Юрий Дихтяр - Ночной фотограф Страница 12

Я по-идиотски киваю ему головой, так как во рту у меня всё пересохло. Когда он вышел из машины, я устало откинулся в кресле, тщетно пытаясь сдержать дрожь во всём теле. Мне срочно нужна музыка, Мэнсон или Металлика, я полез искать диск, нашёл Удо, дрожащими руками заправил его в плеер и когда поднял голову, увидел, что ко мне идёт человек в плаще, беседовавший перед этим с майором. Побарабанил пальцами по стеклу и когда я открыл дверь, протянул руку и сказал:

– Фотоаппарат!!! Быстро!!!

Вот он, момент истины.

Есть такой метод коррекции настроения – слушаешь музыку, подходящую твоему настроению на данный момент, пока не сольёшься с ней, не проникнешься до самого скелета. Например, на улице – пасмурно, моросит дождик, люди – хамы и ты всеми покинут, одинок и нелюбим. Тебе тоскливо и жизнь – говно. Тогда тебе нужно слушать блюз, и чем он монотоннее и жалобней, тем лучше.

Или, например, тебя оштрафовал гаишник, подрезал на дороге бык на джипе, твой босс поимел тебя и нахамила пенсионерка в магазине. Ты бы их всех поставил в рядок к стенке и показал бы им, кто здесь царь зверей. Если бы мог. Тогда смело врубай какой-нибудь трэш или дум, поагрессивнее.

Или вдруг накрыл приступ человеколюбия и тебе до слёз жалко всех своих знакомых с их проблемами, жалко котёнка или птенца, выпавшего из гнезда, пенсионеров, учителей, бомжей и всех угнетённых мира, подыщи себе музыку посветлее, например, Квинов с их оптимистичными гимнами.

Внимательно вслушиваемся в выбранную музыку, впитываем её. Пусть она ещё больше разворошит твои чувства, а затем постепенно сменяешь музыку, подгоняя её под то настроение, которое бы ты хотел иметь. Если ты собрался на вечеринку, заканчивай процедуру диско, трансом, техно. Если у тебя романтическое свидание – лучше всего съехать на медляки и баллады, если очень романтическое, то лучше лёгкого джаза не придумаешь. Закрепляешь это всё пятью-шестью композициями. И проблем словно и не было.

Домой я еду под Удо, призывающего меня замочить всех врагов, попрыгать на их обугленных черепах и, размахивая копьём, броситься в новые схватки с несправедливостью. Я зол на свою никчемную жизнь, на моих странных знакомых, на Звягинцева особенно. На этих уродов из чёрного катафалка. Я размахиваю кулаками, смело отвечаю на их вопросы с иронией и сарказмом, да так лихо, что у них слов не находится в ответ. Одному даже даю пощёчину, так, слегка, чтобы просто объяснить с кем они имеют дело. Ишь, суки, думают, что им всё дозволено – рыться в моей машине, трогать мой фотоаппарат, разговаривать со мной свысока!!!

Жаль только, что они этого не видят и не слышат, как говорится, намахался я кулаками после драки вволю.

Дома я слушаю уже более спокойную музыку и мечтаю, как я сделаю себе пластическую операцию, сменю имя и устроюсь егерем в какой-нибудь глуши, вдалеке от этого страшного города с его ночным беспределом, наркоманами, вампирами, типами с носилками и мёртвыми шлюхами с китайскими палочками в сердце.

Китайские палочки!!! Через минуту я уже смотрю на компьютере фото мёртвой девушки. Странно, но сам покойник не так впечатляет меня, как его фотографии. Они вызывают у меня чувства безысходности, я представляю, как умирал человек, что он чувствовал, и мысль о том, что он уже никогда не будет живым, всё, финита ля комедия. От реального трупа можно отвернуться, но от фотографии не отвернёшься, это как отпечаток в памяти, который уже не сотрёшь.

Эта девушка могла бы сейчас сладко спать, спрятав носик под одеялом. Или пить кофе на кухне с подругой и болтать о новинках гламура или заниматься любовью. Всё что угодно, вместо того, чтобы лежать со стеклянными глазами в носилках на полу фургона. Всего один неверный шаг, стечение обстоятельств, мгновение судьбы оборвало её жизнь. Если бы она поступила немного не так, как поступила, всё было бы иначе.

Что я ищу на фото? Не знаю сам, я рассмотрел её ещё там, на месте. Увеличиваю китайские палочки – обычные, одноразовые, без всякого орнамента, скорее всего из кафе с восточной кухней. В глазах у девицы никакого испуга, спокойствие и покой, даже истома. Она даже не поняла, что умерла, такая безмятежность была в выражении лица.

Я листаю фото одну за другой по кругу, пытаясь найти что-то, сам не знаю что. И вот просмотрев их все по десятку раз, я, наконец, нахожу то, что не давало мне покоя. Вот, на шее!!! Чуть выше левой ключицы у неё были две точки, я сначала подумал, что это родинки или капли крови, но сделав максимальное увеличение, я понял, что это за точки. Это были укусы, две дырочки в коже, с засохшей кровью по краям. Совсем как у меня на руке. Минут пять я тупо пялился на монитор, наливаясь страхом, потом меня стошнило, и я еле успел добежать до унитаза.

