давно мучается от безответной любви. Знал бы этот законник, где дама его сердца предпочитает развлекаться. – А суть нашей встречи в том, что вы попали, Лоринг.

Я молчал. Кандалы давили запястья, и постоянно терзала мысль, что я не чувствую рук. Не могу пошевелить пальцами, сжать кулак. Саднящее чувство бессилия. Не представляю, зачем они меня держат здесь. Прежде мне не доводилось попадаться, но сомневаюсь, что процедура выглядит именно так.

– Сейчас, – произнес старший сыщик, – у ворот ждет повозка. В ней вас доставят в темницу Святого Джефферса, где вы проведете около трех месяцев до суда, и после, как мы все прекрасно знаем, отправитесь либо на работы в шахтах, либо, учитывая ваши заслуги, будете повешены.

Я нервно сглотнул. Мою шею уже будто что-то сжимало.

– Неприятная перспектива, – сочувственно цокнула языком Илайн.

– Леди не престало измываться над пленником, – заметил я.

– Молчать! – прикрикнул младший сыщик. – Ты не пленник, а преступник.

Они снова замолчали, и мне показалось, что разговор оборвался на самом интересном моменте. Так и было, поскольку старший, обойдя стол с печатной машинкой, сел в кресло и задумчиво произнес:

– Что вы скажете, если мы сделаем предположение, будто вашу свободу можно вернуть?

– Скажу, что внимательно вас слушаю, – мне не пришлось врать.

– Выйдите.

Последние слова относились к моим конвоирам. И вот мы в кабинете остались вчетвером. Клянусь, у меня промелькнула мысль, что сейчас все обернется пытками.

– Ситуация такова, сквайр Лоринг, что мы можем оказаться друг другу полезны, – он сложил ладони на животе. – Ваши навыки послужат на благо городу, а мы в свою очередь похлопочем о том, чтобы ваше наказание было смягчено.

Я кивнул, показывая, что заинтересован в предложении. Что может быть хуже виселицы? В тот момент я думал, что ничего. Но ошибся.

– Нам от вас нужны… с позволения сказать, консультации, – туманно продолжил старший, явно давая понять, что есть какая-то общая тайна, которую мне знать не положено. – Вам будет показан дом или несколько домов, и вы, как опытный человек, должны будете назвать все недочеты безопасности, которые увидите. Любые варианты проникновения внутрь. Ошибки в расположении охраны. Словом – всё.

Пока это звучало несколько бессмысленно, и я уточнил:

– От меня требуется назвать изъяны дома, и за это вы меня отпустите?

– Не совсем, но суть вы уловили верно. Речь не идет о том, чтобы вас отпустить. Вы останетесь в темнице, в лучших из возможных условий, без соседей по камере. И по мере надобности будете выполнять наши несложные для вашего опыта поручения, – в словах старшего не было и намека на издевку, и звучало все так просто, что немудрено было согласиться. Наверное, другой бы так и сделал, но мне решительно не нравились его слова:

– Погодите, я буду жить в клетке, как попугай, и вы иногда будете выпускать меня на прогулку?

– «Попугай»! – хохотнул младший, – я бы не придумал лучшего сравнения!

Все присутствующие, включая меня, посмотрели на него так, что сыщик заткнулся.

– Практически так и будет, – подтвердил старший. – Но не торопитесь с выводами. У вас есть время подумать. Сейчас вас отправят в темницу на общих основаниях, чтобы думалось вам легче.

Он кликнул конвоиров, и те немедленно вывели меня из кабинета. Выходя, я ощущал, как взгляд Илайн прожигает мне спину.

Двор Венаторов не раскошелился на самоходную карету, и меня погрузили в самую обычную черную повозку, запряженную двумя пегими лошадьми. Окошко было одно – на двери, с такой толстой решеткой, что и неба-то не различишь. Мои кандалы приковали к стенке, оба конвоира сели на скамью напротив, один из них ударил в стену, где сидел кучер, и мы тронулись.

И тут мною овладела тоска. Сказать по правде, у меня до сих пор не возникло ни одной мысли о возможности побега, а это означало только одно: я направлялся в темницу. Впервые в жизни.

Святым Джефферс стал только с полсотни лет назад, когда его канонизировала церковь. До этого его карьера складывалась более прозаично. Главнокомандующий имперской армии, человек выдающегося ума, талантливый стратег и при этом кровожадный и жестокий ублюдок, каких свет не видывал. Но для патрийцев, разумеется, он был спасителем: при нем наша армия не знала поражений, а потери были так малы, что воевать стало не более опасно, чем выйти из дома пропустить кружечку чего-нибудь крепкого. Мало кто думал о том, что обрушивается на наших врагов. В центре такого не услышишь, а по бедняцким кварталам разносились байки про отравленную воду, чумных крыс, холерных диверсантов. Джефферс ослаблял врага, а после – брал его голыми руками. Есть ли разница между бесчестной победой и кровавым побоищем? Наверное, для империи – нет. Но что-то мерзкое извивалось в душе от звука его имени. Поэтому когда на его портреты налепили нимб, превратив в иконы, а его именем назвали мужскую тюрьму для отъявленных негодяев, никто особо не радовался.

Здание тюрьмы выглядело как мощная крепостная башня. Она была окружена стеной с башнями поменьше, в каждой из которых были стрелки, готовые уничтожить незадачливого беглеца. За стеной находился ров, но не с водой, а с топью, через которую и пройти-то нельзя, не то что проплыть. Тех преступников, кому при побеге хватило ловкости улизнуть от пули, из топи никто не вытаскивал. Их вопли слушала вся тюрьма, а стражники наблюдали за тем, как болото пожирает свою жертву.