Интересно, как в подсознание моего поколения впечаталась война, хотя мы знаем о войне только по фильмам, книгам и рассказам бабушек и дедушек. Наверное, каждому снились кошмары, в которых монстрами были фашисты, гестаповцы, эсэсовцы, в чёрной форме, со шмайсерами в руках и с овчарками, рвущимися с поводков. Меня всю ночь мучили немцы. Я прятался от них в руинах, бежал по катакомбам, меня привязывали к столбу и пытали, прижигая факелами и срезая кожу офицерским кортиком, я ждал своей очереди в газовую камеру. Но у них ничего не получалось, потому что я всегда вовремя просыпался. Я ускользал прямо из рук, чтобы вскочить в ужасе на мокрой от пота постели и снова провалиться в ужасы войны.

В последнем сне я стоял на платформе станции метро с Ленкой и её друзьями из института. Вокруг было много народа, все нарядные и праздничные: мужчины в белых сорочках, женщины в цветастых платьях, дети с шариками в руках, словно ехали на первомайскую демонстрацию. Когда подошёл поезд, все ринулись в вагоны, а мне места не осталось. Двери закрылись и я остался один на пустой станции. Ленка кричала мне что-то с перекошенным от ужаса лицом, в толчее мелькнуло лицо мамы, которая ехидно и злобно улыбалась мне. Поезд исчез в тоннеле, и вдруг из висящих под потолком колоколов-репродукторов полилась песня «карусель, карусель, кто успел, тот и сел, прокатись на нашей карусели». Многократно отражаясь от стен, она звучала весело и масштабно. Только мне было совсем не весело, я знал, что сейчас здесь появятся немцы и убьют меня. Я уже слышал, как стучат кованые сапоги в переходе, лающую немецкую речь.

Я спрыгнул на рельсы и побежал в темноту тоннеля вслед за поездом. Но бежать мне пришлось недолго. Меня ослепил свет фар мчащегося мне навстречу поезда. Я успел рассмотреть в кабине машиниста Звягинцева в эсэсовской форме. Он давал гудок, натягивая верёвочку, свисающую с потолка.

В ужасе открыв глаза, я избежал столкновения с поездом, но гудок не исчез. Он трансформировался в сигнал дверного звонка. Звонили настойчиво. Затем начали стучать. Лучше бы меня сбил Звягинцев на паровозе. Я всё понял – открывайте, за вами пришли. Дотягиваюсь до пачки сигарет, подкуриваю и лежу спокойно, пуская дым в потолок. Возможно, это моя последняя сигарета. Не буду открывать, пусть выбивают дверь, лишние несколько минут жизни мне не помешают. Мне даже не страшно, мне всё равно. Я вспоминаю типов из чёрного фургона. Бесполезно что-то предпринимать. Они профессионалы, надеюсь, что всё закончится быстро и безболезненно. Фашисты.

В голове крутится дурацкая песенка про карусель. Действительно, последние дни похожи на аттракцион в парке культуры и отдыха. Меня закружило, я сижу на уродливой пластмассовой облезлой лошадке, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть. А карусель всё набирает обороты, крутится всё быстрее и быстрее, и усидеть всё сложнее, и спрыгнуть невозможно, потому что всё вокруг уже сливается в сплошную линию, а ветер надувает щёки, как у парашютистов в свободном полёте. И финал всего один, вопрос только в том, сколько сможешь продержаться.

Вот сейчас, наверное, я слетаю с карусели и разбиваюсь насмерть. В дверь уже стучат ногой. Я лежу и не думаю вставать, измученный ночными кошмарами, да и чувствую я себя не очень хорошо. У меня ещё есть время, чтобы вспомнить всё хорошее, что было в моей жизни. Только в голову лезет весь биографический негатив, ну и бог с ним, это тоже часть жизни. Стук прекратился, но отозвался мобильник. Беру трубу и вижу, что звонит Звягинцев.

– Да, – говорю я, – милиция? Вы вовремя, пришлите кого-нибудь, тут хулиганы выбивают двери.

– Ты дома? – удивлённый голос майора, – открывай, это я выбиваю.

– Пароль?

– С Новым годом…

– Ключ под унитазом, – говорю я ответ и, с трудом поднявшись с дивана, иду открывать.

Этот шуточный пароль – ответ у нас ещё с детства, мы с майором выросли в одном дворе.

Звягинцев с порога уставился на мою исполосованную грудь, а когда я пошёл обратно в комнату, ещё и на спину.

– Кто это тебя так? Розгами били, что ли?

– Да так, пара незнакомых дам. В порыве страсти.

– Живут же люди,-зависть в голосе, – хотя представляю, что сказала бы жена мне на такой боди-арт.